Ее поцарапанные руки, благодаря силе которых она сначала взобралась на гору, а затем залезла на дерево и отрезала две большие сосновые ветки, надеясь соорудить из них салазки для раненого полковника, были готовы разжаться от усталости и напряжения. Ершова посмотрела вниз и ужаснулась. Двадцать метров! Острые камни внизу! Корень затрещал.

– А-а-а-а! – закричала Ева.

Корень оборвался. В последний момент Ершовой удалось слегка качнуться, вследствие чего девушка упала не вниз, а вперед, на размокший глинистый склон. Схватиться там было абсолютно не за что. Оглушенная падением Ева заскользила вниз, слепо шаря руками и пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Внезапно ее нога застряла в петле из корней. Ева с размаху перевернулась и снова повисла над пропастью глубиной с пятиэтажный дом, но на этот раз головой вниз.

– Помогите, – слабо прокричала она. – Хоть кто-нибудь!

Сверху на девушку продолжали падать комья грязи и глины. Один особо крупный комок попал ей прямо в лицо, залепив рот и нос.

– Тьфу! Тьфу! – принялась отплевываться Ева, раскачиваясь над бездной.

Вдобавок к дождю и ужасному ветру, который резко раскачивал висящую девушку, быстро темнело.

«Какой неудачный день!» – подумала Ершова.

Кровь приливала к голове девушки, мешая мыслить трезво. Отчаявшись, она дергала ногой, пытаясь высвободиться.

– Вариантов всего два, – приговаривала Ева, дергаясь, как червяк на крючке, – либо я умру от инсульта, либо разобьюсь о камни.

Но, несмотря на все ее попытки, нога держалась крепко. Тогда Ершова резким движением подняла туловище вверх и попыталась схватиться за свои собственные ноги. Ее руки скользнули по мокрым штанинам джинсов, после чего Ева снова повисла головой вниз. Через секунду она повторила попытку, которая оказалась удачной. Вцепившись в шнурки кроссовок, она на секунду замерла, восстанавливая дыхание. Ершова посмотрела вниз, потом на кроссовку, надежно застрявшую в петле корня, и принялась снимать одной рукой кофту, второй держась за шнурок. Вскоре кофта с капюшоном уже была у нее в руках. За ней последовала и футболка. Ева укрепила одежду в обрывках корней, не давая ей упасть вниз. Потом она попыталась проделать то же самое с джинсами, но это оказалось девушке не под силу.

– А джинсы, между прочим, стоили почти пятьдесят долларов, – вздохнула Ева, вытаскивая нож и принимаясь резать синие штанины, сшитые из прочного денима, на лоскуты – прямо на своем теле.

Держаться за шнурок было все труднее. Ершовой приходилось действовать только одной рукой. Острым лезвием девушка, совершенно задубевшая от холода и ветра, подцепляла джинсы и пыталась отрезать от них длинные тонкие куски.

Кое-как расправившись с джинсами, Ева покромсала и кофту вместе с футболкой, чувствуя, как наливаются усталостью перетруженные мышцы ее тела. Теперь она была только в одном белье, и от дождя и порывов ледяного ветра ее не защищало совершенно ничего. Все получившиеся обрывки нужно было связать в веревку, но вязать узлы одной рукой было решительно невозможно. Подтянувшись поближе к петле корня, Ершова вцепилась в мокрую древесину зубами и отпустила руки. Зубы немедленно заныли. Быстро-быстро, насколько ей позволяли замерзшие, уставшие и скрюченные от непосильных нагрузок пальцы, девушка принялась связывать между собой куски ткани. Подумав, она привязала к получившейся веревке еще и лифчик, удлинив ее таким образом примерно на полметра, а также шнурки от кроссовок и носки. Теперь на ней оставались только трусы, да и те нельзя было использовать, потому что в них лежал нож.

Затем Ева привязала получившуюся веревку к петле из корня дерева и, помогая себе руками, освободила ногу.

Хлипкая веревка повисла, раскачиваясь на ветру. Она заметно не доставала до земли.

– Даже если веревка не лопнет, мне придется прыгать, – сказала Ева.

Схватившись за связанные между собой обрывки одежды, девушка заскользила вниз. Узлы больно царапали израненный живот Ершовой. Веревка трещала, скрипела, растягивалась, но держалась. Внезапно она закончилась, и между руками Евы остались только пустота, ветер и дождь.

– Ветки! – закричала Ершова, пытаясь в полете скорректировать свое положение и упасть точно на ветви, которые незадолго до этого она отрезала и сбросила вниз.

Мгновение спустя почти голая девушка тяжело рухнула в густые сосновые иголки.

– Ну и сколько будет бушевать эта гроза? До завтра? – мрачно спросил Слюнько, который уже вытер со своего лица все потеки от сока, вылитого на него академиком Защокиным.

– Ну, не неделю же, – пробормотал Бубнов, на котором буквально не было лица.

– А вдруг! Бури разные бывают! – продолжал проявлять пессимизм Игорь Георгиевич.

Краем глаза он следил за окруженным свитой Александром Павловичем и наливался злобой и презрением.

– У меня есть предложение, – тихонько сказала Марьяна, наклонив голову к плечу профессора. – Давайте полетим в Краснодар вместо Сочи. Там нет грозы. Аэропорт работает.

Мгновение Слюнько молчал, потом в его глазах зажглись огоньки. В возбуждении он потер руки и бросил на Марьяну заговорщический взгляд.

– Мы их обгоним, – просипел он.

Бубнов, который страстно надеялся на то, что поездку отменят вообще, закрыл глаза.

– Мы прилетим в Краснодар и пересядем там на автобус, а потом возьмем такси, – продолжала Филимонова.

Ее волосы в электрическом свете лампы блестели, как медь.

– Правильно! – негромко стукнул ладонью по столу Игорь Георгиевич. – Таким образом мы окажемся на биостанции раньше конкурентов и возьмем под свой контроль процесс высиживания! Мы победим и всем докажем, кто тут настоящий ученый.

На его круглом лице появилось довольное выражение. Ситуация, которая еще недавно казалась патовой, могла повернуться совсем другим боком.

– Купите карту! Карту России мне! – в возбуждении прокричал профессор громким шепотом.

Бубнов встал и поплелся в сторону магазинов. У него тоже созрел хитрый план, но делиться им он пока ни с кем не собирался.

Мертвый орнитолог, который еще несколько минут назад был живым, лежал в зарослях рододендрона недалеко от обрыва.

– Мама, – проговорила Виктория, глядя на него, – мамочка!

По ее лицу заструились слезы. Они смешивались с потоками дождя, попадали в рот и забивали нос. Сушко зарыдала громко и безутешно, глядя на побелевшее лицо мертвого мужчины, но внезапно ей стало страшно.

– Кто его убил? – испуганно сказала она, поворачиваясь к завхозу, который неуклюже пытался ее успокаивать. – Кто? Давайте быстрее уйдем отсюда!

Она обвела глазами заросли, со всех сторон окружавшие здание биостанции. Убийца мог прятаться где угодно. Мест, в которых можно было укрыться, было предостаточно.

– Мы должны перенести погибшего в дом, – сказал Василий Борисович, – не паникуйте. Пока мы вдвоем, на нас вряд ли нападут. К тому же надо как можно быстрее выяснить, как именно он был убит, это может пролить свет на личность убийцы.

Виктория дрожала крупной дрожью.

– Берите его за ноги, – сказал завхоз, укрыв лицо погибшего плащом и взяв его за плечи. – И не тряситесь. Вы же врач!

– Я фельдшер по второму образованию, – ответила Сушко, которая всю свою сознательную жизнь была отличницей и получала красные дипломы везде, где только можно. – Фельдшер, а не врач.

– Неважно, – махнул рукой Василий Борисович, – для того, чтобы понять, чем и как убили человека, этого достаточно.

Он вытащил тело из зарослей рододендронов.

– Постойте! – воскликнула Сушко. – Насколько я знаю, тело нельзя трогать до прибытия милиции.

Иванов тяжело вздохнул. Ему было ясно, что от потрясения девица-зоолог совсем потеряла рассудок.

– Если мы будем ждать милицию, – строго сказал он, – то труп пролежит в кустах как минимум неделю! И заво… будет плохо пахнуть.

Виктория постепенно приходила в себя.

– Все равно надо обыскать местность на предмет улик, – сказала она.