Все прошло нормально и у Нонны, и у меня. Запомнилась только реакция проводившей со мной интервью испанки или латиноамериканки на мой ответ о членстве в коммунистической партии. Я подтвердил свое бывшее членство и, так как опасался претензий к путанице в датах вступления и выхода из партии, которую я допустил в предварительно составленной анкете, показал ей свой партийный билет. Она, почти по Маяковскому, с большой осторожностью взяла билет, с недоумением повертела его в руках, спросила о смысле цифр на внутренних страницах и, когда я пояснил, страшно удивилась. После этого она с каким-то подъемом помчалась к принтеру и сняла копию с каждой страницы билета. Я думаю, что это был единственный случай, когда проходящий интервью на гражданство США предъявил свой билет члена коммунистической партии Советского Союза. В Америке бывшее членство в КПСС допускается, а в фашистской партии Германии — нет.
2006 год стал для меня знаменательным: в апреле мне исполнилось восемьдесят лет. Цифра настолько запредельная, что говорить что-либо на этот счет нет никакого желания. Как и следовало ожидать, увернуться от проведения юбилейного застолья мне не удалось. Несмотря на то, что для этого складывались весьма благоприятные условия: 6 апреля, в день Космонавтики, в ГУАПе (бывшем ЛИАПе) должна была состояться Юбилейная конференция по случаю 65-летия основания нашего института, на которую приглашались все выпускники института всех годов окончания. Что касается меня, то я получил приглашение не только на конференцию, но и на проживание в отдельной квартире. Это предложение сделал мне мой товарищ, Аркадий Оводенко. Нонна не возражала, и я заблаговременно, это было в феврале месяце, заказал авиабилеты. Однако приобретение билетов задерживалось. Во-первых, еще не был готов мой американский паспорт, который я заказал сразу же после принятия присяги в феврале 2006. Нетрудно догадаться, что в Россию я хотел ехать именно с таким паспортом. А, во-вторых, оставались еще кое-какие сомнения.
В марте приехали в Америку Миша с Таней, и сразу же у меня появился очень серьезный оппонент — мой сын. “Если бы я был в России, то была бы совсем другая ситуация. А так ты там окажешься без очень важного для тебя прикрытия. Я категорически возражаю”. В одно мгновение и Нонна изменила свое мнение: “Миша прав, зачем рисковать. Тем более, за столько лет вся наша семья собралась вместе и как же нам не отпраздновать такое событие”. Я еще немного потрепыхался и. сник. 10 апреля получился действительно большой сбор. Главным весельчаком был, как всегда, Юра. Он создал музыкальную поэтико-танцевальную программу, сам он пел, а Нелла и Таня выступали в роли подпевающих танцовщиц. А я снимал на видеокамеру.
Очень жаль, что относительно недолго у меня в кадре была Майя Ельяшкевич. А ведь это оказалась наша последняя встреча с ней за праздничным столом. О Майе можно рассказать очень много не только потому, что вся наша “взрослая” жизнь, а это более пятидесяти пяти лет, прошла в тесном дружеском контакте наших двух семей. Считалось, что главный в семье Ельяшкевичей — это Женя, но душой семьи была, конечно, Майя. А душа для семьи и окружающих — это больше, чем командир. И дочери, и внучки, да и сам Женя находились под мягкой, но внимательной и настойчивой опекой мамы, бабушки и жены. К ней тянулись не только родственники, но и друзья, и даже просто знакомые. Она же была самым заинтересованным моим читателем, ожидавшим очередной главы. Совсем вроде недавно мы узнали, что она серьезно заболела. В начале октября 2006 года, находясь неподалеку от их дома, мы решили навестить Майю. “Ну и почему вы с цветами?” — удивилась Майя. Как-то, между прочим, она сказала, что врачи предложили ей более сильнодействующее, но и более опасное лекарство, и она без тени сомнения согласилась. Через несколько дней врачи ввели ей это лекарство, но организм с ним уже не справился.
Седьмого марта 2007 года Миша получил письмо из Гарвардского университета с уведомлением о том, что ему выделен по программе post graduate (программа для недавно защитивших докторскую диссертацию) грант на выполнение научной работы на 2007-2008 академический год.
Слепой полет
Некоторое время назад мы были на дне рождения Тани. Квартиру в Сомервилле, районе Бостона, им подыскал Алеша. Это было второе посещение наших детей после их переезда в Бостон. Мне их квартира сразу же не очень понравилась: две комнаты, но кухня практически совмещена с большей комнатой, а для того, чтобы попасть в квартиру, необходимо подняться на второй этаж по крутой лестнице, и эта лестница завершается своей особо крутой частью с поворотом на 180 градусов. Кроме того, дом находится на вершине холма, и не очень здоровые люди преодолевают этот холм с обязательными остановками.
Но самым большим недостатком, возможно, только с моей точки зрения, являлось месторасположение дома. Алеша выбрал этот дом исходя из соображений близости к своему дому и к Гарвардскому университету. Судя по всему, его совершенно не интересовал вопрос о расстоянии между нами и тем более об удобстве преодоления этого расстояния. В наш первый приезд, который состоялся в начале осени и в светлое время суток, я, с использованием автомобильного атласа, с трудом, но разыскал Мишин дом без особых приключений. Зато обратный путь дался мне значительно трудней. Сразу же за улицей, на которой стоит их дом, пошла обычная бостонская круговерть: некоторые улицы были с односторонним движением, и мне очень долго, примерно полчаса, не удавалось выехать на основную магистраль, Massachusetts Avenue, или, как чаще ее называют, Mass Ave. После этого все уже пошло нормально. Правда, я активно пользовался атласом и очень хорошей большой лупой.
В этот раз, уже после введения зимнего времени, мы с Нонной выехали из дома поздновато. Уже начался час пик, почти на всей дороге то и дело образовывались трафики и в результате мы попали в нужный нам район города уже тогда, когда было темно. Для того чтобы окончательно определить, как мне ехать дальше, я спокойно остановил машину, достал свою замечательную лупу, но. ничего не получилось: для моих глаз было темновато даже при включенном верхнем свете в кабине машины и при включенном карманном фонарике. Я с сожалением убедился, что ничего не могу разобрать на карте, а очки для близи со мной не оказались.
Я не очень расстроился, так как чувствовал, что мы находимся совсем близко от цели. По мобильному телефону я связался с Мишей, и через три минуты езды мы увидели встречавшего нас сына. Помня трудности выезда из их района на Mass Ave, я попросил Мишу помочь нам при отъезде выехать на эту магистраль. Он с охотой согласился и, при этом, пояснил, что нужный нам левый поворот на Mass Ауе с той улицы, по которой мы будем ехать, не разрешен и нам придется пересечь магистраль, сделать разворот и, в конце концов, выезжать на магистраль, делая уже правый поворот. Я спросил: “А как я смогу определить это место?”, на что он мне ответил: “Да это будет очевидно, ты легко определишься”.
Вечер прошел хорошо, Таня организовала стол, Миша собственноручно приготовил свинину на косточках в кислосладком соусе — очень вкусное блюдо. Было мирно и спокойно, как в добрые старые российские времена. Ну и что, что мы в Америке, зато все вместе. Помимо того, что Алеша рассказал о только что прошедшем соревновании по дзюдо, в котором он принимал участие, и об особенностях его преподавательской работы в Университете, а Миша о своем сотрудничестве с петербургским еженедельником “Дело”, мы просмотрели несколько занятных роликов. Так, на сайте YouTube.com мы увидели подготовку харьковского мэра к выступлению перед избирателями, когда даже после десятой попытки он не смог внятно произнести одну простую фразу, смысл которой состоял в том, что какие-то деньги пойдут на повышение благосостояние горожан. Причем, со стороны натаскивающего, видимо его заместителя, каждая неудачная попытка сопровождалась соответствующей характеристикой мэра и неимоверным матом. Другой ролик представлял выступление ансамбля, скорее всего, из какой-то арабской страны, язык был нам непонятен. Но зато было понятно ключевое слово всех поющих, и в хоре, и соло, и это слово было “Бляди”. В конце каждого сольного выступления солистка с гордостью выводила: “Я — блядь”.
