Но тот, кого я хотел слышать, возможно, не было на месте.

Каждое ожидание должно быть вознаграждено. Этот великий закон пришел в голову пять тысяч лет назад великому африканскому ученому с труднопроизносимым именем во время ожидания смертной казни через общественное съедение.

В ухе щелкнуло и на том конце ответили. На корпусе аппарата загорелась надпись, что для продолжения разговора следует опустить пятнадцать копеек. Лента с пятнадцатикопеечными заменителями медленно поползла внутрь аппарата. Процесс трудоемкий, но ничего не поделаешь.

– Сергеев! – на том конце говорили тихо, возможно шепотом. – Ты, Сергеев, совсем что ли? У меня тут саммит большой сотки. Территории по соткам делим. Я доклад делаю. Такие люди…, а ты тут со своими звонками. Перезвони. Или лучше я тебе сам потом.

Команда спецмашины за номером тринадцать внимательно вслушивалась в прямую трансляцию любезно прокручиваемую Милашкой по громкой связи внутреннего оповещения. По Уставу подобные переговоры должны вестись в секретной обстановке. Поэтому я тут же выключил все динамики и стал общаться с абонентом в одиночку.

– Ну, Сергеев, ну я. Подождет твой саммит. И люди подождут. Пока вы там территорию делите, у меня селедка гуманитарная пропадает. Объяви перерыв на полчасика. Ничего с твоими президентами не сделается. Пусть лучше по Тверской прогуляются, на красоты столичные полюбуются.

На том конце зажали приемные микрофоны ладошкой, но я разобрал, как объявили перерыв и попросили присутствующих спуститься в гранитную палату отведать, что бог послал на русский стол. Потом абонент вернулся.

Я коротко обрисовал ситуацию с нападающими индейцами, напомнил, что везу самое дорогое, что есть у нашей страны для других стран и вспомнил о миллионах людей, которые с нетерпением всматриваются вдаль, ожидая прибытия гуманитарного состава.

– Такая вот ерунда, – меня всегда на работе хвалили за то, что я доходчиво объясняю суть вопроса. – Как быть, подскажи? Ты ж голова государственного масштаба. Подожди…. Что значит, мои проблемы? Это ты брось. Когда мои парни тебя с восточной башни снимали проблемы тоже моими были? Нельзя так. Да рядом они рядом. Герасим тебе привет передает. У него все хорошо. И Боб тоже. Он новую песню выучил. Хочешь, споет. Боб, быстренько!

Второй номер стренькал на балалайке "Под столичные вечера".

– И ты хочешь, чтобы эти замечательные ребята, включая лучшего командира Службы "000", безвестно погибли в бескрайних степях американских прерий? Да. К маршалу оборонительных войск уже обращался. Отказал. Точно, он всегда жлобом был. Уволил бы ты его. Так что насчет нас? Хорошо, ждем.

Оторвав намокшую трубку от уха, я знаками показал, что абонент в срочном порядке собирает Совет Безопасности, специально для рассмотрения нашего вопроса. На что Боб пальцем ткнул в стекло, за которым виднелись разноцветные перья индейцев. Догнали уже, быстроходные.

– Да, слушаю. Угу. Так. Хорошо. То есть хреново. Они же люди. Живые. На лошадках. Я такой грех на душу не возьму. Что еще? А разве мы в переговоры с террористами вступаем? Иного выхода нет? И больше не тревожить? А… Але? Але?

Трубка вернулась на лежбище аппарата. Красный старинный прибор, выполнив поставленные задачи, спустился вниз и бронированная пластинка надежно укрыла его от любопытных глаз. Подскочивший второй номер только-только успел дернуть за веревку, выдергивая пятнадцатикопеечную ленту. Пригодится еще.

– Ничем помочь не может, – сообщил я итог переговоров. Но чтобы у команды не возникло чувства, что мы всеми покинуты, добавил: – Но страна с нами. И нас будут помнить.

– Как же так? – прошептал Боб, который больше чем кто-либо хотел жить.

– А вот так, – я рукавом протер бронированную пластину. – Нам предложено перевести с нападающими переговоры. И я, признаться, иного выхода не вижу. Милашка, приготовь парадный костюм и полный орденский набор. Подними над центральной башней мой личный штандарт. Сам пойду.

– Мм! – воскликнул Герасим, который мог прогнозировать ситуацию с девяносто процентным успехом вероятности.

– Погибну, не беда. За дело погибну, за селедку. Ради этого стоило жить. Да не вешайте носы. Прикроете в случае чего. Второй номер! Подготовьте боевые системы на прямую наводку. Милашка, полные боекомплекты в огневые единицы. Если мундир мой обагриться кровью лучшего командира подразделения "000" приказываю открыть прицельный огонь. Вся ответственность за принятия решения на мне. Главное, груз довезите.

Янкель, с окаменевшим лицом, протянул свернутую бумажку.

– Что это?

– Что б тебе спокойней было. Это расчетный номер на который мы будем перечислять средства на установление на твоей Родине памятника. Герасим даже эскизы подготовил.

– Трогательно, – задрожала щека командира. Иногда мы такие легкоранимые? – Тогда я пошел.

Одернув парадный мундир, сплошь увешанный боевыми и гражданскими орденами, поправив связь-мини аэродромное поле, это такая специальная шляпа с уменьшенной парусностью, я сделал шаг в боковой люк.

Американский ветер бросился в лицо, пытаясь сорвать с головы связь-мини аэродромное поле. Но присоски выдержали. Да и руки командиру подразделения "000" не для дури приделаны.

Спустившись на три ступеньки, я откинул обыкновенное, без рессор, кожаное сиденье на боковине спецмашины, пристегнулся на всякий случай ремнями безопасности и выставил вперед специальную разработку российских ученых. Двухметровую телескопическую палку с само выпускающимся белым, четырех метровым флагом.

Граждане индейцы на лошадках, плотно обскакавшие медленно ползущую спецмашину слегка расскакались, пропуская вперед самого старшего, как я понял сметливым командирским умом, гражданина американского индейца. Вождя, если по энциклопедически.

Вождь выглядел вполне ухоженно. На ногах дефицитные даже по российским меркам кирзовые сапоги, отглаженные и начищенные до умопомрачительного блеска. Бронированная шинелька с густым начесом. Инкрустированный черепами мелких грызунов ремень колотиться о седло. На штанах мыльная стрелка. Наверняка левая контрабанда с армейских складов. Есть еще недочеты в автоматизированной охране складских помещений.

Сооружение на голове, представляющее пышный перьевой набор из сельмага "Собери подушку сам" вызвал даже у меня определенную зависть. Однако, присмотревшись повнимательней наметанный глаз спасателя определил, что орлиные, страусиновые и попугайные перья на самом деле являлись мастерски подделанными гусиными, куриными и утиными. Если бы ко мне относились менее враждебно, я бы намекнул товарищу вождю, что, прежде чем напяливать на голову перьевое сооружение, то неплохо бы с перышек снять одесские товарные кассовые бирки.

Личность индейского гражданина доверия не вызывала. Грязный он был. Перемазанный кое как краской. Скорее всего в данном племени уважали кубизм и постмодернизм. Хотя чувствовалась наличие и нового реализма. Ладошки вождя сжимающие поводья белоснежной лошадки, чернели наколками, изображающие сцены победы над бледнолицыми мужчинами и сцены варварского насилия над бледнолицыми женщинами.

За краснокожим вождем скакали трое ординарцев, которые таскали за хозяином связки черепов, бусы из зубов, как звериных, так и искусственных, связку стрел с луком и связь-барабан для беспроводного соединения с центральным вигвамом.

Полистав наскоро составленный Милашкой карманный индейско-русский и русско-индейский словарь, я отыскал необходимое место и старательно работая лицевыми мышцами, произнес с прекрасным индейским акцентом:

– Хау, мой краснокожий буйвол!

Мое произношение повергло вождя в небольшой шок. Он разразился бурной речью, среди многочисленных слов которой я разобрал уже знакомое от Боба "фазе, мазе лав ю бразе" и вполне разборчивое "зарежу койота".

– Нет, краснокожий буйвол, так переговоры не ведутся, – запротестовал я, возмущенный игрой в одни ворота. И вежливо, с улыбкой протянул вождю универсальный переводчик. – Ты его не нюхай, отсталая твоя душа. Ты его на затылок лепи. А вот упаковку не выбрасывай. Мне за них перед интендантом отчитываться. Тем более по этикеткам в конце года производитель пластырей путевки в Орехово-Зуево разыгрывает.