Взрывы за кормой – это эсминец перепахивает море глубинками, но, как я и ожидал, ставит глубину много меньше, чем надо бы. Взгляд на планшет, отдаю команды, в ЦП все как единый механизм, такой противник нам еще не попадался никогда. Проскакиваем за кормой «Айовы», выходим на авианосец, ему бы сейчас отвернуть вправо, кормой к возможной атаке, и самый полный. Но вот ордер поломать решится ли без разрешения флагмана? Еще пуск, снова одна торпеда. Мы не звери, чтобы устраивать союзникам геноцид, достаточно лишь нарушить их планы, мешающие нам, – что будут штатовцы делать с подранками посреди океана?
Отворот вправо, за корму эскадры. Готов имитатор, перепрограммированный под акустику немецкой «девятки» (запись с охоты на Люта). Пуск – курс сто пятьдесят, скорость девять. Взрыв торпеды, по докладу ГАКа, пеленг с авианосцем совпал. А мы отходим на вест, погрузившись на трехсотметровую глубину. Как только взрывы глубинок остаются за кормой, прибавляем ход. Американцы вцепились в имитатор, бомбили сериями, с нескольких эсминцев, да ради бога, если боеприпасов не жалко.
В шести милях к весту решаемся всплыть на перископную и, подняв антенну, радировать от лица U-181. Что тут жирная дичь, возможно, подранки, спешите (а если найдут и добьют, мы-то тут при чем?). Хотя главный расчет на то, что сообщение перехватят американцы. И запеленгуют, конечно, – но мы, снова погрузившись на триста, даем максимальный ход, стараясь быстрее выйти из возможной зоны поиска. Идем на норд, затем сворачиваем к осту. Судя по акустике, американцы сбились в кучу, стоят на месте, а эсминцы мечутся вокруг, взрывы глубинных бомб все еще слышны нашей чувствительной аппаратурой. Ну а мы с «Краснодоном» успеем выйти из возможной зоны обнаружения. Вот зачем надо было бить авианосец, не утопить, но сделать неспособным выпускать самолеты! Контроль океана воздушным патрулем на сотни миль вокруг – нам это надо?
– С сообщением не поторопились, командир? – спрашивает Петрович. – Если U-181 успешно отстрелялась и в эфире, так кого тогда они там гоняют? Сообразят ведь про ложную цель…
– Как это кого? – отвечаю. – Героическую итальянскую лодку, которая тоже подкрадывалась к линкору, но немцы испортили ей всю охоту. Как стемнеет, заставим графа составить донесение. Пусть теперь головы поломают, кто отличился.
– Еще и третий кандидат есть, – замечает Сан Саныч, – которого мы у Испании утопил. Он ведь сюда шел?
– Мы не гордые, – отвечаю, – без нас разберутся, кому Рыцарский крест, а кого – в личные враги американского президента.
Может, и обошлось бы? Прошли бы мимо или послали бы какого-нибудь энсина, документы проверить, ну а бочки в трюме, бочки и есть? Мы все ж союзник, а не нейтрал, из английского порта идем. Диверсанту с добычей надо возвращаться тихо, невидимкой, не дыша… или напротив, с оглушительным шумом, пожаром и трупами, где-то в стороне. Стандартная процедура досмотра не опасна – ну а если в «Манхеттене» не поверили и сейчас активно ищут пропавшее? Что стоит разослать по флоту ориентировку, вид и количество пропавшего груза? И тогда энсин, строго повинуясь приказу, предложит «Краснодону» пройти до ближайшего порта союзников, а затем прилетят Те Кто Надо и посмотрят уже грамотно, ай эм сори, рашен, но вы должны понимать, война! Так что спокойнее…
И что теперь, всех приближающихся топить? Ну положим, пока не всех, трудно же будет объяснить кому-то, что делает в Северной Атлантике U-181, которая вообще-то шла в Индийский океан (а сейчас возвращается домой, согласно отправленной еще неделю назад радиограмме, для ремонта палубной артиллерии). Такое вот счастье выпало американцам, на нее натолкнуться. Может, все же было лучше «Айову» топить? Чтобы не довелось ей никогда стрелять по Корее, Вьетнаму, или что там будет в нашей версии истории?
Атака по рисунку была такой же, как мы наблюдали в Атлантике, только попав сюда, охота немецкой лодки на союзный конвой. Две торпеды, два попадания? Так это современный ГАК может показать, что торпед было по одной в каждом пуске (и то без стопроцентной гарантии), и это при том, что сигнал пишется и анализируется на комп, можно разложить на составляющие, прокрутить в замедленном, повторить. А в этом времени все на слух, сидит такой «моцарт» в наушниках, слушает шумы моря и крутит ручку, поворачивая антенну, – если сигнал сильнее, пеленг правильный. Если гидролокатор, добавляется еще «пик» на экране осциллографа, дающий дальность, привычные нам экраны кругового обзора появились лишь в пятидесятые. А чисто на слух уверенно сказать, что идет не одна торпеда, а две-три?
Сумеют что-то идентифицировать по обломкам торпед и следам взрывчатки? Так взрыв неконтактный, «водяным молотом» по корпусу, а не осколками ОФ-снаряда. И все это будет хорошо обмываться текущей водой при буксировке на несколько тысяч миль, так что о химическом анализе не стоит и говорить. И осколки не собрать, утопли на километровой глубине. Единственно, имитатор жалко, когда еще тут научатся делать такие?
А, что сделано, то сделано! Больше суток уже на ногах, «а вдруг завтра война, а я не выспавшись»? Если еще кого-то черт принесет… Так что можно сдать вахту Петровичу.
Интересно, если «Айова» ход потеряла или может лишь, как «Бисмарк», кругами ходить? Чем ее штатовцы буксировать будут? Особенно если на нашу радиограмму от лица U-181 немецкие подводники слетятся как мухи на мед? И авианосцу досталось – когда мы на связь выходили, вдали что-то здорово горело, дым на горизонте был виден хорошо.
А, к собачьим чертям все! Сначала выспаться, а там будет видно.
Отец-командир, оглядев все вокруг орлиным взором, непорядка не нашел и счел возможным покинуть ЦП.
Капитан Джон Мак-Кри, командир линкора «Айова».
Атлантика, 28 апреля 1943 года, координаты примерно те же, 36° северной широты, 25° западной долготы
Эти «волки Дёница» оказались намного более умелыми, чем мы могли ожидать. Эсминцы не заметили эту проклятую лодку до той самой минуты, как она выпустила торпеды. Восемь новейших эсминцев с самым лучшим оборудованием и вооружением! Но немец словно посмеялся над нами, после атаки даже не утруждая себя игрой в прятки, а уйдя в океан полным подводным ходом (если справочники приводят правильные сведения по немецким субмаринам).
Столь наглое поведение наталкивало на определенные мысли. U-боты охотятся стаями, и так открыто подставляться под удар глупо. Имело смысл увести за собой наше прикрытие, чтобы другая лодка беспрепятственно добила поврежденные корабли, тем более что убегающий немец был мастером, с великим искусством уворачиваясь от всех сброшенных глубинных бомб. Атака субмарины эсминцем совсем не простое дело, даже притом что в момент стрельбы до цели несколько сот метров, смешная дистанция для современного морского боя. Но всем знакома ситуация, когда оказывается сложным достать палкой предмет на дне водоема из-за преломления лучей света в воде и искажения всей картины. Звук отклоняется еще больше, а глубинные бомбы погружаются отнюдь не со скоростью полета артиллерийских снарядов, ошибка же в определении глубины цели сводит на нет самый лучший прицел. Немецкий командир же был, бесспорно, опытным бойцом – как сообщил мне командир эсминца «Хадсон», субмарина шла под нашими бомбами, как на смотру, не снижая скорости, показывая величайшую храбрость и мастерство, скорее именно второе, так, как когда стало очевидным, что кроме одного эсминца все прочие наши корабли сохраняют место в ордере, подлодка перешла на малошумный режим и будто растворилась в море как призрак.
Повреждения «Айовы» оказались достаточно серьезными. Были выведены из строя оба руля и три вала из четырех, то ли утеряны одна или две лопасти винта, то ли поврежден кронштейн, то ли, самое худшее, погнут сам вал – но ужасная вибрация при вращении, с поступлением воды в отсеки, заставила остановить оба вала правого борта и снизить обороты на внутреннем левом, так что мы едва могли менять курс, работая машинами «враздрай». Гораздо хуже пришлось «Белью Вуд», получившему торпеду прямо в середину корпуса – одно машинное отделение было полностью затоплено, и главное, из-за сотрясения, разрыва кабелей и трубопроводов, разрушения цистерн с авиабензином возник сильнейший пожар, который так и не удавалось взять под контроль.