— Куда идти?
— Совсем близко от этого места, дорогой племянник, можно сказать, в двух шагах отсюда. Не беспокойся, далеко идти не придется… Кстати, чтоб сразу внести ясность: я не собираюсь увозить тебя из этого городишки домой с мешком на голове — будет слишком много хлопот в дороге, а у меня и без того есть чем заняться. К тому же это сейчас никак не входит в мои планы.
Дядюшка повернулся и пошел вперед, безбоязненно открывая Андреасу свою спину. И ведь не боится, мерзавец, что племянник рубанет его мечом по этой самой спине или ударит по шее, хотя дорогой дядя прекрасно знает, какие мысли роятся в голове у сына его сестры. И если бы только дело ограничивалось одними мыслями — в свое время Андреас схватился с дядей на мечах не на жизнь, а на смерть, и о том, как их разнимали, надо рассказывать отдельно… Да, выдержке родственничка можно только позавидовать.
Идти, и верно, пришлось немного, всего лишь несколько минут. Впрочем, к тому времени уже совсем стемнело, так что Андреас представлял лишь весьма отдаленно, куда они направляются. Кажется, где-то здесь находятся невзрачные домишки, которые хозяева сдают тем, кто собирается идти в Запретные земли…
Возле одного из этих домиков дядюшка остановился и кивнул головой Андреасу — заходи, мол, пришли. В небольшой комнатке уже горело несколько свечей, да и пожилой слуга, которого Андреас знал уже много лет, почтительно склонил голову при появлении своего хозяина и его молодого племянника.
— Господин…
— Все в порядке?
— Да.
— Тогда пригляди снаружи, пока мы с моим дорогим племянником побеседуем по душам.
Слуга неслышно выскользнул из комнаты. Понятно, что он будет находиться где-то поблизости, так же, как и все те, что прибыли сюда вместе с дядюшкой. Можно не сомневаться, что этот неприметный домик сейчас охраняют снаружи не менее шести человек, а то и больше — дорогой родственник без охраны ходит нечасто, должность не позволяет, да и положение тоже.
— Садись, племянничек… — дядюшка сел на один из двух стульев, что были в бедно обставленной комнатке. — В ногах, как говорят, правды нет.
Андреас, по-прежнему не произнося ни слова, молча присел на колченогий стул, рассматривая дядю. За прошедший год этот человек совсем не изменился: все такой же высокий, подтянутый, красивый, хотя сейчас он выглядел не очень привлекательно, позволяя давно немытым полосам неаккуратными прядями свисать на лицо. Да и по дешевой мешковатой одежде и стоптанным сапогам дядюшку любой примет его за небогатого купца лет пятидесяти, который не желает тратить на свои нужды хоть монету. Скажи кому из посторонних, что перед ним человек, кого за глаза называют серым кардиналом страны, и у кого власти немногим меньше, чем у короля — ни один человек не поверит!
— Что, племянник, не нравлюсь? — и дядюшка, достав из кармана простой деревянный гребешок, ловко зачесал назад неаккуратно свисающие волосы, и враз преобразился, словно сбросил десяток лет, да и внешне несколько изменился. Лицо дядюшки стало более строгим, и в то же время жестко-красивым, притягивающим взгляды посторонних. Без сомнений, дорогой родственник, несмотря на возраст, все еще является одним из самых красивых мужчин страны. Наверняка за прошедший год ничего не изменилось, и за красавцем-дядей по-прежнему едва ли не толпой увиваются великосветские красавицы. К тому же милый дядюшка сейчас перестал горбиться, расправил плечи, скинул свою нелепую драную куртку, и теперь смотрелся тем, кем он и был на самом деле — высокородным аристократом, за спиной которого находятся десятки, если не сотни, поколений подлинных хозяев этой страны. Верно говорят, что породу не спрячешь…
Кроме того, сейчас любой, глянув со стороны на двоих мужчин, мог с уверенностью сказать, что они состоят в родстве, и довольно близком — семейное сходство было налицо.
Тем временем дядюшка продолжал все с той же почти неуловимой насмешкой в голосе:
— Поверь, дорогой Адриан, мне не доставляет никакой радости появляться перед людьми в таком неприглядном виде, но… Необходимость, и этим все сказано. Сам понимаешь, если для дела надо будет даже поплавать в дерьме — поплыву, да еще при этом буду булькать с радостью и оптимизмом!
Дядюшка Эдвард, граф Лиранский, маркиз Корб и прочая, прочая, прочая… Родной брат матери Андреаса, очень богатый, умный и опасный человек, в руках у которого была сосредоточена огромная власть, а еще он имел множество врагов и друзей самого разного пошиба. Пусть дядюшка Эдвард официально не состоял ни на какой государственной службе, но без него не решалось ни одно важное дело. Помнится, в детстве Андреас обожал своего красивого дядюшку Эдварда, на которого заглядывались едва ли не все женщины. В отличие от неулыбчивого и сурового отца, жестко придерживающегося правил и традиций семьи, дядя был совершенно непредсказуем, и никто не мог сказать, что он сделает в тот или иной момент, а уж на недостаток фантазии дядюшка никогда не жаловался. Да и дядя Эдвард был искренне привязан к своему младшему племяннику, хотя и считал его излишне избалованным и капризным мальчишкой, который с возрастом должен набраться ума… Впрочем, это было очень давно.
— Меня звать Андреас.
— Н-да? Ты уж извини, Адриан, но я буду называть тебя тем именем, которым, мой дорогой, тебя нарекли при рождении. Ты, разумеется, можешь взять себе любое монашеское имя…
— Как вы узнали, что я в городе? — у Андреаса не было желания долго разговаривать с дядюшкой.
— То есть как это — откуда узнал? Тебя послал в город настоятель вашей обители именно по моей просьбе.
— Можно поподробнее?
— Не только можно, но и нужно. Адриан, давай договоримся сразу, чтоб не осталось недомолвок: у меня возникла необходимость переговорить с тобой, только вот до вашего монастыря так просто не доберешься. К тому же мне совсем не хотелось лишний раз привлекать чужого внимания к моему появлению в этой дыре. Вот и пришлось пойти на хитрость. На днях в вашу обитель от неизвестного благодетеля пришел обоз с мукой и крупами, так? Чтоб ты знал: его послал я, и дело тут не в моем душевном благородстве — просто вместе с тем обозом вашему настоятелю доставили и письмо от меня, где я в весьма вежливых выражениях просил его прислать тебя в город на короткое время для встречи с родственником, то есть со мной. Дескать, это крайне необходимый и важный разговор, и о теме нашей беседе ты ему позже сообщишь, так как я не намерен хоть что-то скрывать от настоятеля столь уважаемого монастыря. Вместе с тем я просил его не говорить тебе о том, что буду ждать тебя в городе — ты бы просто не поехал, несмотря на приказ настоятеля. Что бы ты там придумал — не знаю, может, в карцер загремел, или в больницу попал, или нечто похожее выкинул… Я прав? Ну, молчание — знак согласия. Так вот, ваш настоятель выполнил мою просьбу — вместе с обозом отправил в город и тебя, где мои люди враз срисовали появление молодого послушника… Я же как раз вчера вечером сюда приехал, и мне оставалось только дождаться удобного момента… Видишь, как все просто. Кстати, надо будет передать благодарность вашему настоятелю — приятно, когда тебя так уважают святые отцы, и не отказывают в маленьких просьбах.
Да уж, — подумал Андреас, — да уж, пусть отец Маркус — настоятель монастыря Святого Кармиана, не относится к числу тех, кого можно запугать, но даже он старается лишний раз не ссориться с милейшим дядюшкой Эдвардом — в конечном счете, отказ может выйти себе дороже.
— Уже поздно, так что давайте максимально сократим нашу встречу… — Андреас даже не пытался скрыть неприязнь в голосе. — Если честно, то особой радости от нашей беседы я не нахожу, и уж тем более не считаю, что наш разговор необходим. И потом, пока что я не услышал ничего такого, ради чего меня стоило выдергивать из обители. Кстати, вы говорили о каком-то письме от родителей…
— Да, вот оно… — на стол лег большой белый конверт. — Между прочим, мать о тебе очень беспокоится.
— Напрасно. Странно, почему они обо мне вообще вспомнили? Так вот, передайте им: у меня все хорошо, и будет еще лучше, когда вы уедете и больше никогда не покажетесь мне на глаза… — Андреас распечатал письмо, пробежал по нему глазами… Ну, тут все выглядит так, как и следовало ожидать: дорогая бумага, золотые вензеля, размашистая подпись отца, оттиск фамильной печати… Просто-таки повеяло прошлым, о котором он так долго старался забыть.
