Приди в чертог ко мне златой… — Из оперы «Леста, днепровская русалка», музыка С. И. Давыдова и Ф. Кауэра, либретто — переделка Н. Краснопольским либретто оперы немецкого композитора К. Генслера «Дунайская русалка». Премьера — петербургский Большой театр, 1805 и 1807 (ставились разные действия).
Бант в петлице — специальное добавление к офицерским орденам за воинскую доблесть: кресту Владимира 4-й степени или Анны 3-й степени (см.: И. Г. Спасский. Иностранные и русские ордена до 1917 года. Л., 1963, стр. 121).
Остроленка — уездный город Ломжинской губернии, под которым в 1831 г. произошло крупное сражение между царскими войсками и польскими повстанцами.
Ментик — короткая гусарская куртка с затейливой отделкой, носилась внакидку на левом плече.
Колет — белый мундир из лосины кирасирских (кавалерийских) полков.
…весь полк волшебный! Аммуниция налицо, а воинов нет! — «Император Николай I, — писал о причинах этих «чудес» современник, — …посвящая значительную часть своего времени занятиям об устройстве армии <…> придал ей блестящий наружный вид <…> С падением Севастополя пало военное обаяние России, ослабла ее внешняя сила, прикрывавшая внутреннюю слабость» (Г. Д. Щербачев. Идеалы моей жизни. Воспоминания из времен царствований императоров Николая I и Александра II. М., 1895, стр. 194).
Много нынче через это самое молодых людей пропадает. Сначала в одно не верят, потом — в другое… — Намек на «нигилизм», ставший синонимом революционного движения в России. «Прежде всего, — писал о зарождении нигилизма Кропоткин, — нигилизм объявил войну так называемой условной лжи культурной жизни. Его отличительной чертой была абсолютная искренность. И во имя ее нигилизм отказался сам — и требовал, чтобы то же сделали другие, — от суеверий, предрассудков, привычек и обычаев, существования которых разум не мог оправдать. Нигилизм признавал только один авгоритет — разум, он анализировал все общественные учреждения и обычаи и восстал против всякого рода софизма, как бы последний ни был замаскирован» (П. А. Кропоткин. Записки революционера. М. — Л., 1933, стр. 183).
Ну, мальчонко долбит-долбит, да и закричит: «Не верю!» — Возможно, здесь отражен случай со Слепцовым в той версии, которая была распространена среди современников и которую Салтыков, конечно, знал по службе в Пензе. (Подобные слова произнес в 1853 г. перед алтарем Слепцов — воспитанник Пензенского дворянского института. См. статью К. И. Чуковского «В. А. Слепцов, его жизнь и творчество» в кн.: В. А. Слепцов. Сочинения в двух томах. Т. I, М., 1957, стр. 6.)
Был и под венгерцем, и в Севастополе, и на поляка ходил… — то есть участвовал в подавлении Венгерской революции 1848–1849 гг., Польских восстаний 1830–1831 и 1863–1864 гг. и в севастопольской обороне 1854–1855 гг.
…с туркой за ключи воевали… — за «ключи» от храма «гроба господня» в Иерусалиме (см. стр. 616–617 в т. 11 наст. изд.).
…дошли мы до Святополка Окаянного… — о вероломном убийстве княчем Святополком братьев Бориса, Глеба и Святослава и «небесном гневе» против него рассказывается в гл. 1 тома II «Истории Государства Российского» Карамзина.
Абвахта — гауптвахта (устар.).
Курить на улицах было дозволено, усы, бороды носить. — «Курение сигар и папирос на улицах и в публичных местах почиталось в России величайшим преступлением, — вспоминает Дельвиг. — В 1865 г. это курение высочайше утвержденным мнением государственного совета было разрешено с некоторыми исключениями…» (А. И. Дельвиг. Полвека русской жизни. Воспоминания, т. 2. М. — Л., 1930, стр. 319). Согласно различным правительственным указам, ношение усов и бород в России было строго регламентировано. «Господа, — записывает, например, в своем дневнике 29 сентября 1870 г. Никитенко обращенную к подчиненным речь начальника Главного управления по делам печати генерала М. Р. Шидловского, — я очень жалею, что при самом начале моего знакомства с вами я должен сделать вам замечание: во-первых, вы явились ко мне в вицмундирах, а не в мундирах — это противно законам службы. Вы должны были одеться в мундиры. Во-вторых, я вижу здесь некоторых с бородами — бород не надо, я их не потерплю. У некоторых я замечаю усы — и их не надо; усы подобает носить военным» (А. В. Никитенко. Дневник в трех томах. Т. III. М.—Л., 1956, стр. 183). Лишь 25 апреля 1881 г., как пишет военный министр того времени Д. А. Милютин, он «получил от государя собственноручную записку с приказанием объявить, что дозволение носить бороды распространяется на всех военных без всяких изъятий» (Милютин, стр. 60).
Вот однажды <…> в Ушанах и налакались-таки до пределов. И начал <…> хозяин объяснять: «Для чего рабочие <…> об колеса и шины постукивают? <…> чтобы знать, все ли исправно <…> подобно сему <…> и в государственных делах поступать… — Эта речь салтыковского Кокорева (как и подобное ей рассуждение Мурова в «Тихом пристанище» — см. стр. 290 в т. 4 наст. изд.) восходит к двум эпизодам статьи реального Кокорева «Путь севастопольцев» — осмотр поезда на станции Бологое и пирушка в имении откупщика Ушаки: «— А что же не спросим, зачем прежде подмазки все стучат? <…> при ударе молотком оказываются ослабевшие винты и такие гайки, на которых вся резьба стерлась <…> Поехали, да как поехали после того <…> как постучали молотком по всем колесам и переменили все истертое, просто поехали на славу! <…> Подъезжаем к Ушакам <…> явилась охота вымолвить что-нибудь при расставанье: «<…> Да ознаменуется новый период русской жизни, период Севастопольский, проявлением смиренномудрия, создающего истинную, непризрачную силу! Да воссияет свет русского смысла в начальствующих и начальствуемых, везде и во всем, и да избавит он нас от всякого спотыкания, неизбежного во тьме бессознательного чужелюбия!» (В. Кокорев. Путь севастопольцев. М., 1858, стр. 53, 54, 59,60).
Одна говорят: «На первый раз достаточно чарки доброго вина»; другие говорят: «Этого мало, нужно конституцию…» — Комический эффект в данном случае усиливается тем, что слово «конституция» употреблялось тогда в быту как синоним обильной выпивки (см.: П. и А. Кропоткины. Переписка. М.—Л., 1933, т. II, стр. 151, и стр. 23 в т. 8 наст. изд.).
Вечер второй. Audiatur Et Altera Pars*
Впервые — ОЗ, 1883, № 9 (вып. в свет после 16 сентября), стр. 273–296, под заглавием «Пошехонские рассказы. Вечер второй».
При подготовке рассказа для Изд. 1885 Салтыков произвел в тексте несколько изменений. Приводим пять вариантов ОЗ.
К стр. 29 Эпиграф:
Андроны едут… (Поговорка)
Audiatur et altéra pars. (Та же поговорка в латинском переводе)
К стр. 31. В начале абзаца: «— Когда меня…», после «…а я в ответ: «Покажи закон…», — отсутствовали слова: «…коим дозволяется взятки брать!»
К стр. 35. В середине абзаца: «В дореформенное время…», после слов «…оканчивались отдачею в солдаты, ссылкой в Сибирь, каторгой и т. п.» — было: «Без шума, тихо, благородно».
К стр. 44. В конце абзаца: «В уездные судьи…», после фразы «О секретарях говорили: «Мерзавцы!», а о писцах: «Разбойники с большой дороги!» — отсутствовало предложение: «И боялись их».
К стр. 45. В середине абзаца: «Некоторые судьи…», после слов «…умилиться над такой чертой самоотверженности…» — отсутствовало: «…вместо того, чтоб сказать: «Ну, бог с тобой! будь сыт и ты!»
Восьмого марта 1881 года военный министр Д. А. Милютин записал в дневнике, что на одном из первых правительственных совещаний после убийства Александра II Победоносцев «осмелился назвать великие реформы императора Александра II преступною ошибкой!»[124]. Победоносцев выразил довольно устойчивые настроения определенной — консервативно-реакционной — части русского общества в 80-е годы. После 1 марта 1881 года, вспоминал, например, Г. К. Градовский, «новые веяния» получили тяжелый удар, и притихшая было на несколько месяцев реакция воспрянула с удвоенной силой. — Довольно реформ, пора назад и домой. — В этой формуле выразилось восторжествовавшее направление»[125]. «Есть еще люди, которые и теперь думают, что можно возвратиться к порядкам дореформенным и действовать так, как действовали Николая I и исполнители его воли…» — отмечал в 1882 году Кошелев[126].
