Павлов: Вторую половину ночи связи не было. Сейчас послал проверить проволочную связь. Связи ни с кем нет, кроме 2-го и 44-го стрелковых корпусов (13-й армии). Рации же в армиях все разгромлены. Осталось по одной рации…»

«Примерно в это же время ‹…› дважды звонил Павлову Сталин. Командующий фронтом заверил и его, что примет все меры к отводу войск на восток и защите столицы Белоруссии. Тем не менее Сталин, сильно нервничавший и не доверявший уже Павлову, решил направить к нему Ворошилова с целью на месте разобраться в обстановке и оказать помощь командующему фронтом», – писал В.А. Анфилов.

Пока военачальники выясняли обстановку, столица Белоруссии была предоставлена сама себе. Люди грабили магазины и склады, из которых в первую очередь тащили вино и водку. Неудивительно, что на улицах Минска с каждым часом появлялось все больше пьяных. Но они обращали на себя внимание не надолго, так как немецкая авиация с перерывами бомбила город, превращая в руины жилые кварталы, заводы и фабрики. Столбы огня и дыма, оглушительные и еще не совсем привычные взрывы авиабомб наводили ужас на горожан, показывая им все красоты настоящего ада.

В полдень 25 июня разведчики 73-го отдельного разведбатальона 64-й стрелковой дивизии проводили разведку в районе Радомковичей. В четырех километрах от этого населенного пункта они обнаружили до двух десятков штабных автобусов и легковых автомашин. Комбат майор Чумаков двумя ротами внезапно атаковал немецких штабников. За полчаса разведчики уничтожили до полусотни немецких офицеров и солдат, захватили четыре портфеля с важными документами.

Когда 26 июня начальник оперативного отдела 13-й армии подполковник С.П. Иванов взглянул на подлинник захваченной трофейной карты, найденной в одном из портфелей, то он от удивления даже обомлел. «На ней было показано оперативное построение всей немецкой группы армий “Центр”. Особенно четко выделялись направления ударов 2-й и 3-й танковых групп, рубежи выхода их передовых частей по срокам, – вспоминал генерал армии Иванов. – Впервые я увидел вражеский оперативный документ такого значения и оценил его как профессионал: выполнен он был со скрупулезной четкостью и логичностью, хотя в наглядности уступал нашим подобным документам. Но, конечно, отнюдь не это стало главным впечатлением. Перед нами лежал графический план первой наступательной операции группы армий фельдмаршала фон Бока. ‹…› Ведь он позволял оценить громадные силы врага, наступавшие в полосе нашего фронта, давал возможность в полном объеме понять не только сущность, но и драматизм оперативно-стратегической ситуации на Западном Стратегическом направлении, осмыслить коварные и небезосновательные расчеты Гитлера.

Признаюсь, взгляд на эту карту вызвал у меня душевное волнение ‹…›.

Роковую опасность сулили танковые клинья, устремленные к Минску. Мощные одновременные удары 2-й и 3-й танковых групп по сходящимся направлениям к столице Белоруссии ставили под угрозу окружения, и очень скорого, почти все наличные войска Западного фронта. Нанесенные на карте рубежи продвижения танковых соединений неопровержимо свидетельствовали, что этот план, хотя и не без трудностей, настойчиво проводится фашистами в жизнь».

К утру 26 июня Сталин был убежден, что контрнаступление Западного фронта неосуществимо. Он срочно вызывает на связь Жукова, который в это время находился в Тернополе.

– Товарищ Жуков, на Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете ли вы немедленно вылететь в Москву? – сказал Сталин.

В 15 часов генерал армии Жуков заходил в кремлевский кабинет вождя. Там уже находились члены Политбюро и военачальники. Тимошенко и Ватутин выглядели бледными и осунувшимися. С покрасневшими от недосыпания глазами они стояли навытяжку перед вождем. Судя по всему, начальник Генерального штаба своим приходом оборвал весьма крутой разговор.

Сталин поздоровался кивком головы и тут же с раздражением бросил:

– Очень трудно понять предложения товарищей Тимошенко и Ватутина.

Затем он подошел к столу, где лежала развернутая карта с нанесенной на ней обстановкой Западного фронта и продолжил:

– По их словам, танковые колонны немцев уже недалеко от Минска. Войска первого эшелона не смогли остановить противника у границы и обеспечить развертывание подходящих войск. Фактически Западный фронт прорван… Основные силы окружены… Подумайте все вместе и скажите, что еще можно сделать в сложившейся обстановке?

Через сорок минут доложите!

Тимошенко, Жуков и Ватутин вышли в соседнюю комнату и стали обсуждать положение дел и возможности Западного фронта.

Г.К. Жуков вспоминал: «Не зная точного положения в 3-й, 10-й и 4-й армиях, не имея полного представления о прорвавшихся бронетанковых группировках противника, командующий фронтом генерал армии Д.Г. Павлов часто принимал решения, не отвечающие обстановке.

Понеся большие потери в приграничном сражении, войска 3-й, 10-й и 4-й армий, мужественно отбиваясь от наседавшего противника, отходили на восток. Героически сдерживали натиск врага и четыре дивизии 13-й армии: 26 и 27 июня они вели бои в Минском укрепленном районе.

По указанию Ставки Главного Командования генерал армии Д.Г. Павлов приказал 3-й и 10-й армиям отходить на восток и занять оборону на линии Лида – Слоним – Пинск. Но это никак не могло быть выполнено, так как эти армии были окружены, истощены и с трудом пробивались под непрерывными ударами немецкой авиации и бронетанковых войск.

26 июня 39-й мотокорпус противника подошел к Минскому укрепленному району, где с ним столкнулись направляющиеся сюда части 44-го стрелкового корпуса под командованием генерала В.А. Юшкевича.

С целью усиления обороны Минска со стороны Молодечно на северо-западные подступы к городу был срочно выдвинут 2-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора А.Н. Ермакова. В его состав входили 100-я и 161-я дивизии.

Однако с выходом на юго-западные подступы к Минску 47-го моторизованного корпуса танковой группы Гудериана положение обороняющихся войск резко ухудшилось. ‹…›

Западнее Минска были окружены и дрались в неравном бою остатки 3-й и 10-й армий, сковывая значительные силы противника. Некоторые части 4-й армии отошли в Припятские леса. С линии Докшицы – Смолевичи – Слуцк – Пинск отходили на реку Березину разрозненные соединения войск, понесшие в предыдущих боях серьезные потери. Эти ослабленные войска фронта преследовались мощными группировками противника.

Обсудив положение, мы ничего лучшего не могли предложить, как немедленно занять оборону на рубеже Зап. Двина – Полоцк – Витебск – Орша – Могилев – Мозырь и для обороны использовать 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии. Кроме того, следовало срочно приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии Селижарово – Смоленск – Рославль – Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо этого, мы предлагали срочно сформировать еще 2–3 армии за счет дивизий Московского ополчения.

Все эти предложения И.В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями.

В своих предложениях мы исходили из главной задачи – создать на путях к Москве глубоко эшелонированную оборону, измотать противника и, остановив его на одном из оборонительных рубежей, организовать контрнаступление, собрав для этого необходимые силы частично за счет Дальнего Востока и главным образом новых формирований.

Где будет остановлен противник, что взять за выгодный исходный рубеж контрнаступления, какие будут собраны для этого силы, мы тогда еще не знали. Пока это был всего лишь замысел».

Что и говорить, всего за пять дней войны войска Западного фронта отошли от государственной границы на более чем 200 километров.

Войска 3-й армии продолжали вести бои на южном берегу реки Неман. Войска 10-й армии отходили с Запада без соприкосновения с противником. Связь штаба Западного фронта с ними отсутствовала.