Ола работала с известными чернокожими рок-звездами вроде Чаки Хан и Дайаны Росс, а также с группами наподобие The Pointer Sisters. Она делала сценические костюмы для Ринго Старра и Карли Симон. В доме Хадсонов часто бывали большие рок-звезды, такие как Рон Вуд и Игги Поп. Наркотики и алкоголь были обычной частью семейной диеты.

Юный Сол с раннего возраста тяготел к искусству и начал рисовать, едва научившись держать карандаш. Будучи ребенком, он делал рисунки животных для неизданной книги стихов «Бестиарий» жившей неподалеку Джони Митчелл. (В тот период Митчелл жила в доме Дэвида Геффена.) Солу нравились динозавры и змеи, он любил рисовать маленьких ящериц, которые испокон веков водились на холмах над Голливудом.

В 1975-м Ола начала работать над костюмами для фантастического фильма Дэвида Боуи «Человек, который упал на Землю». Примерно тогда же Хадсоны разошлись, и мать Сола стала встречаться с Боуи, который даже дома не выходил из своего кричаще-кокаинового образа «изможденного белого герцога» ^[4]. Слэш вспоминал: «Она шила все его костюмы, и я охрененно бесился, потому что он занял место моего отца. Эра свободной любви тогда еще не кончилась, и такие вещи считались нормальными. Хоть я и был совсем юным, но мне их отношения казались странными. У Боуи тогда был маленький белый „мерседес" и чертовски огромный дом в Бель-Эйре, который он снимал, пока жил в Лос-Анджелесе. Его жена тоже жила там вместе с их сыном Зоуи, и мне приходилось тусоваться с ними. Меня отвозили туда, и я думал: „Что за херня? Почему у него такой здоровенный дом?" Вся эта суета, которую он устраивал вокруг любой ерунды… просто курам на смех».

Так что Сол Хадсон жил в пользующемся дурной славой голливудском окружении, которое, впрочем, подготовило его к дальнейшей жизни в образе альтер-эго по имени Слэш. «Я рос в доме упертых хиппи, — говорил он позже. — И мне предоставляли много свободы. Мои родители все время посылали друг друга подальше, и когда я начал материться в возрасте семи или восьми, всем казалось, что это забавно».

«Мои родители всегда поддерживали меня во всем, чем бы я ни занимался, — заметил Слэш однажды. — И я действительно люблю их за это».

Слэш получил свое прозвище от известного актера Сеймура Касселя. «Я дружил с его детьми, и он называл меня Слэш ^[5], поскольку я все время как безумный тренировался в игре на гитаре. Ему казалось, будто я постоянно куда-то спешу, и он начал меня так называть, а потом прозвище прилипло».

Родители любили Сола, но не особенно контролировали его, и он был одним из полудиких потерянных подростков Голливуда — периодически пропадал на всю ночь, приторговывал транквилизаторами, спекулировал билетами в клубы или просто ошивался на парковке гриль-бара «Rainbow» на Сансет-стрип, ожидая, что оттуда выйдет какая-нибудь знаменитость или случится заварушка, когда в два часа ночи клуб закроется. И ожидания бывали не напрасны, поскольку «Rainbow» служил излюбленным местом приезжавших в Голливуд английских рокеров: участников Zeppelin с их девочками-фанатками. Stones и их подруг, Элтона и его гей-окружения, Slade, The Sweet Judas Priest.

Бабушка Слэша, которую тоже звали Ола, служила опорой его детства. Она была серьезной леди, хоть и могла ругаться, как Ричард Прайор, если ее довести. Именно она присматривала за Солом и однажды дала мальчику его первую гитару. «Я слонялся вокруг дома, а она гнала меня заниматься. Она бесилась, когда я слишком громко слушал „Black Dog"». Но эта строгая женщина обожала своего внука и воспитала в нем твердость характера, которая понадобится ему десять лет спустя, чтобы выжить на улицах Лос-Анджелеса.

Позже Слэш размышлял о том, как ему повезло расти в таком потакающем своим прихотям и движимом эгоизмом мире: «Я смотрел на все это дерьмо кругом. Смотрел, как люди идут ко дну. И извлекал из всего этого уроки».

Слэш утверждает, что начал пить примерно в двенадцать лет. «Мне нравится напиваться, — объяснял он в 1990-м. — Алкоголь помогает мне справиться с застенчивостью. Эту привычку я приобрел, когда мне было двенадцать». Он добавил, что его отец тоже был не дурак выпить. «Мне была предоставлена полная свобода, — говорил он, — я не появлялся дома неделями».

До этого он был не особенно популярен в школе. «У меня были очень длинные волосы, а в школах, которые я посещал, учились дети банкиров и агентов по недвижимости. (Исключение составлял Ленни Кравитц, который ходил в начальную школу вместе со Слэшем.) Так что меня все считали странным: у меня были другие взгляды на жизнь, и я не вписывался в их компании, — вспоминал он. — Но когда мне исполнилось тринадцать, я подумал: хрен с ним, и больше не парился насчет этого. Тогда неожиданно я начал замечать, что становлюсь популярным, поскольку играю на гитаре. Меня это даже удивило. Все дети стали по-другому ко мне относиться, но мне было уже плевать, поскольку мне нравилось проводить время одному, практикуясь на гитаре».

Однажды в 1977-м Слэш вместе с другими подростками катался на своем «ВМХ» около школы Бэнкфорт-Джуниор-Хай в Голливуде. Там же был и еще один паренек на скейтборде — он выделывал трюки, чтобы впечатлить девчонок, которые за всем этим наблюдали. В какой-то момент пацан не удержался на доске и приложился головой об асфальт. Слэш подошел посмотреть, все ли с ним в порядке. Это был Стивен Адлер.

Они оба ходили в школу Бэнкфорт, но толком не были знакомы. Тем не менее оба любили тяжелую музыку и частично их вкусы пересекались (Стивену нравились Kiss, а Слэшу — нет). Особенно их восхищали местные боги Van Halen, которые в 1977-м все еще выступали в местных школах и на пляжах. Стивен позвал Слэша к себе в гости на Норт-Хейворт-авеню. Он показал Слэшу свою электрогитару, подключенную к небольшому усилителю. Слэш вспоминает: «Он просто воткнул ее в усилитель, выкрутил все ручки и долбанул по струнам — вышло очень громко. Я просто охренел».

Стивен Адлер был истинным ребенком Голливуда 1970-х, эпохи постхиппи: забавным, расслабленным, беззаботным; невинного вида простаком, который шел по утрам в восьмой класс, покуривая косяк. («Впервые я обдолбался, когда мне было восемь. Я попробовал курить траву в туалете у бабушки».) С его кудрявыми светлыми волосами, вертлявой походкой и честными синими глазами он служил желанной добычей для местных геев. Стивен рассказывал в интервью: «Когда мне было двенадцать-тринадцать лет, я жил в Голливуде, недалеко от бульвара Санта-Моника и Фэйрфакса. А бульвар Санта-Моника был очень гейским местом… где парни снимают парней, типа для секса… Поскольку Слэш жил на Свитцер, а я на Норт-Хейворт, я пару раз проходил там мимо, и мне отсасывал какой-то парень. Ну а чего, я ж был тинейджером… Тогда у меня был хренов стояк круглые сутки, сами понимаете. А девчонки таким еще не занимались… ну и я тусовался с кем-то, и он мне сделал минет. Мне было тринадцать. Что? Неужели я один такой?!»

Однажды ночью Слэш выбрался из дома, чтобы продать немного транквилизаторов перед ночным клубом «Starwood», а затем очутился на Голливудском бульваре, в логове разврата, усеянном стрип-клубами, порномагазинами, винными лавками, сутенерами и проститутками. Это было дно Голливуда, но оно дышало настоящей жизнью. Кругом тусовались опустившиеся люди со всей округи. «Я стоял за гамбургером, часа примерно в три ночи. Там была небольшая очередь, и один сумасшедший чувак, в кислоте или типа того, решил, что с него хватит, и собирался с кем-нибудь подраться. Судя по всему, он выбрал не того парня, поскольку его посадили на нож, и потом он просто упал на гребаный тротуар, чувак. — Слэш улыбается воспоминаниям. — И с тех пор я все время ошивался там».

Когда Слэшу стукнуло тринадцать, он пережил то, что позже называл «великим пробуждением»: «Я давно пытался залезть под юбку к этой девчонке, и наконец она пригласила меня к себе. Мы сели, покурили немного травы и стали слушать „Rocks" Aerosmith. Запись шибанула меня, словно кирпичом по башке. Я сидел и слушал ее снова и снова, абсолютно забыв про девчонку, которая была от этого не в восторге. Я помню, как ехал обратно в дом бабушки, зная, что жизнь моя изменилась. Это был один из моментов истины. Тогда, возможно, впервые в жизни мне так сильно что-то понравилось».