В окончательном тексте противоречие между призванием талантливого артиста к театру и его боязнью преступить общепринятые нормы приобрело еще более острую форму, а положение Якова стало еще драматичнее: он не верит в благословение отца на его скоморошью службу и вынужден бежать от любимого дела.
Островский упорно работал над пьесой, торопился написать ее к бенефису Д. В. Живокини 2-го.
26 августа 1872 года он сообщал Бурдину: «Новую пьесу я кончу на днях и тогда буду просить тебя употребить все усилия, чтобы она скорей прошла цензуру и Комитет. Она должна пойти в Москве 19-го октября в бенефис Живокини 2-го» (т. XIV, стр. 236).
«Комик XVII столетия» был закончен 9 сентября 1872 года. 12 сентября Островский послал пьесу брату M. H. Островскому в Петербург для передачи ее в театральную цензуру и в журнал для печати. Отдав пьесу Некрасову, брат 22 сентября уведомлял драматурга: «Некрасов пьесу твою взял с величайшей охотой и деньги мне заплатил» (Государственный Центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина). В связи с отъездом за границу М. Н. Островского все хлопоты о пьесе перешли к Бурдину.«…На тебя я надеюсь как на каменную стену, — писал ему драматург 27 сентября. — Кому бы ты не отдал комедию, попроси, чтобы, во-1-х, не торопились ее печатать, а во-2-х, чтоб поисправней была корректура, — мне хочется, чтоб она была напечатана точь-в-точь как есть в моем оригинале» (т. XIV, стр. 239).
Некрасов предполагал поместить пьесу сначала в первом номере «Отечественных записок». Она была даже набрана, но затем он обратился к драматургу со следующей просьбой:
«Пишу я Вам по особому случаю. У меня есть поэма в три печатных листа да в Вашей комедии четыре листа. Семь листов стихов на одну книгу журнала много, между тем мне хочется пустить свою поэму („Княгиня Волконская“. — Н. Г.) в 1-ю книгу по той причине, что цензурные условия ухудшаются с ужасною быстротою; в лишний месяц может дело дойти до того, что поэму мою (из времен декабристов) запретят. Итак, не будет ли для Вас в каком-нибудь отношении неудобно, если я „Комика“ (уже набранного — не прислать ли Вам корректуру?) пущу во 2-й книге. Говорите откровенно. Если Вам это не понравится, то я обе вещи пущу в 1-ю книгу» (Н. А. Некрасов, Собр. соч., М. 1952, т. XI, стр. 230–231).
Таким образом, по просьбе Некрасова «Комик XVII столетия» был напечатан во втором номере журнала.
Бурдин деятельно хлопотал о скорейшем прохождении комедии через театральную цензуру. 25 сентября он уведомлял Островского: «Пьеса представлена в Комитет, а теперь еду просить цензора поскорее прочитать ее. Вероятно, в средине будущей недели она будет совсем готова» («А. Н. Островский и Ф. А. Бурдин. Неизданные письма», М.-Пг. 1923, стр. 163).
Комедия была одобрена Театрально-литературным комитетом 30 сентября 1872 года, а разрешена театральной цензурой 3 октября того же года.
Бурдин советовал Островскому поставить ее на Александрийской сцене и для этого приглашал приехать в Петербург (там же). Но по неизвестным соображениям драматург не хотел ставить пьесу в Петербурге. В письме от 17 ноября 1872 года он просил Бурдина: «Если бы ты мог как-нибудь устроить, чтобы „Комик“ совсем не пошел в Петербурге, то оказал бы мне величайшую услугу» (т. XIV, стр. 240). Бурдин же считал, что пьесу «нет причины… не играть, только нужно переделать конец и сделать его более сценичным» («А. Н. Островский и Ф. А. Бурдин. Неизданные письма», М.-Пг. 1923, стр. 167). В конце концов Островский уступил Бурдину: «С „Комиком“ делайте что хотите, если захотят поставить, ты меня уведомь, — тогда я пришлю переделку окончания» (т. XIV, стр. 240).
Однако постановка «Комика XVII столетия» в Петербурге при жизни драматурга не была осуществлена. Следов работы Островского над изменением окончания пьесы также не имеется. Цензурованный экземпляр комедии (Центральная театральная библиотека в Ленинграде) совпадает с первопечатным текстом, если не считать незначительных разночтений в заключительных словах Грегори в эпилоге: печатный текст полнее цензурованного.
Премьера пьесы состоялась в Москве 26 октября 1872 года, в бенефис Д. В. Живокини 2-го, исполнявшего роль подьячего Клушина. В других ролях выступали: С. П. Акимова — Псрепечина, Г. Н. Федотова — Наталья, И. В. Самарин — Кочетов, Н. И. Музиль — Яков, В. И. Живокини — Лопухин, Е. Н. Васильева — Анисья, С. В. Шуйский — Иоган Грегори, H. E. Вильде — Матвеев, М. А. Решимов — Юрий Михайлов.
Островский стремился к исторической верности сценического оформления спектакля. 12 сентября 1872 года в письме к Дубровскому он просил со свойственным ему юмором: «Сходи к Иваиу Егоровичу Забелину и поклонись ему в ноги (а после я тебе поклонюсь), а проси его вот о чем: чтобы он начертил тебе на бумажке постановку декораций для Постельного крыльца, так, чтобы та часть его, которая выходила к нежилым покоям, приходиласъ к авансцене, далее, чтоб видна была каменная преграда, место за преградой и ход на государев верх. Мне это очень нужно для комедии, которую я кончил и которая пойдет у Митоса в бенефис» (т. XIV, стр. 238).
Дубровский передал просьбу драматурга историку Забелину и 22 сентября 1872 года известил Островского: «…Забелин с полным удовольствием взялся исполнить твою просьбу, прибавив при этом, что он всегда рад содействовать тебе во всем, в чем только может быть полезным… Он хочет составить тебе верный и подробный план местности старого дворца… План будет готов к 26 сентября» (Государственный Центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина). Островский действительно получил от Забелина подробный чертеж с объяснениями, пересланный историком через Дубровского (там же, письмо Дубровского от 27 сентября 1872 года).
Московская премьера «Комика XVII столетия» не получила широкого освещения в театральной критике. Подробный отзыв был помещен на страницах либеральной газеты «Русские ведомости» (1872, № 239). Рецензент свидетельствовал о том, что, несмотря на участие в спектакле лучших сил театра, пьеса прошла «скучно, безжизненно». Даже Шуйский «был ниже своей всегдашней игры», а Федотова в роли Наташи «утрировала до крайности». «Эта молодая девушка, — писал рецензент, — по прихотливой воле автора, то кроткая голубица, то какая-то до неприличия развязная баба, сама по себе уже крайне неизящна и неестественна, а потому отнюдь не нужно было того до чрезвычайности резкого подчеркиванья, с каким г-жа Федотова произнесла хотя бы свой троекратный ответ: „Не помню, хмельна была!“».
Театрального рецензента совершенно не удовлетворила и игра Музиля, который, изображая якобы «неудавшегося г. Островскому комика XVII столетия, представил собою такого жалкого комика XIX века, что смотреть было невозможно». Так же неудачным, по мнению рецензента, было исполнение Решимовым роли Грегори: «…Он к роли режиссера театра аптекаря Грегори, в XVII столетии, приурочил жесты и дикцию Чацкого, с присоединением безукоризненной храбрости капитана Маржерета».
Отрицательная оценка пьесы в известной мере объясняется непониманием сущности комедии Островского. Ее рассматривали просто как «юбилейную» пьесу, вне юбилейной даты она будто бы лишена не только смысла и значения, но, «напротив, лишенная всякого самостоятельного внутреннего достоинства „комедии“, не имела даже и тени успеха» («Голос», 1872, № 184).
Консервативная печать не хотела признать в пьесе ее народной основы, исторической и бытовой достоверности. Критик «Нового времени», например, считал, что комедия построена на ложной коллизии: «Так как самый мотив борьбы крайне фальшивый, потому что влечение Якова к ремеслу комика решительно ни в чем не выражается, то она и не возбуждает в нас ни малейшего сочувствия» («Новое время», 1873, № 61).
«Комик XVII столетия» ставился на сцене редко. После премьеры в Москве вторая постановка этой комедии была осуществлена на сцене Александрийского театра в Петербурге только 30 августа 1894 года, опять-таки в связи с юбилейной датой — 138-летием основания императорских петербургских театров. Роли исполняли: В. В. Стрельская — Перепечина, В. А. Мичурина — Наталья, В. Н. Давыдов — Кочетов, Р. Б. Аполлонский — Яков, П. Д. Ленский — Матвеев, Н. Л. Глазунов — Иоган Грегори.
