— Они дрались?
— Можно и так сказать. Они боролись за внимание Свифта.
— Ванесса победила?
— Не совсем, милая. Они обе умерли, так и не получив его. Да он не очень-то и хотел кому-то доставаться.
Лучше не упоминать, что писатель мог жениться на Стелле.
Но что это? Он не собирался становиться учителем, и все же начал вспоминать самые неожиданные вещи для этого любознательного молчаливого ребенка. Разговор с ней успокаивал его.
— А мы кому-то достанемся?
— Боюсь, что это возможно.
— Я не хочу. Сделай так, чтобы я никому досталась.
— Конечно. Если смогу.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Ванесса улыбнулась ему. Ричард с беспокойством подумал о том, что дал слово, когда не понимал, что происходит вокруг. Он может оказаться не в силах исполнить обещание.
Но он чувствовал, что это важно.
Ванессу во что бы то ни стало нужно было сохранить.
Они стояли рядом с купе, на двери которого висел знак «Не беспокоить». Рядом Ричард заметил приписку: «До Портнакрейрана». Штора на двери была опущена не до конца, и в купе проникала полоска света. В ней он увидел бледную руку, свисающую с нижней полки, соединенную тонкой цепочкой с портфелем на полу. Это был один из курьеров.
Во всяком случае, с ними ничего не случилось.
Ванесса устремила взгляд в щель и долго всматривалась.
— Отойди, — сказал он. — Пусть добрые американцы поспят.
Она повернулась и посмотрела на него.
— Они добрые?
— Нет, но они важные. Лучше не трогать их. Мне сначала нужно найти других людей.
— Друзей? Красивую тетю, сердитого дядю и слепого?
— Дэнни не слепой. Сейчас не слепой. Как ты узнала, что он был слепым?
Она пожала плечами.
— Просто почувствовала, наверное, — подсказал Ричард. — Да, их. Я оставил их в ресторане, но… похоже, ошибся вагоном. Раньше ресторан был там. — Он указал на дверь между вагонами. — Теперь его там нет.
— Глупости, — сказала она. — Вагон не может потеряться.
— Тебе еще многое предстоит узнать.
— Вот и нет, — заявила она, задрав веснушчатый носик. — Я уже и так много знаю.
Ричарду ее тон не понравился. Он мог бы сказать Ванессе, что ее образование не назовешь полным, если она не выучила даже своей фамилии, но это было бы жестоко. Он слишком хорошо понимал, как такое случается.
— Вагон, в котором кушают, находится за той дверью, — сказала она. — Я заглядывала туда раньше.
Она за руку повела его к указанной двери.
— Тут поосторожнее надо, — неуверенно промолвил он.
— Вот глупый, — сказала она. — Идем-идем, мистер Ричард, не бойся.
Когда кто-нибудь, пусть даже маленькая девочка, советовал ему не бояться, он тут же невольно начинал задумываться: сначала о том, чего именно ему не нужно бояться, а потом — достаточно ли хорошо человек, дающий совет, осведомлен о потенциальной опасности или безопасности той ситуации или явления, которых, по его мнению, бояться не стоит?
Лампы в коридоре вагона уже потускнели настолько, что все стало казаться озаренным лунным светом. Стекло в двери, к которой они подошли, выглядело черным, и у Ричарда возникло нехорошее подозрение, что вагоны могли снова поменяться местами и что за дверью их, вероятно, ждет холодный ночной воздух и жестокое падение на рельсы.
Он отпустил руку Ванессы и посмотрел (стараясь казаться увереннее, чем чувствовал себя на самом деле) на дверь. Он был старше девочки более чем в два раза и должен был сам ее направлять. Правда, он не знал своего точного возраста, как и того, до какой степени по-взрослому ему нужно себя вести.
Он заколебался, и девочка легонько подтолкнула его.
У двери шум поезда слышался громче, а пол раскачивался сильнее.
Ричард сказал себе, что должен открыть эту дверь. Потом увидел, что действительно ее открывает.
И едва дверь открылась…
VII
Что-то толкнуло ее с неимоверной силой. А потом перебросилось на Дэнни Майлза.
Анетт пришла в себя, лежа на столе. Ее бретельки были прибиты вилками к пластиковой поверхности. Сесть, не испортив окончательно свое платье от «Коко Шанель», она не могла. Это явно было делом рук какого-то адского демона. Или ревнивой жены.
Стол задрожал. Неужели «Шотландская стрела» разваливается на части?
Что-то колючее, похожее на переваренную жилистую спаржу с зубами, лежало у нее на лице. Она сжала зубы, почувствовала выделившийся горький сок и выплюнула инородный предмет. Это была роза на длинной ножке, украшавшая стол.
Она осторожно выдернула вилки, стараясь не разорвать ткань еще больше, и села. На скатерти расплывалась лужа влажной липкой крови. Потом она заметила нож, торчавший из ее правого бедра. Чулки были порваны. Она взялась за ручку, удивляясь, что не чувствует ничего, кроме легкого онемения. Как только она вырвала нож, острейшая боль пронзила ногу. Не обращая на нее внимания, она наскоро перевязала рану — еще один полезный навык, оставшийся после войны, — при помощи салфеток и коктейльных палочек.
Соскользнув со стола, Анетт обвела взглядом вагон-ресторан.
Дэнни Майлз сидел на пятачке между последней кабинкой и дверью в торце вагона, обхватив руками ноги и уткнувшись лицом в колени. Он дрожал, то ли от беззвучных рыданий, то ли от движения поезда.
Больше она никого не увидела. Но это не означало, что здесь больше никого нет. Кто-то же пригвоздил ее к столу. И сделано это было слишком аккуратно, слишком продуманно-цинично, чтобы быть результатом стихийного феномена, наподобие заурядного полтергейста. Нет, это сделало нечто, обладающее личностью. Нечто, считающее себя шутником. Наихудший вид привидений, на ее взгляд. Хотя, может быть, это сотворил обычный человек, который уже ушел? Никогда нельзя сбрасывать со счетов людей. Люди без всяких привидений могут творить неописуемые вещи.
Но все же здесь были привидения.
— Дэнни? — сказала она.
Он не услышал. Это настораживало — Дэнни слышал все, даже когда вам этого не хотелось. Он, наверное, нутром чувствовал то, что произносилось шепотом в соседнем здании в комнате с открытыми кранами.
— Дэнни, — позвала она громче.
Потом подошла к нему, чувствуя боль при каждом шаге.
Он не был мертв, увидела она, но от страха забился в свою раковину. Дэнни поднял голову и посмотрел по сторонам невидящими глазами.
Дэнни Волшебные Пальчики Майлз поднял бесполезные руки.
— Конец, — сказал он. — Исчезло.
Она присела рядом с ним и осмотрела его ладони. Все кости целы. Никаких ран она не обнаружила, но его руки были мертвы, как набитые песком перчатки.
— Salauds boches! — выругалась она. Ублюдочные нацисты!
Она знала, что было Самым Страшным для Дэнни Майлза.
Голова его дернулась, и он весь сжался, как будто вокруг него летала стая летучих мышей. Он понимал, что кто-то находится рядом, но не понимал, что это она. Все его чувства перестали работать. Он оказался в ловушке внутри собственного черепа.
Анетт взяла его за руки и подняла. Он не сопротивлялся. Она попробовала проникнуть внутрь его раковины, но не словами и даже не прикосновением, а внутренним голосом. Она направила мысленный посыл сквозь костяной щит вокруг его мозга, чтобы успокоить его, пообещать помощь…
Она вдруг подумала, что он уже не станет таким, как прежде, но сразу же скомкала, сжала эту мысль в маленький комочек. Он не должен этого почувствовать, не должен перенять ее отчаяние вдобавок к своему.
Это Анни…
Она попыталась поцеловать его, но лишь размазала помаду. Тогда она крепко обняла его и прижалась к его лбу своим.
Он начал вырываться. Повязка из салфетки сползла с раны. Чтобы не упасть, она схватилась за высокую тележку с несколькими уставленными десертами полками, но та покатилась по проходу, потянув ее за собой. Она ударилась головой о блестящий остов, и на нее, прямо на волосы, потекли взбитые сливки и джемы. Тележка поехала дальше, и она замахала руками, чтобы схватиться за что-нибудь неподвижное…