В ответ на вопрос Писарева, почему в «Дыме» нет Базарова, Тургенев писал: «Вы не сообразили того, что если Базаров и жив — в чем я не сомневаюсь, — то в литературном произведении упоминать о нем нельзя: отнестись к нему с критической точки не следует, с другой — неудобно; да и наконец — ему теперь только можно заявлять себя< …>, а пока он себя не заявил, беседовать о нем или его устами — было бы совершенною прихотью, даже фальшью» (там же).
Аналогичное объяснение отсутствия в «Дыме» героя типа Базарова было высказано несколько позднее М. В. Авдеевым, который писал Тургеневу: «…выполнение осталось прежнее и об ослаблении таланта нечего и думать, а сатирич(еская) сторопа его („Дыма“) даже сильнее < …> но интерес повести слабее предыдущих; в этом, впрочем, виновата ее эпоха: продолжая Ваш ряд романов, Вы должны были взять в герои политич(еского) преступника или не брать никого и хорошо сделали, предпочтя последнее. Совершенно верно, что у Литвинова нет политических) убеждений — но от этого он и мало интересен, как и вся мужская половина. Но общий очерк эпохи совершенно верен и хорошо обрисован» ( Т сб,вып. 1, с. 418).
В русской периодической печати первые отклики на «Дым» появились еще до выхода в свет номера «Русского вестника», где был напечатан роман, и были связаны с публичными чтениями Тургеневым отдельных глав его в Москве (29 марта (10 апреля) 1867 г.) и в Петербурге (3 (15) апреля 1867 г.).
«Московские ведомости», помещая 1 (13) апреля 1867 г. (№ 73) отчет о «Литературном утре в пользу галичан», писали, что «львом» этого публичного чтения был Тургенев, который «вступил на кафедру при громе рукоплесканий». Прочитанные главы имели успех, и после того, как Тургенев закончил чтение, он был окружен многочисленными друзьями и почитателями.
Заметка в «Московских ведомостях», выходивших под редакцией M. H. Каткова, не касалась существа прочитанных Тургеневым глав из «Дыма».
М. П. Погодин также не вдавался в анализ содержания «Дыма», а ограничился только резким выпадом против его автора. «На этой неделе, — писал М. П. Погодин в газете „Русский“, выходившей под его редакцией, — прочитан был, говорят с ужасом, в обществе любителей русской словесности отрывок И. С. Тургенева, очень неприличный для публичного чтения, на коем присутствуют и женщины и девицы» (Русский, 1867, 3 (15) апреля, лист 7 и 8, с. 124).
О публичном чтении «Дыма» в Петербурге писали две газеты: «Голос» (1867, № 99, 9 (21) апреля) и «Гласный суд» (1867, № 178, 5 (17) апреля). Если газета «Голос» только констатировала большой успех, выпавший на долю Тургенева, прочитавшего «губаревские и генеральские сцены», то газета «Гласный суд», фактическим редактором которой был П. А. Гайдебуров, сочувственно относившийся к раннему народничеству, дала оценку общего замысла прочитанных глав. «… г. Тургенев для своего романа, — писал рецензент „Гласного суда“, — выбрал самый безобидный сюжет — русское заграничное барство, которое проводит чуть не всё время вне России, играя в рулетку и толкуя о будущности России…» Автор отзыва — вероятно, Н. К. Михайловский [313]— отрицал социальное значение «Дыма» и указывал только на имеющиеся в нем «признаки тенденциозности».
Мнение рецензента газеты «Гласный суд» не изменилось и тогда, когда он прочитал роман Тургенева целиком.
В статье, посвященной «Дыму» (Гласный суд, 1867, № 221, 30 мая (11 июня)), он доказывал, что «социальное значение» нового романа Тургенева «заключается в каких-нибудь двух, трех случайных фразах» и что «сок рассказа» составляют отношения Литвинова к Ирине. «… Зачем тут примешан какой-то протест против общества, — писал рецензент, — без этого протеста аристократическая Ирина лучше сохранила бы обаяние красоты, молодости и страсти, каким так заботливо окружает ее автор». Ни Литвинов, ни Потугин, по мнению рецензента, не имеют никаких общественных идеалов: «они только эгоистически заняты томлениями своего сердца…» Западнические идеи, развитые в «Дыме», показались автору статьи устаревшими, не отвечающими насущным потребностям русского общества. Он считал, что Тургенев, заботясь только о том, чтобы русские сами изобрели «свой плуг» и «свою дугу», «совершенно сходится» со славянофилами.
Отзыв о «Дыме» рецензента газеты «Гласный суд» во многом перекликался с разбором этого романа в статье Н. Лунина (Г. Е. Благосветлова) «Старые романисты и новые Чичиковы», напечатанной в журнале «Дело» (1868, № 1 и 3), и с некоторыми другими рецензиями критиков-демократов.
Основной вывод статьи Г. Е. Благосветлова сводился к тому, что творчество Тургенева безнадежно устарело, хотя он и считал Тургенева «первой величиной между писателями сороковых годов» (Дело, 1868, № 1, с. 3). Касаясь «Дыма», автор статьи не отрицал мастерской мозаической отделки «мишурно-любовных сцен» (там же, с. 5), но речи Потугина представлялись Благосветлову лишенными социального смысла «копеечными обличениями» (там же, с. 7), а Литвинова он назвал «хозяином-приобретателем», идущим по пути Чичикова (там же, с. 15–16). Будучи, по словам критика, талантливым художником, Тургенев не позаботился о том, чтобы «дать своему таланту другого, лучшего назначения, посвятить его изучению высших человеческих интересов и понять действительные потребности того общества и литературы, которые дали ему имя и славу» (там же, № 3, с. 9). Благосветлов упрекал Тургенева не только в том, что он не знает молодого поколения и не нашел в нем никого, кроме Суханчиковой и Ворошилова, но и в нежелании когда-нибудь его узнать и заканчивал свою статью сожалением, что произведения Тургенева — «это тончайшие кружева, которые не могут ни греть, ни прикрывать тело, но могут украшать его» (там же, с. 20).
Статья Н. Русланова «Русские belles lettres в Бэден-Бадене (По поводу романа „Дым“)», помещенная в I т. сб. «Новые писатели» (СПб., 1868 г.), была написана не только с бо́льшим уважением, чем статьи «Гласного суда» и «Дела», к прежним заслугам Тургенева, но и с большим пониманием достоинств и недостатков его нового романа. Автор статьи, как и Писарев, считал, что главное в «Дыме» это — «генеральские сцены», по поводу которых в оппозиционных кругах русского общества говорилось: «Эта сатира весьма полезная штука: ибо в последнее время тамдумали, что Тургенев за них, а теперь видят, что он не за них — и это сильно злит» (с. 285). Как и Писарев, Н. Русланов утверждал, что «губаревские сцены» написаны Тургеневым из дипломатических соображений и что они являются «противовесом» к сатире на высшее общество, пришитыми, однако, «белыми нитками» (с. 287). Вслед за другими критиками-демократами Н. Русланов высказывал сожаление, что при изображении гейдельбергской эмиграции Тургенев не постарался выбрать в «этой массе разнородных оттенков» «несколько фигур, которые бы верно обрисовали и жалкие и светлые стороны нашего юношества» (там же, с. 289).
П. Л. Лавров, несмотря на неизменный интерес к творчеству Тургенева, смог откликнуться на новый роман писателя только в 1869 г., да и то в статье, напечатанной в №№ 5 и 9 «Отечественных записок», в отделе «Наука», без подписи.
Статья П. Л. Лаврова «Цивилизация и дикие племена» начиналась небольшим разделом: «Потугин вместо предисловия». Лавров признавался, что талант Тургенева доставлял ему «всегда много удовольствия», что он, как и автор «Дыма», недолюбливает деятелей «тех кружков, представителями которых г. Тургенев выставил изящных генералов» ( Отеч Зап,1869, №5, с. 108), и тем не менее, с его точки зрения, положительный идеал романа — служение цивилизации — лишен какого бы то ни было смысла.
Полагая, что Россия уже вступила в «период цивилизации» и что, следовательно, когда Потугин призывал служить цивилизации, он произносил только «громкие слова», не вникая в их смысл, Лавров напоминал о том, что «взамен людей, произносящих „громкие слова“ русскому обществу нужно побольше людей, которые бы смело < …> посвящали свою жизнь и мысль на критику настоящего, на борьбу со всем гнилым, на развитие более строгой истины, на осуществление более полной справедливости» (там же, № 9, с. 127–128). Статья заканчивалась упреком Тургеневу, который, по мнению Лаврова, «улетучил в дым и мысль реакции, и мысль прогресса».
