Потом по кругу пустили каменную кружку с каким-то пойлом, выточенную довольно прилично. Пойло отдавало слегка керосином, и что-то скрипело на зубах – наверное, песок.
Я чувствовал себя как гончая собака, напавшая на след: одиннадцать дней… А я был в отключке дольше – значит, и у Криса не так все гладко. Или же истребители искали меня. Хотя это для них слишком рискованно – уж больно заметная и необычная техника для Марса.
Спустя минут десять за каменную ограду пришли другие жители лагеря. В бочку подлили немного мазута и кинули несколько промасленных пучков травы. Раздалась какая-то ритмическая музыка, и я удивился: звук явно был искусственного происхождения и немного «плавал» по тембру, отчего синтезатор, казалось, гнусавил.
Наконец я разглядел среди пестрой толпы освещенных неровным светом костра людей одного человека, сидящего на пустом пластиковом ведре, который держал на коленях что-то вроде музыкальной приставки, к которой был приделан дисплей и железная ручка генератора питания. Он крутил ее, словно взводил механическую пружину древней шарманки.
Несколько человек запели на империо, как мне показалось, перемежая его испанскими словами и выражениями. Испанского я не знал, но песня в общих чертах сводилась к тому, что когда-то их праотцы и праматери прилетели сюда с неба, и тогда их называли Сынами Неба. Их же родители поселились на Великой Горе до неба. Потом же на Великую Гору поднялись демоны из подземных пещер, чтобы тоже воцариться на небе, и была Великая Битва. И все воины Сынов Неба, защищая своих родителей, пали в бою, а основателей их рода демоны окружили кольцом на вершине Горы. Победить они их не могли, но и спуститься к погибшим детям не давали. Тогда Великий прародитель их народа Гунн-Шу, или Ганн-Шатии, покровитель воинов, нашел в пещере горную крысу, вскочил на нее верхом и, разбежавшись по Горе, спрыгнул вниз с одного из утесов, стремясь перепрыгнуть орды демонов, окруживших вершину. Напрасно предводитель Сил Зла Гада-Мука метал в него молнии – прилетели Сияющие Шары и закрыли Гунн-Шу, отразив все молнии повелителя демонов. Гада-Мука решился на отчаянный шаг – он собрал силу всех своих демонов и, отломив один из своих острых клыков, бросил его в Гунн-Шу. Зуб демона пролетел сквозь Сияющие Шары и, едва коснувшись отца Сынов Неба, обратил его в камень. Так и рухнул Гунн-Шу в долину, будучи уже глыбой камня. Но гигантская любовь, которая была у него к своим детям, не умерла, а так и осталась в этом камне. Упав меж мертвых тел воинов своего народа, окаменевший Гунн-Шу отдал всю любовь тем, кто был ему так дорог, и все павшие воскресли и восславили отца своего. Вот тогда и назвались они народом Одинокого Камня. С тех пор говорят, что в камне есть душа, а окаменевший Гунн-Шу так и стоит в долине верхом на своей верной крысе, но найти этого застывшего отца может только воин с чистой душой…
Я где-то слышал нечто подобное на Марсе и в более подробном виде, эта легенда напоминала сильно искаженные мифы индуизма. Наверно, как-то срослись два поселения – одно индийское, другое испанское, откуда и вышел этот винегрет.
Сердце мое дало о себе знать тяжелым импульсом боли – я вспомнил, как Ирина с интересом изучала и записывала все местные обычаи… Наверняка она сейчас бы…
В это время Глаз Варана сделал повелительный жест какой-то молодой черноволосой девушке и кивнул в мою сторону. Она немедленно подбежала ко мне, покачивая молодой грудью с темными сосками – у Одиноких Камней не в почете были лифчики.
Девушка присела рядом со мной, тут же, словно по команде, положив мне голову на колени. В ноздри ударил щекочущий аромат ферамонов и… запах немытого тела, пополам с копотью…
Я кивнул, сделав вид, что не произошло ничего существенного, но внутри все бурлило. Я хотел ехать дальше – и в то же время боялся показаться невежливым: по всей вероятности, почести, оказываемые мне, доставались не каждому гостю. Любопытно, а есть у этой девушки хвостик? – мелькнула в голове идиотская мысль.
Только после того как музыка стихла и люди стали переговариваться, я осмелился задать вопрос предводителю Одиноких Камней.
– Скажи мне, Слышащий Богов, – сказал я, затянувшись сигаретой. В голове моей приятно зашумело после Трубки Клана – видать, были там какие-то бодрящие травы.
– Все, о чем знаю, Пастух Глюков, – кивнул тот с достоинством, моргнув третьим белесым веком.
– Ты мудр и многознающ, – продолжал я с легким поклоном. – Скажи, не ведомо ли тебе, где могут вить гнезда такие черные Харпазы демонов? Где на Великой Горе может быть их логово?
Я весь превратился в слух, хоть и сомневался, что эти люди могут мне сказать что-то важное.
Глаз Варана вздохнул, закатив глаза и слегка прикрыв полупрозрачные веки. Так он застыл, будто впал в глубокую медитацию.
– Я много знаю, Пастух Глюков, ты прав, – наконец изрек он медленно, не раскрывая глаз. – Но я никогда не поднимался высоко на Великую Гору. Она необъятна, как Небо, она и держит небо со звездами, чтобы те не упали нам на головы, ты должен и сам это знать…
– Конечно, знаю, – убежденно кивнул я, – но испокон веков миру демонов высшими богами – Теми, Которые – было запрещено вторгаться в мир людей. А сейчас твой воин видит спокойно летящих гигантских черных Харпазов, которые похитили мою жену, не сделавшую ничего дурного. Они хотят войны, и я должен их остановить – иначе мир перевернется…
– Да… – протянул старик. – В пророчестве Гунн-Шу говорится о том, что мир изменится и сущее рухнет, но придет избранный Воин Света, который сможет переломить ход Большой Битвы за Гору. Ты уверен, что именно тебя избрал Гунн-Шу?
– Я иду по велению сердца, – ответил я, помедлив: как на минном поле, я боялся сказать что-то лишнее. – Если мою жену забрали на Великую Гору, значит, они ждут, что я приду за ней…
– В твоих словах есть прожилка слюды истины, – кивнул Слышащий Богов.
Он вновь помолчал, словно взвешивая все «за» и «против», будто решался – сказать мне или не стоит оно того.
– Ровно посреди Великой Горы, там, где давным-давно демоны окружили богов, – заговорил Глаз Варана глухим голосом, – в том месте, где прыгал с утеса Гунн-Шу верхом на своей крысе, стоит на склоне Город Змей. Опоясан он округ гигантской каменной змеей, кусающей себя за хвост. Когда Гунн-Шу вышел на утес и стал готовиться к прыжку, огромный змей Наггат выполз на поверхность, потревоженный шумом битвы и самим Гунн-Шу, который спускался за священной крысой в пещеру.
Наггат бесшумно подполз к Гунн-Шу, пока тот обозревал поле битвы и готовился к прыжку, и уже раскрыл свою пасть величиной с пещеру, чтоб ужалить отца Сынов Неба. Но его верная крыса учуяла врага, и как только Наггат собрался ужалить Гунн-Шу, она ловко перекусила ему шею. Голова змея осталась лежать возле утеса, а хвост так и остался свернут кольцом вокруг того места, где стоял Гунн-Шу. Тело мертвого змея окаменело с годами. И после гибели нашего бога, воскресившего Сынов Неба, ставших Одинокими Камнями, боги и демоны сошлись для разговора. Они решили, что никто из них не уступит, но и не захватит Гору. А для того чтобы договор соблюдался, внутри кольца мертвого змея решено было сделать крепость, в которой служили бы самые лучшие воины. Они должны были молиться и богам и демонам, да и следить: не нарушит ли кто из них договор? На утесе, с которого прыгал Гунн-Шу, поставили сторожевую башню, с которой можно видеть и мир демонов и мир богов. С этой башни ты и увидишь, куда отнесли черные птицы твою жену…
День я переждал в одной из многочисленных пещер Ломтя Сыра. Даже палатку ставить не пришлось. Я нашел самый уютный, самый сухой и безопасный грот на некотором возвышении от поверхности. Мы с Белым вполне уместились в нем, повыгнав оттуда летучих мышей при помощи резонатора.
Я проснулся еще ранним вечером, как ни странно, выспавшийся и свежий, хоть мне и казалось, что спал я плохо и мало.
Наскоро перекусив, мы отправились в дорогу.
