— Они красивые, эти необработанные алмазы? — Абигейл, как почти любую девушку, стазу же заинтересовал вопрос о драгоценных камнях.
— Как сказать… — вопрос озадачил брата Белтуса. — Внешне они напоминают обычные стекляшки, да еще и тускловатые. В общем, ничего особенного.
— Ну, камни камнями, а нам с вами надо решить, куда идти дальше… — дядя Эдвард потер виски. — Выбор у нас небогатый: или направляться прямиком через озера, рискуя нарваться на засаду, или делать значительный крюк, пробираясь по болотам. Если говорить откровенно, то я не знаю, какой из вариантов следует предпочесть…
После отдыха и недолгого обеда отряд вновь отправился в путь. Было решено все же рискнуть, и пойти по перемычке между озерами — кто знает, вполне может случиться так, что беглецам повезет, и они не встретят нагов, а заодно и тех существ, что могут обитать в этих озерах.
Не прошло и часа, как меж деревьями стал появляться просвет, то тут, то там встречались заросли кустарника, а под ногами вновь стала путаться болотная трава и захлюпала вода. Понятно — вот-вот должно показаться одно из двух озер.
Еще немного — и беглецы вышли на берег озера. Ну, что сказать? На первый взгляд — обычное лесное озеро, удивительно красивое своей самобытностью, с тихой и темной водой, в неподвижной глади которой отражаются деревья, растущие по берегам. Правда, как таковой линии берега тут не было — заросли камыша начинались еще в лесу, постепенно переходили в воду и тянулись вдоль всего края озера. А еще тишина, только кое-где перекликаются птицы.
Вообще-то это непорядок: в подобных местах птиц обычно бывает куда больше, да и рыба должна то и дело плескаться у поверхности, а тут ничего такого нет. К тому же если водоплавающие птицы (а таковые тут должны быть обязательно) не садятся на воду, а сразу ныряют в камыши у берега, то это говорит о многом. Радует хотя бы то, что само это озеро не очень широкое — противоположный берег виден неплохо, только вот как бы до него еще добраться…
Недолго постояв у берега, брат Белтус кивнул в сторону — нам, мол, нужно двигаться в том направлении, однако берегом идти не стоит, лучше пройти краем леса, не подходя к воде. Почему? Так спокойнее…
До перемычки, неширокой полосы земли, разделяющей два озера, люди дошли быстро, не встретив никого не своем пути. Очень хочется надеяться, что и дальнейший путь пройдет так же гладко.
Увы, но надеждам беглецов насчет спокойной дороги сбыться было не суждено. Внезапно раздался треск ломаемых сучьев, и через несколько мгновений перед остановившимся отрядом появилась маленькая антилопа, которая бежала со всех ног, явно удирая от какой-то опасности. Не обращая никакого внимания на людей, малышка даже не пробежала, а пролетела мимо отряда, а еще через несколько ударов сердца из чащи показался какой-то небольшой зверь, скачками мчащийся вслед за антилопой. Немного не добежав до стоящих людей, которые к тому времени держали наготове оружие, зверь остановился, и стал смотреть на людей. Конечно, беглецы к этому времени успели насмотреться всякого, но поняв, кто только что гнался за антилопой, растерялись по-настоящему.
— Это что, заяц? — недоуменно спросила Абигейл, задав вопрос, который вертелся на языке у каждого. — Или я ошибаюсь?
А удивляться было чему: перед людьми находился зверь, очень напоминающий крупного зайца, вернее, даже не напоминающий, а внешне сходный с ним почти что один в один. Правда, этот зверь по размерам более чем вдвое превышал обычного косого трусишку. Разница была в цвете шкуры этого зверя — во всяком случае, никто и никогда из беглецов ранее не видел у живого зайца мех ярко-желтого цвета. Конечно, в каждой лавке, торгующей шкурами и мехами, мастера-кожевники по желанию покупателя могли окрасить продаваемые шкурки в любой цвет, хоть в самый невероятный, но никто и никогда не слышал о том, что у обычного зайца, обитающего в лесу, может быть мех цвета осенней листвы. Но даже не это было самым удивительным, а то, что у этого… зайца посреди лба торчал самый настоящий витой рог черного цвета. Это было настолько невероятно, что хотелось протереть глаза, на которые, похоже, кто-то напустил дурман.
Окончательно доконало беглецов то, как этот заяц смотрел на стоящих перед ним людей. Такое впечатление, будто безжалостный хищник рассматривает возможную добычу и прикидывает, с которого из этих двуногих ему следует начать свой обед. Когда же зверь раскрыл рот и издал звук, напоминающий нечто среднее между шипением и мяуканьем, показав при этом самые настоящие клыки — вот тогда люди уже окончательно перестали что-либо понимать. Однако когда этот непонятный зверь чуть наклонил голову, выставив вперед свой острый рог, явно собираясь прыгнуть на одного из стоящих перед ним двуногих — вот тогда люди стряхнули с себя короткую растерянность, вызванную видом этого существа. Не говоря ни слова, мужчины выставили вперед свои мечи, и зверь сразу же понял, что здесь его не ждет ничего хорошего — как видно, этот так называемый заяц уже представлял, что его может ждать, если он сейчас попытается вцепиться в одного из стоящих перед ним людей. Разочарованный зверь несколько раз зло царапнул землю лапой с длинными когтями, затем еще раз издал все тот же непонятный звук, прижал к спине свои длинные уши, и вновь помчался большими скачками вслед за убежавшей антилопой.
— Это что за зверя мы с вами только что видели? — удивления в голосе дядюшки было ничуть не меньше, чем в голосе Абигейл. — Если это заяц, то я кхитайский император!
— Вообще-то его называют мирадж… — почесал в затылке брат Белтус. — И никакой это не заяц, а самый настоящий хищник, которого стоит опасаться. Надо же, не обманули старатели со своими рассказами! Я думал, заливают…
— И что старатели вам заливали насчет этого мираджа?
— Ну, не очень много… Говорят, мирадж — зверь плотоядный, траву не ест, но зато мясо наворачивает в невероятных количествах, а свиреп настолько… В общем, на глаза голодному мираджу даже волку лучше не показываться. Достаточно сказать, что этот желтохвостый охотится на добычу, в несколько раз превышающую его по размерам. Видели, как от него бедная антилопа удирала? Догадывается, что ее ждет, если этот милый зайчик в нее вцепится своими длинными клыками и острыми когтями. Кстати, знаете, как мирадж охотится? С размаху налетает на возможную жертву, наклонив вперед свою голову с острым рогом (а рог у него, скажу я вам, по остроте и крепости не уступает железному!), еще в прыжке распарывает этим рогом тело жертвы, и одновременно с этим наносит глубокие раны зубами и когтями… Как говорили старатели, этот милашка с коротким хвостиком оленю живот пропарывает насквозь, одним махом, причем, как говорится, от и до, и все кишки ему наружу выпускает. В общем, зрелище не для слабонервных.
— Я догадываюсь… — хмыкнул дядюшка.
— Вот-вот… Старатели этого ушастого опасаются не меньше, чем какого-нибудь крупного хищника. Ловкий, быстрый, свирепый, да и поймать его сложно…
— С ума сойти! — развел руками дядя Эдвард. — Я раньше и слыхом не слыхивал о таком звере! Даже вообразить не мог ничего подобного!
— Ну, не вы один.
— И я тоже о существовании такого зверя не имел ни малейшего представления… — кажется, брат Титус был раздосадован.
— Приятно услышать, что святая инквизиция кое-что не знает… — брат Белтус не удержался, чтоб не подколоть молодого послушника.
— Не страшно: вернусь — доложу! — брат Титус тряхнул головой. — И даже попытаюсь его нарисовать, хотя художник из меня еще тот… Ну и зайчик!
— Этот длинноухий лично мне чем-то очень напоминает святую инквизицию… — брат Белтус вновь не удержался от подковырки. — Снаружи светленькие, чистые и пушистые, но как зубы покажете, да рогом упретесь…
— Все, закрыли тему! — оборвал дядя Эдвард. — Сейчас не до воспоминаний о прошлом!
Андреас до сегодняшнего дня тоже ничего не знал о таком странном существе. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что молодой послушник мало общался с теми, кто выходил из Запретных земель. Этими людьми, по их приходу в монастырь, занимались монахи, и именно они вносили в монастырские книги рассказы старателей о том, что те видели в Запретных землях. Правда, к подобным повествованиям следовало относиться с определенной долей скепсиса, потому как многие из вернувшихся едва ли не напропалую несли невесть какую чушь о собственной отваге, и о том, как они едва ли не в одиночку сражались с целыми сонмами чудовищ, из которых одно было страшней другого.
