Гленн продолжал бегать в спортивном костюме по дорожке перед квартирами холостых офицеров на военно-воздушной базе Лэнгли, и его действительно ничуть не волновало, что большинству пилотов это может не нравиться. Бег был ему полезен по нескольким причинам. Гленн был старше остальных, и в тридцать семь лет ему приходилось прикладывать дополнительные усилия, чтобы показать, что он в отличной форме. Кроме того, у него имелась склонность к полноте. У Гленна были среднеразвитая мускулатура и очень маленькие кисти рук. А вот ноги у него были огромные – настоящие бочонки, мускулистые и мясистые одновременно, и в области бедер откладывался жирок. Когда Гленна отобрали для участия в проекте, он весил семьдесят четыре килограмма, и ему не помешало бы сбросить килограммов шесть или даже больше. А что касается его жизни в доме для холостяков… Почему бы и нет? Они с Энни купили дом в Арлингтоне, потому что там были отличные бесплатные средние школы для детей. Зачем снова перевозить семью, когда половину времени он будет проводить в дороге и, вероятно, сможет видеть их только по выходным?
А если кому-то кажется, что он живет как монах… Что ж, его это не слишком-то задевало. Соревнование есть соревнование, и нет нужды притворяться, что его не существует. У Гленна уже имелось одно преимущество перед другими шестью парнями: его летный рекорд и то, как он завладел вниманием прессы. Он готов был выдавать по сто десять процентов на всех фронтах. Требуется четыре часа дополнительных физических упражнении в неделю – ладно, дадим восемь или двенадцать. И пусть остальные думают что хотят, – Гленн был абсолютно искренен в своем поведении.
Каждый участник «Меркурия», как и всякого нового проекта, хотел стать пилотом, которому доверят совершить первый полет. Во время летных испытаний это означало, что начальство смотрит на тебя как на человека, у которого есть нужная вещь,необходимая, чтобы бросить вызов неизвестности. А в проекте «Меркурий» первый полет должен был стать к тому же самым выдающимся в истории. Гленну сказали, что первый полет будет суборбитальным. Они должны совершить десять-одиннадцать суборбитальных полетов на высоте примерно сто миль – а это на пятьдесят миль выше общепризнанной границы между атмосферой и космосом. На орбиту выйти не удастся, потому что используемые ракеты «Редстоун» не могут выработать достаточно энергии, чтобы вывести капсулу на орбитальную скорость – примерно восемнадцать тысяч миль в час. Капсула поднимется и спустится по большой дуге, как артиллерийский снаряд. Когда она достигнет вершины этой дуги, астронавт испытает минут на пять состояние невесомости. По плану эти суборбитальные полеты должны были начаться в середине шестидесятых годов, и все семеро пилотов думали только о них.
Конечно, выйти на земную орбиту и еще дальше в космос предстояло другим людям. Но их, в свою очередь, будут отбирать из числа тех, кто совершил первые суборбитальные полеты. Так что весь мир запомнит именно первого астронавта А когда человек это понимает, то ему нечего стесняться и упускать открывающиеся возможности. Гленн не забывал об этом и всегда ждал, когда сияющий вокруг него ореол заметят. В Корее, поддерживая с воздуха сухопутные части морской пехоты, он пришел к выводу, что самое главное сейчас – поступить в истребительный эскадрон военно-воздушных сил, как Ширра и сражаться в небе у реки Ялу. Получив назначение он сбил в последние несколько дней войны три Мига. Когда война закончилась, Гленн, поняв, что теперь открывается новое поле деятельности – летные испытания, – пошел прямо к начальству и попросил направить его в школу летчиков-испытателей на военно-морской базе Патьюксент-Ривер, и ему пошли навстречу. Он прослужил там лишь три года, когда решился на свой трансконтинентальный перелет на F-8U. Гленн сам продумал план полета, который стал самым знаменитым за всю историю морской пехоты! Хотя все знали, что это возможно, но никто никогда не пытался совершить непрерывный трансконтинентальный перелет на средней скорости выше 1 Маха Гленн разработал всю схему, включая воздушные рандеву с тремя заправочными самолетами AL, – ему нужно было снижаться до высоты в двадцать две тысячи футов, чтобы встретиться с ними. Этот полет он совершил 16 июля 1957 года, преодолев расстояние от Лос-Анджелеса до летного поля Флойд-Беннет в Нью-Йорке за три часа двадцать три минуты. Ходили слухи, что Гленн потеснил нескольких летчиков, которые гораздо лучше управлялись с F-8U, и так далее, и тому подобное. Но это была его идея! И он ее осуществил! Если бы он не пробивался вперед, то всего этого вообще бы не случилось. В 1958 году Гленну стало понятно, что вся армия работает над проблемами управляемого космического полета. Проекта «Меркурий» еще не существовало, и имен будущих руководителей космической программы никто не знал. Глупо было бы ожидать, что главная роль в этом деле достанется морской пехоте. И Гленн устроился в Бюро по аэронавтике при военно-морском флоте. Он добровольно участвовал в испытаниях центрифуг в Джонсвилле, в Пенсильвании, выдерживая серьезны перегрузки, связанные с космическими полетами. В марте 1959 года, спустя месяц после того как их семерых отобрали в астронавты, он в качестве представителя Бюро по аэронавтике при Наблюдательном совете НАСА посетил авиастроительный завод Макдоннелла в Сент-Луисе, где следил за процессом производства капсулы «Меркурия». Гленн и сам не знал, почему отобрали именно их семерых… но, как бы то ни было, это не уменьшало его шансов.
Теперь ставки снова выросли, и ничто не мешало ему стать первым человеком в космосе. НАСА, конечно же, было все равно, кто победит русских – он или любой другой американец. Но в Гленне росло радостное возбуждение, которое помогало ему выдержать все эти пробежки по обсаженной соснами дорожке в Тайдуотере, штат Виргиния. Это был тот самый esprit [5]– обычно называемый патриотизмом, но лучше всего передаваемый выражением joie de combat, [6]– который царил в годы Второй мировой, а также (среди пилотов и только среди них) во время корейской войны. Проект «Меркурий» официально считался гражданским предприятием. Но Гленн разглядел в нем новую отрасль военного дела. Они, все семеро, по-прежнему служили в армии и получали офицерское жалованье, хотя и ходили в гражданском. А весь проект окружала боевая атмосфера настоятельности и первостепенной важности. И в этой новой сфере военного дела не существовало никого выше тебя по званию. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
По плану проекта они подчинялись Роберту Гилруту, руководителю новой Космической оперативной группы, а тот, в свою очередь, подчинялся сенатору Хью Драйдену, чиновнику из НАСА. Гилрут был превосходным инженером и хорошим человеком. Он написал первое научное исследование технических характеристик самолета – «Требования к удовлетворительным летным качествам самолетов» (отчет НАКА № 755, 1937 год), ставшее классическим. Крупный лысый застенчивый человек с пронзительным голосом. Совсем недавно он руководил в НАКА Отделом по разработке беспилотных летательных аппаратов, который проводил эксперименты с беспилотными ракетами. Гилрут не привык общаться с военными и уж тем более с честолюбивыми пилотами. Среди инженеров он считался гением, но не мог взять семь восходящих звезд, внезапно ставших самыми знаменитыми пилотами Америки, и превратить их в команду Боба Гилрута.
Астронавты были столь знамениты, их так почитали и постоянно дергали по всяким пустякам, что в этой новой отрасли военного дела им не было равных. Всюду, где бы они ни появлялись, люди бросали свои дела и смотрели на них этим особым взглядом, полным благоговения и сочувствия. Сочувствия – потому что все наши ракеты взрываются. Это был прекрасный, дружелюбный, теплый взгляд – все правильно, – но все же в нем заключалось что-то странное. Словно это была сияющая улыбка сквозь слезы – слезы и радость вместе. Раньше в Америке так никто не смотрел: этот взгляд вернулся из первобытного прошлого. Это была улыбка, полная почтения и изумления – перед такой храбростью! – улыбка, которой одаряли участников поединков заранее, до боя.
