— Отчего ты так решила?

— В твоей стране есть горы, — она подозрительно посмотрела на него.

— Да, конечно, — Люк с тревогой поерзал в седле.

— Хочешь, верь, а хочешь, нет, — продолжала Карли, не замечая его смятения. — Я даже умею кататься на лыжах, не причиняя никому вреда. Ты когда-нибудь видел, как катаются на водных лыжах на одной ноге?

— Да ладно!

— Так я умею это, — она подняла стремя и взмахнула ногой, обутой в ботинок. — С таким размером ноги я могу кататься и без лыж.

Люк улыбнулся.

— А еще я умею кувыркаться, — сказала она.

— Хотел бы я на это посмотреть, — Люк заволновался, представив себе Карли в купальнике, выполняющую гимнастические упражнения.

— А ты умеешь кататься на водных лыжах?

— С удовольствием научился бы этому. Я силен в катании на горных лыжах.

Люк не хотел продолжать разговор об этом, вспомнив брата. Заметив краем глаза толстую ящерицу, греющуюся на солнце, он спросил:

— Это что, миниатюрный трехрогий динозавр?

— Это рогатая жаба, — Карли хихикнула. — Берегись! Некоторые говорят, что она плюется своей кровью и человек может ослепнуть, если жаба попадет ему в глаз.

Люк быстро вытащил свои солнцезащитные очки и водрузил на нос.

— Теперь я в безопасности?

Карли растянула в улыбке свои полные, невероятно привлекательные губы, отчего внутри у Люка все сжалось.

— В полной безопасности, — сказала она, не подозревая о его состоянии. — Когда я была ребенком, родители не разрешали нам с сестрой заводить собаку. Однажды я нашла так называемую рогатую жабу в маминой клумбе и назвала это существо Альбертом Эйнштейном. Жаба была очень умной и притворялась мертвой, когда мама входила в комнату… — она прервалась и покраснела. — Извини, это скучно…

— Наоборот, — он сдержал улыбку. — Жаба с именем великого ученого — это потрясающе!

На какое-то мгновение Люк представил Карли ребенком — с грязными коленками и огромными, красивыми карими глазами.

— В моей семье было много животных. Этакий бродячий зверинец, — промолвил он. — У моего брата когда-то был попугай, который мог прощебетать всю пятую симфонию Бетховена.

— Ты шутишь! — Карли звонко рассмеялась.

— Нет, это правда, — Люку нравилось слышать ее смех. — Филипп много часов обучал птицу.

Карли пристально смотрела на Люка.

— Ты скучаешь по нему? — спросила она тихо и мягко.

Он посмотрел в сторону и ощутил знакомую боль при воспоминании о брате.

— Ужасно, каждую минуту, — он бросил взгляд на пару порхающих стрекоз с переливающимися крыльями. Их прозрачная красота напоминала, насколько хрупка жизнь.

— Расскажи мне о нем.

Люк снова посмотрел на Карли. Она не сводила с него глаз.

— Это нелегко. Моя семья не любит говорить о нем.

— Обидно, — мягко сказала она.

Карли была права, но Люка приучали держать переживания в себе. Ведь так надлежит вести себя королю! Даже в тот ужасный период, когда пресса делала двусмысленные обвинения и безудержно распространялись слухи, во дворце хранили молчание. Королевская чета скорбела в уединении. Только Анастасия ревела и кричала как сумасшедшая, а Люк завидовал ее способности не обращать внимания на правила поведения.

— Когда мы с сестрой были детьми, то творили ужасные вещи. Расскажи мне, над чем вы с Филиппом больше всего веселились.

Карли не собиралась отступать, а Люк на этот раз не возражал. Девушка просто добра и бескорыстна. С такой можно разговаривать.

— Мне было одиннадцать, Филиппу — двенадцать лет. Один из графов… — прервавшись, он посмотрел в сторону. Карли оставалась невозмутимой, и Люк продолжил: — Один из работников моего отца не любил детей и, конечно, стал объектом наших с братом проделок.

— Конечно, — она взялась за луку седла и наклонилась вперед. Ее лицо выражало заинтересованность. — Расскажи мне, что вы сотворили с этим бедным малым?

— Он был нашим воспитателем и прививал нам хороший вкус, — Люк улыбнулся. — Уверяю, не очень-то легко убедить двух мальчишек, что посещение оперы и музея так же важно, как и поездки на пони.

— Так вы были несносными детьми? — Казалось, что она рада этому.

— Филипп был тихоней, примерным сыном, а я… — он пожал плечами.

Карли засмеялась, и Люку показалось, что он слышит прекрасную музыку.

— Непослушный Люк. Представляю себе!

Люка так называли настолько часто, что он потерял этому счет.

— Наш воспитатель очень следил за нами, особенно за Филиппом.

— Если твой брат был примерным, то отчего он был с ним строже?

Как ей объяснить, что обучение наследного принца очень отличается от обычных методов воспитания?

— Оттого, что он был наследником. Воспитатель должен был хорошо его обучить и привить хороший вкус. В этом Арти и так преуспел, но хотел сделать из ученика полное совершенство.

— Ты превзошел его ожидания, и он сосредоточился на Филиппе?

— Не совсем, — покачал головой Люк. Ведь он был вторым сыном, беспокойным, неразумным, упрямым ребенком. Арти не удавалось запугать его, как Филиппа. — Моему брату больше подходили его уроки. Филипп был тихим, прилежным, желающим угодить. Он быстро полнел, и наш воспитатель счел его пухлые щеки неприемлемыми для мальчика его положения. Филипп был посажен на диету.

Пресса со всей своей жестокостью однажды назвала Филиппа принцем-толстяком. Арти хранил эту заметку и всегда использовал, когда принц хотел перекусить.

— И тебе не очень-то нравилось это.

— Откуда ты знаешь?

— Догадалась…

— Мы ненавидели такое воспитание и частенько составляли планы мщения. Вернее, это делал я, Филипп побаивался, — сказал Люк. Но его брат всегда присоединялся к нему после недолгого упрашивания.

— Ты был своенравным бунтарем? — Карли просияла и выпрямилась.

— Скажем, я не всегда следовал указаниям, — Артур не раз называл Люка сатанинским отродьем. — Однажды нашему воспитателю привезли громадную коробку шоколадных трюфелей. Это был подарок от высокопоставленной особы.

— И что вы сделали? — Она покосилась на него. — Украли коробку и все съели?

— Конечно, — он все еще представлял себе улыбающегося Филиппа с перепачканным шоколадом ртом. — Но это еще не все…

— Ух ты! Обожаю таких детей!

— У каждого из нас был пони. Мы запихали в коробку лошадиный…

— Навоз, — закончила Карли и улыбнулась. — Назовем его дорожными яблочками. Только не говори мне, что он съел его!

— Мы можем только надеяться, — уголков его губ коснулась улыбка.

Карли покатилась со смеху, и Люк присоединился к ней.

Давно он не вспоминал Филиппа без скорби. Карли удалось вынудить его думать о веселом времени, проведенном с братом.

Неудивительно, что его тянет к этой совсем не подходящей для него женщине.

Внезапно Гроза оступилась, и Карли, наклонившись в сторону, ударилась о Зевса. Люк протянул руку, чтобы помочь Карли занять исходное положение.

— Я в порядке, — сказала она и покосилась на него.

— Да, — тихо произнес он. — Ты чрезвычайно добра.

Люк все не мог убрать руки со спины Карли. Лошадь фыркала, упряжь позвякивала, кузнечики вокруг беспрестанно стрекотали, голоса других наездников стали тише. Люк пытался найти смысл в том, что происходит. Его сердце замерло.

Карли смущенно позвала его по имени. Кто-то еще назвал его имя, но громче. Люк наконец неохотно убрал руку и посмотрел в сторону приближающегося всадника. Памми Уилсон!

Странное очарование Карли, силу которого он только что испытал, ушло. Вместе с другими наездниками Люк остановился и ждал. Пытаясь отвлечься от Карли, он сосредоточился на другой женщине.

— Думаю, моя лошадь оступилась, — промолвила Памми. — Ты не мог бы проверить?

— Конечно, — понимая, что просьба не случайна, Люк спешился, чтобы проверить холеного коня.

Другие всадники проезжали мимо, образуя полукруг вокруг небольшого стада мычащих телят и тяжело ступающих коров, которых они встретили по пути.