— Мне остается обратиться в высшую инстанцию…
В кабинет ворвался растрепанный Жуков.
— Алексей Кузьмич, просто вы кирпич после этого!.. На верфи опять…
Ошеломленный Толмазов отошел в сторону, но Жуков его увидел — и оба оцепенели.
— Здравствуйте, Иван Платонович! — раздался после паузы неожиданно тонкий голос Жукова.
Толмазов поклонился. Жуков поклонился в свою очередь, но в глазах его уже заблистали молнии:
— Как видите, жив и с ума не сошел…
— Если судить по вашей последней статье… Жуков весь вскинулся, рванулся вперед:
— Не согласны? Толмазов покачал головой:
— Коренным образом…
— Неужели же вы не удосужились понять?! — закричал Жуков, наступая на академика.
Толмазов повернулся к Мурашко и снисходительно объяснил:
— Мы с Петром Николаевичем спорим лет эдак с двадцать…
— В курсе, — сказал Мурашко. Между тем Жуков кричал что-то близкое к бреду:
— Крючок, Иван Платонович, я-то крючок, никуда не гожусь, а вы похорошели, честное слово, похорошели… Красавец… Юноша-красавец, мужчина-красавец, старик-красавец… Бог — Иван Платонович, божество!..
Жуков извивался, дергал руками, метался по комнате. Толмазов поморщился — и чтобы переменить неприятный ему разговор:
— Вы тоже с визитом к товарищу Мурашко?
Жуков чуть не плюнул:
— Да какой визит! Все из-за верфи…
Мурашко — слегка подавшись вперед:
— Петр Николаевич — главный конструктор Дирижаблестроя.
— А-а, — протянул потрясенный Толмазов.
— Вот вам и «а»! — Глаза Жукова сверкнули задорным мальчишеским огнем, и он убежал, что-то бормоча на ходу.
— Очень опасный шаг, — сказал тогда Толмазов, потерявший всю свою официальность. — Это фантазер, самоучка… Очень опасный человек!
— А мы его уравновесили, — взглянув на Толмазова, сказал Мурашко. — Мне звонили сегодня, Иван Платонович… Назначен Ученый совет Дирижаблестроя во главе с уважаемым академиком Толмазовым…
— Вы шутите? — сказал академик.
— Какие шутки, — сказал Мурашко, — надо же все-таки, чтобы они летали!
— Кто — они? — спросил Толмазов.
— Советские дирижабли…
VII
Мы видим удлиненные корпуса верфи, разбросанные на обширной площади эллинги, газгольдеры, причальную мачту. Некоторые здания готовы, другие отделываются, третьи в лесах. Огромный экскаватор захватывает доисторическими челюстями грунт и неустанно прорубается дальше.
Мы видим готовые здания управления, аэродинамической лаборатории, новой столовой.
Мы попадаем в конструкторскую. На чертежные столы, на склоненные головы девушек-чертежниц падают яркие снопы света.
В углу над столом надпись: «Старший инженер группы оперения».
Случай свел когда-то Наташу Мальцеву с товарищем Мурашко в одном купе поезда. Теперь она на настоящем своем месте — «старший инженер группы оперения», двадцатишестилетняя русая женщина с пробором…
Ярко освещенный коридор. Блеск стен и больничная тишина.
По коридору мчится взъерошенный Жуков, его догоняет главбух.
— Петр Николаевич, ваша уборщица прислала заявление, просит пособия за счет жалованья!
Жуков — отрывисто, на ходу:
— Аксинья… Хорошая женщина. Очень хорошая женщина. Дайте пять тысяч!
Еще мгновенье — и главбух, распростерши короткие крылышки, поднимается в воздух.
— Петр Николаевич! Она же просит восемьдесят рублей!..
Но Жуков уже скрылся в дверях конструкторской.
Наташа Мальцева подняла на Жукова пристальные, спокойные глаза, молча придвинула к нему большой чертеж с надписью: «Скоростной дирижабль „СССР-1“, конструкция инженера Жукова» и кивнула уборщице:
— Сергея Ивановича!
Жуков быстро перебирал груду дополнительных чертежей, лежавших на соседнем столе. Потом впился глазами в эскизный чертеж разреза дирижабля.
— Здоровенная штука!
Наташа — все с тем же пристальным, спокойным взором, устремленным на Жукова:
— Гениальная.
Жуков сердито блеснул очками:
— Девичья восторженность?..
Наташа пожала плечами:
— Очевидность…
Вошел Васильев. К нему живо повернулся Жуков.
— Сергей Иванович, ну-ка, путевку в жизнь младенцу…
— Как видите, Васильев, — негромко сказала Мальцева, — дошло дело и до аэродинамических расчетов… Слово за вами…
Васильев подошел к чертежам, склонился над ними:
— Я не совсем разбираюсь. У вас гондола…
— К чертям гондолу! — закричал Жуков. — Внутрь… Залезать!.. Никаких телег!.. Внутрь…
— Баки для горючего… — начал Васильев.
— Никаких баков! Никакого горючего. Водородные моторы… Собственным газом…
— Основные идеи Петра Николаевича… — сказала Мальцева.
— Основные идеи Петра Николаевича мне известны, — перебил ее Васильев, — тем не менее я хотел бы найти рули управления…
Ярко и страстно блеснули из-под очков глаза Жукова:
— Не найдете!
— Тогда позволительно узнать, — с неприкрытой насмешкой спросил Васильев, — как вы будете управлять кораблем?
Жуков рванулся вперед, его остановил чертежный стол.
— Васильев, вы живете в восемнадцатом веке! Вместо рулей — кольцо, восьмиметровое кольцо на хвосте. Оно дает вам управление, скорость, подвижность… Батюшки, пятый!.. — закричал он, бросив взгляд на часы. — Господь бог-то ждет небось? Сергей Иванович, значит, так — раздраконить!
И убегая, главный конструктор не то продекламировал, не то прокукарекал:
— А-э-роди-намически!
Васильев смотрел ему вслед до тех пор, пока не захлопнулась дверь.
— Не знаю, куда раньше звонить, — сказал он Мальцевой, — в психиатрическую лечебницу или в НКВД? Сумасшедший это или вредитель?
— Это гений, — ответила Наташа.
— Опровергающий дважды два? Тогда Наташа Васильеву в тон:
— Дважды два — это вихревая теория Толмазова? Васильев взорвался, сжал руками стол.
— Нет, уважаемые товарищи, — закричал он, как будто уже выступал на митинге. — Нет, товарищи, тут наука не ночевала! Тут дело партийное, товарищи!
— У нас все дела партийные, — сказал Мурашко, возникший в дверях. — Спокойно, молодежь.
— Ишь, старый выискался! — пробормотала Аксинья, приютившаяся в углу.
— Алексей Кузьмич, — выпрямился Васильев, — я заявляю со всей ответственностью: моя группа рассчитывать этот бред не будет. Я требую экспертизы.
Наташа прищурилась:
— В лице академика Толмазова? Васильев — едва сдерживая ярость:
— Если вам известен больший авторитет?..
VIII
Аэродинамическая лаборатория Дирижаблестроя. К потолку подвешены модели дирижаблей. На натянутой проволоке слабо качается серебряная, зализанная сигара с убранной внутрь гондолой и винтомоторной группой.
Рядом, в помещении аэродинамической трубы, — комиссия: Толмазов, Жуков, Мурашко, Васильев, Мальцева, Полибин, инженеры из конструкторского бюро. Гудит мотор воздушного насоса. Глаза обращены на стрелки приборов.
Мальцева выключила мотор.
Толмазов прошел в помещение модельной, за ним остальные. Он стал у стены, сверился с записью в блокноте.
— Теперь по результатам испытаний в трубе. Я принимаю водородный мотор, на это можно рискнуть. Я допускаю возможность небольшого увеличения скорости.
— Небольшого увеличения? — запальчиво перебил Жуков. — С полутораста километров на триста!
Толмазов продолжал:
— В остальном я напомню о вещах, известных каждому школьнику. При вашей конструкции кольца, заменяющего рули, кольцо неизбежно будет прилипать в пограничном слое воздуха, другими словами — дирижабль будет неуправляем. Потрудитесь взглянуть — справочник фирмы Армштадт в Мангейме…
— Все ясно, — сказал Жуков, — луну выдумал немец!..
— На луну собирались вы, Петр Николаевич, — возразил Толмазов.
— Дойдет и до луны, — проворчал Жуков.
Видя, что обсуждение уклоняется от научного русла, вмешался Полибин:
— Я бы отметил, — полился медовый голос, — некоторый дилетантизм в конструкции уважаемого Петра Николаевича…
