Катли не без раздражения в голосе осведомился:

— В чем дело, парень?

— Я тут подумал, сэр, если бы поезд можно было снять с эксплуатации, его бы уже сняли. Наверняка есть какая-то причина, почему он до сих пор ездит.

Ричард посмотрел на Эдвина. То же сделали и все остальные. Катриона погладила его по руке.

Наконец Эдвин ответил:

— Что ж, видимо, бессмысленно пытаться хранить секреты в обществе талантов.

Дэнни Майлз присвистнул.

— А в чем дело? — подхватил Катли.

— «Шотландская стрела» должна оставаться в строю. Школа специального контингента теперь преобразована в базу подводных лодок. Это жизненно важное орудие устрашения нашей державы.

— Это пистолет, прижатый к голове врага, когда тот прижимает свой к нашему брюху.

— Кэт участвует в Олдермастонских походах ^[69]и хочет добиться запрета на изготовление ядерных бомб, — объяснил Эдвин. — Как частное лицо она имеет право на такую позицию. Но в клубе мы не обсуждаем политику правительства и можем только давать советы…

Анетт чуть не прыснула. Она явно знала Эдвина Винтропа лучше, чем Ричард.

— Каждые сорок восемь часов, — продолжил Эдвин, — в Вашингтоне собираются математики и при помощи специального электровычислительного устройства генерируют цепочки цифр, которые вводятся в электронно-коммуникационную сеть, доступную только из надежно защищенного места в Пентагоне и из нашего английского военного министерства. Такой же терминал имеется в Париже, но это всего лишь макет. Французы могут делать с ним все, что угодно, но повлиять на работу большой машины они не в состоянии. Мы не хотели, чтобы они, обидевшись на какую-нибудь мелочь, в приступе неприязни начали третью мировую. Анни, твоя французская половина этого не слышала. Когда цифры попадают в сеть, они должны быть доставлены президенту Соединенных Штатов, премьер-министру Великобритании и нескольким избранным офицерам на передовых линиях Западного альянса. Мы не используем телефонную связь, телеграф, телеграммы и почтовых голубей, мы посылаем курьеров. Цепочки цифр мы называем «марш-коды». Пока они не будут набраны без ошибок на клавиатуре специальной цифронаборной машины, не будет установлена ни одна боеголовка, не взлетит ни одна ракета, не будет сброшена ни одна бомба. Без «марш-кодов» у нас нет ядерного оружия.

— А с ними мы можем уничтожить Землю, — вставила Катриона.

— Так что же выходит, — сказал Майлз, помахав рукой для значительности, — у нас есть «Б-52», летающие над всей Арктикой, ядерные подлодки, которые плавают, наверное, в каждом море, вычислительные машины размером с обсерваторию и храбрые солдаты, которые сидят в траншеях, готовые ответить на любую угрозу со стороны безбожников коммунистов… И все это зависит от того, успеет какой-то придурок на семичасовой поезд из Юстона или нет?

— Именно так, — кивнул Эдвин.

— Это безумие какое-то. — Майлз закатил глаза.

— Как я уже говорил, вопросы государственной безопасности находятся вне сферы нашей деятельности. Теперь вы понимаете, почему правительство исходит пеной. Если выяснится, что «Стрела» небезопасна, НАТО окажется под угрозой. Помимо призраков, они думают и об обычных шпионах. Одна из причин, по которой «марш-коды» до сих пор переправляются поездами: наши дьявольски хитрые друзья из разведки считают, будто русские и мысли не допускают о том, что мы можем на самом деледоверить столь важное дело паре младших офицеров, едущих на ночном поезде.

— Надеюсь, что встречу шпионов, — мечтательно произнесла Анетт. — Всегда представляла себя в образе Маты Хари. Можно мне соблазнить парочку юных лейтенантов?

— Забудь про них, Анни, — сказал Эдвин. — Им и так не сладко теперь, когда развернулась борьба за мир во всем мире. Один слег с нервным срывом, один застрелился, один неожиданно ушел в монастырь. Об этом никто не должен узнать за пределами этой комнаты, но за прошедшие годы было несколько случаев, когда наша система безопасности несколько часов кряду находилась на грани коллапса, потому что коды не прибыли вовремя. Только представьте себе какого-нибудь несчастного генерала, на которого возложена обязанность докладывать президенту о подобных ситуациях. Или представьте, что другой стороне каким-то образом станет известно о возможности нанести первый удар. Если уж подносить к их голове пистолет, пусть лучше они не знают, что в нем сбит боек.

У Ричарда свело желудок, как будто он проглотил полпинты соленых моллюсков и запил их клубничным молочным шейком. Несмотря на «скучные процедуры для домов с привидениями» Катли, это было нечто более интересное, чем ходить вокруг дома священника в Борли, выискивая холодные точки. Тошнота прошла, и, к своему жгучему стыду, он вдруг понял, что физически находится в состоянии сильного возбуждения. Он подумал, что в коридорах власти это обычное явление… Хотя, с тех пор как у него сломался голос, ему казалось, что днем большего внимания все же заслуживают те минуты, когда он не демонстрирует свою эрекцию всем вокруг. Узкие брюки лишь усугубляли ситуацию. Он вспыхнул, когда Анетт, возможно, бессовестно заглянув в ближайшее будущее, улыбнулась ему.

— Янки будут знать, что мы в деле? — спросил Катли.

— Теоретически — только на самом высоком уровне. Ребята на поезде ничего не знают. Им внушили, что они — подсадные утки и что конверты, которые они перевозят, имеют отношение к негласным азартным играм между ведомствами, которые якобы организовал один сержант автопарка в Форт Бакстере, Канзас. Если будет нужно, ведите наблюдение за курьерами, но не приближайтесь. Ваша задача — собрать конкретные сведения о том, какие темные силы там собираются и что нам угрожает. Давно мечтаю закончить собрание словами: «Это задание может сделать войну короче на полгода». На втором месте у меня другая фраза: «Судьба мира в ваших руках», что, увы, истинная правда. Я уверен, что мы будем гордиться тобой, Гарри.

IV

Ричард прошел под дорическими арками вокзала Юстон в пять часов, за два часа до отправления «Шотландской стрелы». Он слился с толпой горожан, встречавших пригородные поезда.

— «Стар», «Ньюз», «Стандарт»! — кричали шестидесятилетние «мальчики», размахивая вечерними газетами.

В большинстве заголовков так или иначе упоминался Хрущев, колотивший туфлей по столу в ООН. Первый секретарь не вел бы себя как медведь, если бы знал, что у дядюшки Сэма штаны бывали спущены по восемнадцать часов подряд. Если бы его спутник заметил брешь в занавесе, Никита Сергеевич вполне мог бы запустить в нее одну-две ракеты, просто чтобы посмотреть, что будет.

— Можешь даже не думать об этом, парень, — произнес голос рядом с его ухом. — Миру ничто не грозит, во всяком случае, до полуночи. Потом все расплывчато… Мадам Амбуаз все видит. Не забивай свою хорошенькую головку.

Он узнал Анетт по запаху (смесь аромата «Живанши» с сигаретами «Голуаз») еще до того, как услышал ее или увидел. Она развернула его и поцеловала в обе щеки, отнюдь не формально. Влажный кончик ее языка задел уголки его губ.

Для поездки она надела черное коктейльное платье, перчатки до локтей, блестящую черную шляпку с убранной в сторону вуалью и горжетку из цельной шкурки песца с зашитыми глазами. На этот раз она накрасила губы — тонкие линии кричащего красного цвета. В общем, она выставляла себя этакой Одри Хепберн и ждала от него восхищения, которое, разумеется, последовало.

— Молодец, — сказала она, похлопав его по щеке.

Тут же в голове у него появилась картинка: Анетт в белье, черном, французском, изысканном. Видение взволновало его, и Анетт усмехнулась.

— Я это сделаю, — сказала она. — Считай, что это фокус.

Анетт скинула бретельку платья, показала черное кружево.

— Все правильно, — добавила она. — Но извини, я не могу сейчас развлекаться. С тобой так легко возбудиться. Редко получается поиграть с тем, кто знает.

Она постучала себя пальцем по виску и жестами изобразила жуткую колдунью.