28 Видали ль вы, как хищные и злые, К оставленному трупу в тихий дол Слетаются наследники земные, Могильный ворон, коршун и орел? Так есть мгновенья, краткие мгновенья, Когда, столпясь, все адские мученья Слетаются на сердце — и грызут! Века печали стоят тех минут. Лишь дунет вихрь — и сломится лилея; Таков с душой кто слабою рожден, Не вынесет минут подобных он: Но мощный ум, крепясь и каменея, Их превращает в пытку Прометея! Не сгладит время их глубокий след: Все в мире есть — забвенья только нет! 29 Светает. Горы снеговые На небосклоне голубом Зубцы подъемлют золотые; Слилися с утренним лучом Края волнистого тумана, И на верху горыШайтана Огонь, стыдясь перед зарей, Бледнеет — тихо приподнялся, Как перед смертию больной, Угрюмый князь с земли сырой. Казалось, вспомнить он старался Рассказ ужасный и желал Себя уверить он, что спал; Желал бы счесть он всё мечтою… И по челу провел рукою; Но грусть жестокий властелин! С чела не сгладил он морщин. 30 Он встал, он хочет непременно Пришельцу быть проводником. Не зная думать что о нем, Согласен юноша смущенный. Идут они глухим путем, Но их тревожит всё: то птица Из-под ноги у них вспорхнет, То краснобокая лисица В кусты цветущие нырнет. Они всё ниже, ниже сходят И рук от сабель не отводят. Через опасный переход Спешат нагнувшись, без оглядки; И вновь на холм крутой взошли, И цепью русские палатки, Как на ночлеге журавли, Белеют смутно уж вдали! Тогда черкес остановился, За руку путника схватил, И кто бы, кто не удивился? По-русски с ним заговорил. 31 «Прощай! ты можешь безопасно Теперь идти в шатры свои; Но, если веришь мне, напрасно Ты хочешь потопить в крови Свою печаль! страшись, быть может, Раскаянье прибавишь к ней. Болезни этой не поможет Ни кровь врага, ни речь друзей! Напрасно здесь, в краю далеком, Ты губишь прелесть юных дней; Нет, не достать вражде твоей Главы, постигнутой уж роком! Он палачам судей земных Не уступает жертв своих! Твоя б рука не устрашила Того, кто борется с судьбой: Ты худо знаешь Измаила; Смотри ж, он здесь перед тобой!» И с видом гордого презренья Ответа князь не ожидал; Он скрылся меж уступов скал — И долго русский без движенья, Один, как вкопаный, стоял. 32 Меж тем, перед горой Шайтаном Расположась военным станом, Толпа черкесов удалых Сидела вкруг огней своих; Они любили Измаила, С ним вместе слава иль могила, Им всё равно! лишь только б с ним! Но не могла б судьба одним И нежным чувством меж собою Сковать людей с умом простым И с беспокойною душою: Их всех обидел Росламбек! (Таков повсюду человек.) 33 Сидят наездники беспечно, Курят турецкий свой табак И князя ждут они: «Конечно, Когда исчезнет ночи мрак, Он к нам сойдет; и взор орлиный Смирит враждебные дружины, И вздрогнут перед ним они, Как Росламбек и уздени!» Так, песню воли напевая, Шептала шайка удалая. 34 Безмолвно, грустно, в стороне, Подняв глаза свои к луне, Подруге дум любви мятежной, Прекрасный юноша стоял, — Цветок для смерти слишком нежный! Он также Измаила ждал, Но не беспечно. Трепет тайный Порывам сердца изменял, И вздох тяжелый, не случайный, Не раз из груди вылетал; И он явился к Измаилу, Чтоб разделить с ним — хоть могилу! Увы! такая ли рука В куски изрубит казака? Такой ли взор, стыдливый, скромный, Глядит на мир, чтоб видеть кровь? Зачем он здесь, и ночью темной, Лицом прелестный, как любовь, Один в кругу черкесов праздных, Жестоких, буйных, безобразных? Хотя страшился он сказать, Нетрудно было б отгадать, Когда б… но сердце, чем моложе, Тем боязливее, тем строже Хранит причину от людей Своих надежд, своих страстей. И тайна юного Селима, Чуждаясь уст, ланит, очей, От любопытных, как от змей, В груди сокрылась невредима! Часть третья She told nor whence, nor why she left behind Her all for one who seem'd but little kind. Why did she love him? Curious fool! — be still — Is human love the growth of human will?.. 1 Какие степи, горы и моря Оружию славян сопротивлялись? И где веленью русского царя Измена и вражда не покорялись? Смирись, черкес! и запад и восток, Быть может, скоро твой разделит рок. Настанет час — и скажешь сам надменно: Пускай я раб, но раб царя вселенной! Настанет час — и новый грозный Рим Украсит Север Августом другим! вернуться Она не сказала, ни откуда она, ни почему она оставила Всё для того, кто, казалось, с ней был тоже неласков. Почему она любила его? Пытливый глупец! Молчи: Разве человеческая любовь рождается по воле человека? |
