Аполлинария Панфиловна. Помните?.. Да нет, погодите, еще не подействовало, что-то не куражит. Не осудите вы меня?
Вера Филипповна. Ах, что вы, помилуйте!
Аполлинария Панфиловна. Так я еще стаканчик пропущу.
Вера Филипповна. Кушайте на здоровье. (Наливает стакан.)
Аполлинария Панфиловна (выпив). Ну, вот теперь, кажется, в самый раз. Отчего это мы с вами по-приятельски не сойдемся? Я ведь женщина недурная, я гораздо лучше того, что про себя рассказываю. Отчего ж это мы по-дружески не живем?
Вера Филипповна. Я не прочь, это как вам угодно.
Аполлинария Панфиловна. Ну, так поцелуемся! (Целуются.) Вот что, Верочка милая, ты над нами не очень возвышайся! Коли тебе дана душа хорошая, так ты не очень возносись; может быть, и у других не хуже твоей.
Вера Филипповна. Я и не возношусь. Я всегда и перед всяким смириться готова.
Аполлинария Панфиловна. Как думаешь, на что женщине дана душа-то хорошая?
Вера Филипповна. Чтоб ближних любить, бедным помогать.
Аполлинария Панфиловна. Только? Кабы это правда, так одной бы души с женщины-то и довольно. А то еще ей дано тело хорошее, больно красивое да складное… это для чего? Вот и понимай как знаешь!
Вера Филипповна. Не разберу я тебя, Аполлинария Панфиловна.
Аполлинария Панфиловна. Да что тут разбирать-то! Помнишь, я тебя просила об одном человеке, так он в передней дожидается.
Вера Филипповна. Кто же такой?
Явление седьмое
Вера Филипповна, потом Огуревна.
Вера Филипповна. (садится к столу и подпирает голову рукой). Что она сказала! что она сказала! Нет, не надо мне его… зачем он! А может… он нуждается? Ну, пусть через людей скажет, что ему нужно. А коль видеть хочет? Не всякую нужду-то людям поверишь. Словно как я боюсь его… Да нет, чего бояться!.. Обидел он меня, кровно обидел… Так как же это… неужто я до сих пор ему не простила? Ужели в самом деле не простила? А надо бы простить. Грех ведь — это грех… Разбойника, который хотел убить меня, я простила, а его не прощаю… Какой грех-то… какой грех-то! (Громко.) Огуревна!
Входит Огуревна.
Ераст в передней?
Огуревна. Там, матушка.
Вера Филипповна. Ну так… (Задумывается.)
Огуревна. Что, матушка?
Вера Филипповна. Пусть он… пусть он войдет сюда.
Огуревна уходит. Входит Ераст.
Явление восьмое
Вера Филипповна и Ераст.
Вера Филипповна. Здравствуй, Ераст!
Ераст. Честь имею кланяться.
Вера Филипповна. Как ты поживаешь?
Ераст. Лучше требовать нельзя; место имею отличное, две тысячи рублей жалованья получаю.
Вера Филипповна. Ну, слава богу! Очень рада за тебя. (Молчание.) Ты меня зачем-то хотел видеть?
Ераст. Точно так-с.
Вера Филипповна. Зачем же? Ведь уж ты теперь не нуждаешься.
Ераст. Я пришел затем-с… вот чтоб сказать вам, что я хорошо живу.
Вера Филипповна. Ну, спасибо тебе. Это радость для меня немалая.
Ераст. Да еще…
Вера Филипповна. Зачем еще-то?
Ераст. Пожалеть вас.
Вера Филипповна. Что ты, бог с тобой. Нашел кого жалеть! Я так счастлива, как в раю живу!
Ераст. Так ли-с?
Вера Филипповна. Чего мне еще? Я теперь полная хозяйка всему, у меня больше, чем надо — на добрые дела тратить могу, сколько хочу. Какого ж еще счастия?
Ераст. И, значит, вы живете в полном удовольствии?
Вера Филипповна. В полном удовольствии, Ераст.
Ераст. А я так понимаю, что вы только сами себя обманываете.
Вера Филипповна. Да что с тобой? Как ты знать можешь? Я сама-то себя лучше знаю.
Ераст. Не знаете. Вы очень любите людей-с и полагаете, что этого довольно?
Вера Филипповна. Да, конечно, довольно.
Ераст. Нет, мало-с. Ежели я кого люблю, а меня на ответ не любят, так какое же мне удовольствие!
Вера Филипповна. Ты про другое говоришь; ты про то говоришь, чего я знать не хочу.
Ераст. Нет, не про то самое. Вы теперь всех людей любите и добрые дела постоянно делаете, только одно у вас это занятие и есть, а себя любить не позволяете; но пройдет год или полтора, и вся эта ваша любовь… я не смею сказать, что она вам надоест, а только зачерствеет, и все ваши добрые дела будут вроде как обязанность или служба какая, а уж душевного ничего не будет. Вся эта ваша душевность иссякнет, а наместо того даже раздражительность после в вас окажется, и сердиться будете и на себя и на людей.
Вера Филипповна. Правда ли это?
Ераст. Зачем же я буду лгать. Я лгать пробовал, да ничего хорошего не вышло, так уж я зарок дал А если бы вы сами настоящую любовь и ласку от мужчины видели, совсем дело другое-с; душевность ваша не иссякнет, к людям вы не в пример мягче и добрей будете, всё вам на свете будет понятней и доступней, и все ваши благодеяния будут для всякого в десять раз дороже.
Вера Филипповна. Может быть, это и правда; да что ж делать-то, нельзя.
Ераст. Я так думаю, что можно. Отбросьте гордость; не гоните того человека, который вас полюбит, не обижайте его!
Вера Филипповна. Я замужняя женщина.
Ераст. Так что ж за беда! Потап Потапыч уж не жилец на свете, доктора говорят, что он больше месяца не проживет. Притом же если умный человек, так он поймет ваше теперешнее положение, будет себя вдали держать и сумеет благородным образом своего термину дождаться.
Вера Филипповна. Ты давно ли так умен-то стал?
Ераст. Давно-с. Я не то что другие из нашего брата, которые только и знают, что по трактирам шляться; я все больше к умным да к образованным людям в компанию приставал; хоть сам говорить с ними не могу, так по крайней мере от других занимаюсь.
Вера Филипповна. Да, умные твои речи, только слушать их грех.
Ераст. Как вы, однако, греха-то боитесь! Вы, видно, хотите совсем без греха прожить? Так ведь это гордость. Да и какая ж заслуга, ежели человек от соблазну прячется? значит, он на себя не надеется. А вы все испытайте, все изведайте, да останьтесь чисты, непорочны — вот заслуга.
Вера Филипповна. Ох, да!
Ераст. От врагов прячутся-то, а не от тех, кто любит. Поверьте душе моей, что кто вас истинно любит, тот злодеем вашим не будет.
Вера Филипповна. Да хорошо, хорошо, я верю.
Ераст. Так будьте хоть несколько поснисходительнее к тем, кто вас любит.
Вера Филипповна. Хорошо, хорошо, мы об этом после поговорим.
Ераст. Значит, вы мне позволяете навещать вас хоть изредка.
Вера Филипповна. Что ж, заходи… только я редко свободна бываю.
Ераст. Уж я найду время. Так я буду в надежде-с?
Вера Филипповна. Не знаю, Ераст, на что ты надеешься; только надежды отнимать я не буду у тебя. Надежду отнимать у человека — грех… Прощай, Ераст.
Ераст. Если я что вам неприятное… так извините-с.
Вера Филипповна. Нет, что ты! Скорей же я… Меня извини.
Ераст вздыхает, кланяется и уходит. Вера Филипповна сидит у стола в задумчивости.
Из двери налево входят Аполлинария Панфиловна, Каркунов; одной рукой опирается на палку, под другую его поддерживает Xалымов.
Явление девятое
Вера Филипповна, Аполлинария Панфиловна, Каркунов и Халымов.
Аполлинария Панфиловна. Кресло Потапу Потапычу, кресло!
Вера Филипповна берет кресло от письменного стола и ставит на середине комнаты. Каркунов садится.
Каркунов (дрожащим голосом). Любезная супруга моя, Вера Филипповна… я вот сейчас… торжественно… потому, кум, кума, Аполлинария Панфиловна, вы знаете, как мои чувства, ежели насчет души моей… как ее устроить… значит, чтоб на вечное поминовение… я не могу сам; а все она, все она. (Утирает слезы.) Торжественно объявляю… (Достает из кармана бумагу и передает Вере Филипповне.) На, возьми! Все, все предоставляю… Теперь выгони ты меня, дурака, из дому-то! Все твое, все… дарственная… Я гость у тебя, а ты хозяйка. Поди сюда поближе, нагнись ко мне! Я тебе шепну на ухо!
