Она и без рассказов всегда понимала, как мужчины рода Тревейнов расплачиваются за шелка и атласы, которые носят их женщины. Так же как понимала, что мужчина, рискующий подобным образом, нуждается в жене, которой может доверять. Жене, имеющей то же воспитание, признающей его семейные традиции как свои собственные. И кто была такая девушка, старательно вышколенная и полностью находящаяся под его влиянием, как не она сама?

«Я больше Тревейн, чем он! — презрительно думала она о Саймоне. — Если бы Лео оставил все в моих руках, дела бы и дальше пошли, как он хотел».

Андреа размышляла над несправедливостью, которая была допущена по отношению к ней. Если бы Саймон никогда не приезжал в Англию! Никто, она была уверена, не знал бы, что она не дочь Эймиса. Как бы усердно она ни вспоминала, не могла припомнить ни одного случая, который бы свидетельствовал о том, что люди в Сент-Финбаре знали, что она не Тревейн. Люк? Он стал очень фамильярным и дерзким. Но с другой стороны, знай он об этом, он не стал бы так решительно настаивать на женитьбе. Нет, у него и в мыслях не было, что она — Полвин. Иначе он не упустил бы случая посмеяться над ней.

Значит, если никто этого не знает, за исключением, конечно, Мадам и Саймона — а они болтать не собираются, — для всех она по-прежнему Тревейн. И почему бы тогда ей самой, раз Саймон решил обмануть их ожидания, не стать их лидером?

Андреа усердно думала, наморщив от напряжения лоб. В последний раз все почему-то пошло не так, и Лео до самой смерти так и не смог узнать почему. Возможно, случилось что-то серьезное, например полиция могла напасть на след. Если так — конец всему. И она ничего не сможет с этим поделать. Но если просто произошла какая-то незначительная поломка мотора или нечто подобное, тогда рано или поздно должно прийти письмо из Голландии с новыми предложениями. Очевидно, оно будет отправлено фирмой по экспорту цветочных луковиц, но его достаточно просто узнать. Затруднение лишь в том, что теперь ключ от почтовой сумки у Саймона и только он вскрывает все письма, которые приходят на имя Лео.

Андреа нахмурилась... так всегда хмурился Лео, и она годами старательно вырабатывала такую же манеру. Нет, она не видит никакого выхода. Но должен быть хоть один... должен!

Девушка вертела в уме этот вопрос и так, и этак... Но видела лишь одно направление, по которому она никогда не пойдет. Гордость, не фамильная, а чисто женская гордость не позволяла ей вспомнить, как нежны были руки Саймона, когда она невольно качнулась в его сторону.

Саймон сам помог ей осуществить то, чего она хотела. Он отправился в город и, прежде чем уехать, передал ключ от сумки с письмами Мадам. Так что каждое утро, пока он отсутствовал, кожаная сумка доставлялась в комнату Мадам, и, поскольку та чувствовала себя еще слабее и утомленнее, именно Андреа теперь вскрывала почту.

Ничего не было сказано между ними о настоящем происхождении Андреа. Очевидно, Саймон хранил ее исповедь, и в их отношениях не было заметно никаких изменений. Но Андреа чувствовала, как в ней начинает расти идущее изнутри, странное для нее новое ощущение свободы. Пока еще это чувство не могло оказать влияния на ее поступки, но уже присутствовало во всех ее мыслях. Она была не Тревейн, и правила и обязательства, которые до сих пор определяли всю ее жизнь, больше не держали ее. Но поскольку она всегда презирала Полвинов за нечестную и ленивую натуру и никчемную судьбу, то не могла принять и их точку зрения на жизнь. Андреа не понимала этого, но утверждение Саймона, что она сама по себе является личностью и что только это имеет значение, принесло свои результаты. Возможно, он не очень на это надеялся, но Андреа наконец начала относиться к себе действительно как к личности со своими собственными правами и желаниями, а не как к рабыне традиций.

Вместе с этим пришло желание унизить Саймона. Она втайне злорадно и удовлетворенно размышляла, как ему будет неприятно, когда простая девушка изобличит его. И она совершенно не боялась, что не справится с задачей, которую поставила перед собой. Все, что ее беспокоило, — выполнят ли остальные свою часть работы.

Но лишь на третий день отсутствия Саймона, а он сказал, что его не будет неделю, пришло письмо. Андреа сразу же увидела его, как только открыла сумку на постели Мадам, и ей потребовалось немало ловкости, чтобы оставить его там, когда она доставала остальные. А поскольку сумка всегда возвращалась на почту незакрытая, ей нужно было только подождать немного, чтобы вытащить его.

Но в это утро Мадам была раздражительна, как никогда. Она заставляла Андреа бесконечно бегать взад-вперед по каким-то пустячным поручениям, а сумка так и лежала на ее кровати. А если бы ей пришло в голову заглянуть туда? Она легко могла бы это сделать...

Наконец Мадам позволила девушке уйти, и Андреа стремительно полетела в свою комнату. Ее руки дрожали от возбуждения, пока она вытаскивала и вскрывала конверт. С большим облегчением она увидела, что письмо написано на английском.

«Я ужасно сожалею, что болезнь служащих моего упаковочного отделения до сих пор препятствовала выполнению вашего уважаемого заказа, — взволнованно читала она. — Я искренне надеюсь, что эта отсрочка не причинила вам чрезмерных неудобств. Рад сообщить, что теперь все хорошо. Ваша коробка ожидает отправки и прибудет к вам примерно на этой неделе.

Вновь прошу принять свои искренние извинения...»

Андреа довольно хихикнула, складывая письмо. Коробка луковиц прибудет, как обычно. Это было частью маскировки, и как результат земли «Галеон-Хауса» каждую весну сверкали бледно-желтыми нарциссами и крокусами. Но на самом деле в письме говорилось, что на этой неделе датский корабль прибудет к месту встречи с «Бакланом».

Андреа нахмурилась. На этой неделе! Но скоро вернется Саймон! И будет совсем не просто выйти на «Баклане» прямо перед самым его носом. Если бы он только задержался! Но слишком глупо на это надеяться. У Саймона всегда дела идут хорошо.

Но не в этот раз. В день ожидаемого приезда он позвонил и сообщил, что не сможет вернуться этим вечером, как рассчитывал, поскольку необходимые бумаги будут готовы лишь через пару дней.

— О! — воскликнула Андреа, пытаясь скрыть восторг и говорить обычным тоном. — Какая досада! Это означает, что вам придется возвращаться еще раз в Лондон?

— Да, — покорно ответил Саймон. — Несколько раз на следующей неделе.

— Какая досада! — с сочувствием повторила Андреа. — Хорошо, Саймон, я прослежу, чтобы ваш поезд встретили.

— Спасибо, — лаконично поблагодарил он, положил трубку и несколько минут продолжал сидеть, задумчиво уставившись на телефон.

С тех пор как умер Лео, «Баклан» регулярно выходил в море по своим легальным делам. Но Люка не было среди членов экипажа. Он был так уверен, что станет хозяином «Галеон-Хауса», что пришел в ярость, когда все, как один, члены команды отказались брать его с собой. Затем, когда его планы ничем не увенчались, до него начали доходить насмешки, и он окончательно рассвирепел.

По общему согласию и с одобрения Саймона старшим избрали Джереми Строда, у которого до приобретения «Баклана» была самая большая рыбацкая шхуна в Сент-Финбаре. Андреа отправилась к нему и сразу начала с главного.

— Я должна выйти с вами в следующую среду, ночью, Джереми, — оживленно сказала она. — И мне потребуется каюта, чтобы переодеться.

Лицо мужчины просветлело.

— Значит, все продолжается? — удовлетворенно спросил он. — Это приятно слышать, мисс Андреа. Мы думали, что, вероятно, новый хозяин...

Андреа рассмеялась:

— Он же Тревейн, не так ли? — многозначительно сказала она.

Джереми довольно хихикнул.

— Будьте уверены, он такой, — кивнул он. — Ребята будут рады — именно этого они и хотели. Нам нравится риск, как и любому Тревейну!

Андреа тоже кивнула. Она боялась, что Джереми прямо спросит ее, знает ли об этом Саймон, и ей претило говорить заведомую ложь. Но ей даже не пришло в голову, что, обдуманно действуя вопреки желанию Саймона, она именно это и делает. Он, конечно, не запрещал выходить ей на «Баклане», но просто не мог представить такую возможность. И все же Саймон заявил, что не будет заниматься контрабандой... Андреа пожала плечами. Когда он увидит, как это легко...