Литмир - Электронная Библиотека

Потому что в глаз чужим пальцем себя тыкали не все, а только товарищи. В какие-то важные моменты. К примеру, я видел, как Белёсый говорил Зелёному, что ему снятся багровые скалы какой-то его родной местности — и Зелёный ткнул себя его пальцем. Будто хотел утешить, показать, что сочувствует, или — что зато здесь у Белёсого есть друзья, которым за него и глаза не жаль. Как-то так.

И вот, ко мне подошёл Фиолетовый, вроде, немного смущаясь, потому что всё время высовывал язычок — но потом взял меня за руку и ткнул себя в глаз моим пальцем. Вообще-то, во внутреннем уголке глаза у них — тоже перепоночка, вроде нашего третьего века, но всё равно такое чувство, что сейчас глаз ему выколешь.

Когда со мной так сделали, я понял смысл. Телом. Это у них — знак доверие, такое доверие бывает у кровных братьев, наверное.

— Я не стою, — говорю. — Слишком сильно.

А Фиолетовый:

— Стоишь. Мы видели людей, можешь мне поверить. Так что — стоишь.

Тогда я собрался с духом, взял его за руку и тоже ткнул себе в глаз его пальцем. И тут ещё кое-что сообразил.

У них ведь, ребята, когти. Довольно длинные и очень острые, а раньше были ещё и ядовитые. Так вот, пока тащишь его за руку, он вжимает коготь чуть ли не вглубь мышечной ткани. Чтобы тебе глаз не выколоть. И, подозреваю, с ядовитыми железами под когтями тоже что-то происходит в этот момент.

Это у них серьёзнее, чем «Я тебе доверяю глаз». Это у них — «Я тебе доверяю мозг. Куда ты можешь воткнуть коготь с ядом через глазницу».

У них, у пацифистов, с доверием друг другу всё обстоит лучше, чем у людей. И они это дело отлично демонстрируют. Сразу чувствуешь, всем организмом: если обманешь доверие — окажешься последней гнидой.

Боевое братство. Они мне доверили Женщину.

И Гелиора захлопала в ладоши.

— А ты со мной в это не играла, — говорю.

— Я была в твоих руках целиком, — отвечает. И кладёт голову мне на грудь. — Я была в твоих руках, и мои девочки — тоже.

Ну да. Всё верно. Она была — а вот я не был.

И я ткнул себя её пальцем тоже. Под, можно сказать, овации.

Когда мы улетали со станции, я чувствовал себя так, будто мы с чиеолийцами кровь смешали, как древние рыцари. И теперь они — мои братья по разуму. Буквально.

И я уже точно знал, что я — первый в истории человек, с которым они провели этот обряд. Братания.

Они здорово отличаются от нас, чиеолийцы. Людей клинит на сексе, а у них спариваются сезонно, раз-два в год, да и то не все и не всегда. Половина самцов вообще ни разу не спариваются за всю жизнь — и я не заметил, чтобы они невероятно страдали от этого. Привыкают, надо думать — и становятся, как термиты-воины: их дело защищать и служить, а не заниматься романами. Поэтому чиеолийцев клинит на материнстве-отцовстве и на товариществе. И эти вещи для них важнее, чем любая роковая страсть — потому что общие для всех и непроходящие.

И мне нравились чиеолийцы. Даже вместе с их червяками.

У меня было самое благостное настроение, когда мы шли домой. И у Гелиоры тоже: она сказала, что пришло её заветное время. А я думал: как это её время могло прийти, если она не пополнела ни на волосок?

Я так ещё ничего и не понял.

Потому что, ребята, Гелиора имела в виду то, что называется на Чиеоле хитрым чириком, смутно переводящимся на человеческий язык, как «первые роды». Ага, есть ещё и вторые.

У них точно каждое дитё дважды рождается. Просто первый раз они появляются не на свет, а — как бы выразиться помягче… Они меняют носителя.

У милой моей подруги оказалось скорпионье жало, которое в небоевом положении убирается в специальную такую впадинку в животе. А в боевом — может быть использовано, как оружие и как… ну, скажем, стыковочный узел. С Посредником.

Это же — сакральное действо, а я был кровным братом чиеолийских рыцарей и её мужем: Гелиора не пряталась. Я видел, как она проколола этим жалом шкуру Посредника в двух местах там, где у него шерсти не было — на том сегменте, где передние ножки. Слева и справа; остались маленькие дырочки, которые тут же и затянулись.

И всё.

И торжественно объявила:

— Теперь я и Посредник — одно целое: мы живём ради моих девочек.

А меня тряхнуло по первое число. Нет, я понял всё в тонких частностях. Но я понял и ещё одну вещь: по какому пути идёт античиеолийская пропаганда на Гедоне. И почему гедонцы называют чиеолийцев паразитами.

Детёныш чиеолийца развивается в два этапа, как у совсем неантропоидных существ. В теле собственной матери — крохотный зародыш, а дальше — внутри Посредника. И когда я думал, как эти будущие серебряные эльфы медвяные до рождения жрут червяка изнутри, мне становилось всё больше не по себе.

Тем более, что Посредник буквально ластился к Гелиоре, а она кормила его вялеными фруктами и кусочками целлюлозы, чесала за глазами и гладила места, где проколото. И щебетала что-то нежное.

Я молчал, и Гелиора, видимо, ничего дурного не думала. Она в моей мимике на тот момент разбиралась так же посредственно, как я — в её позах и жестах. Поэтому совершенно спокойно мне говорила, что теперь-то всё точно будет в порядке — и небесная благодать сошла на её душу.

А я пытался сообразить, что, на самом деле, чувствую: благородное негодование нормального разумного существа при виде монстра, или подлый страх, смешанный с отвращением — при виде ксеноморфа, который мне доверился.

Никак не получалось собраться с мыслями.

Но Гелиора, хоть и была счастлива, через некоторое время сообразила, что со мной что-то не так. Она сидела на корточках около Посредника, которого гладила и кормила — а смотрела на меня.

— Капитан, — спросила она, в конце концов, — почему мне кажется, что ты встревожен или расстроен?

Я жестоко задумался, как бы сформулировать то, что хотелось сказать по этому поводу.

— Ну, — говорю, — Гелиора… я вот думаю: а червяк — подохнет?

Она вздрогнула и вскинула глаза.

— Когда?! От чего?! Храни нас Судьба от такой беды!

Я сообразил, что ляпнул что-то не то.

— Нет же, — говорю, — милая… я имею в виду: не сейчас, потом. Когда твои дети… ну, подрастут, что ли?

Она заслонилась ладонью — «нет, как можно!»

— Зачем ты так? Почему ты об этом?

И я вдруг сообразил, что плохо моей подруге. Всё это серебряное свечение счастья погасло.

Я сдурил. Совсем.

— Гелиора, — говорю, — ты прости, я дурак. Я просто не понимаю… как это всё устроено. Оно уж совсем не по-человечески.

Она вздохнула, высунула язычок — и обкрутилась сама вокруг себя, обхватила себя руками. Про человека сказали бы «замкнулась».

— Я подло себя веду? — говорю. — Как гедонец? Ты это имеешь в виду?

И Гелиора сказала медленно — чем им хуже, тем их щебет медленнее и минорнее:

— Капитан, разве я не говорила тебе, что чиеолийцы не убивают живых существ себе в пищу? Разве я уже давно тебе этого не говорила?

Ох, ты ж, думаю. Было дело — но я же упустил из виду! Потому что мы все мыслим стереотипами. И с нашей точки зрения, если кто-то насильственным путём оказался внутри у другого — то для того, чтобы сожрать. Как в классических страшилках: оставить от бедной жертвы пустую оболочку и вылезти наружу в крови и кусочках потрохов.

Гелиора говорила, что чиеолийцы — не хищники. Но люди-то хищники — и мне другого просто в голову не впихнуть.

— Ты говорила, — говорю. — Только я забыл. Из человеческой дурости.

И она пропела печально:

— Разве я не говорила тебе, что Посредники с древних времён считаются священным даром небес? Разве не говорила, что Посредники — наша жизнь? Разве бойцы со станции тебе этого не говорили? И ты всё равно думаешь, что мы убиваем симбионтов, чтобы их сожрать или своим детям скормить…

— Вы — симбионты?! — говорю. Чуть не подавился.

Гелиора удивилась. Для неё это было так естественно, что она даже не заостряла моего внимания на этом факте. Думала, я и так понял. Наивная.

11
{"b":"179005","o":1}