И когда помнит солдат о всей этой великой всенародной заботе о нем — уверенно держит он в руках свое оружие и смело идет вперед, хотя, может быть, сейчас, в минуту боя, видит он около себя только товарища слева и товарища справа.

Многодневный боевой труд солдат и офицеров всех многочисленных частей, занятых ликвидацией окруженного врага, был закончен. Полки, перед которыми еще утром стоял опасный противник, теперь не имели перед собой ни одного вооруженного вражеского солдата. К Комаровке уже подходили войска соседнего фронта. Это спасаясь от них, с утра по шоссе, идущему мимо Комаровки на юг, хлынули бесчисленные немецкие колонны, мечущиеся меж наступающими навстречу друг другу войсками двух Украинских фронтов.

В степи, за Комаровкой, уже не было заметно противника. Но кто его знает? Может быть, в лесах и балках еще укрылись какие-нибудь недобитые вражеские подразделения?

Командир дивизии приказал командирам полков выслать по нескольку рот для «прочески» местности и установить связь с войсками, идущими с севера.

Разведчики Никиты Белых вышли на задание еще тогда, когда на окраине села трещали последние выстрелы. Растянувшись вереницей, они двигались от балочки к балочке, от рощицы к рощице, пересекали мерным шагом пустые, оголенные ветром пашни, проходили через заснеженные заросли ломкого бурьяна, через обтрепанные вьюгами кустарники.

Разведчики искали врага. Но врага не было. Изредка только попадалась им невесть как заехавшая в глубокую балку, брошенная немцами автомашина, убитая лошадь или оставленная с обрезанными постромками повозка, нагруженная награбленным добром, которое не пошло грабителям впрок. Иногда из-под сыпучего снега виднелись серо-зеленые лохмотья: то сам грабитель лежал на отведенном ему судьбой «жизненном пространстве». Но живого врага не было видно нигде.

Впереди, в поле, сквозь колышущуюся белую муть, замаячили тонкие черные стволы деревьев. Белых подозвал к себе Федькова и приказал ему с Булагашевым осмотреть лесок.

Осторожно ступая по глубокому снегу, Федьков и Булагашев вступили в лес. Над их головами, в вершинах деревьев, глухо шумел ветер. Покачивались обнаженные, черные ветки с оставшимися кое-где прошлогодними листьями — скрученными, красновато-желтыми, словно опаленными.

С каждым шагом снег становился все глубже и глубже, и разведчики с трудом пробирались по нему.

Они были уже в середине леска. Федьков, шедший справа, вдруг остановился и молча махнул рукой, показывая себе под ноги.

На снегу были видны два чуть заметных продолговатых углубления. Еще несколько таких же углублений виднелись поблизости, цепочка их тянулась дальше в глубь леса. Это были человеческие следы, оставленные совсем недавно.

— Здесь немец ходил! — сказал уверенно Федьков.

— Пошли!

Вскоре следы пропали: в этом месте снегу намело больше. Но Федьков шел не останавливаясь. Он догадывался: немцы зашли в лес для того, чтобы здесь переждать до ночи.

Разведчик был уверен, что снова найдет потерявшиеся следы. И неожиданно для себя увидел немцев — впереди, шагах в ста, в небольшой лощине. Они сидели в кустах, тесно прижавшись друг к другу, высоко подняв воротники. Сквозь сетку ветвей видны были зеленые шинели и пестрая ткань плащ-палатки. Федьков, присев за деревом, пересчитал врагов. Их было пять. По меховым воротникам шинелей можно было догадаться, что это офицеры.

— Брать будем или сразу так?.. — и Булагашев свободной рукой нарисовал в воздухе крест.

— Не стрелять, тихо! — прошептал Федьков. Он взял автомат на изготовку и, не подымаясь в рост, чтобы в случае чего не подвернуться под пулю, крикнул, перекрывая свист ветра: — Эй, хенде хох!

Кусты тревожно качнулись, роняя снег. Словно пестрая испуганная птица, метнулась в воздухе сброшенная плащ-палатка. Гитлеровцы вскочили и бросились бежать.

— Стой! Стой! — закричал Федьков и ринулся в погоню. Он пустил в воздух две короткие очереди, но бегущие не остановились.

Впереди, трепыхая полами широкой шинели, бежал высокий офицер. Он изредка, на ходу, оглядывался назад. Сзади него бежали трое: двое тащили под руки третьего. Тот был грузен и не поспевал за ними. Самым последним, низко пригнувшись, удирал солдат в пестрой маскировочной куртке с откинутым капюшоном.

Передний, обернувшись, что-то прокричал бежавшим сзади, и те метнулись в разные стороны. Но среднего не бросили.

Гитлеровцы выбрались на чистое место и побежали быстрей: дальше снег был уже не так глубок. Но для преследователей путь стал тяжелее; им нужно было еще продираться сквозь густые и цепкие кусты, проваливаться в глубокий снег, нанесенный на склонах лощины. С каждой секундой расстояние между разведчиками и убегающими увеличивалось.

— Уйдут! — поравнявшись с Федьковым, тяжело дыша, прокричал Булагашев.

Зло выругавшись, Федьков остановился, приложил автомат к плечу и нажал на спусковой крючок. Рядом затрещал автомат Булагашева, и вслед за ним наперебой — автоматы остальных разведчиков, подоспевших сзади. Два немца, тащившие среднего, бросили его, но, срезанные пулями, ткнулись в снег. Оставленный ими, срывая с себя на ходу шинель, продолжал бежать. Но и его настигли пули. Волоча шинель, которую он не успел сбросить с одного плеча, немец пробежал еще несколько шагов и тяжело упал. Высокая фуражка слетела с его головы и, подгоняемая ветром, покатилась, словно она одна, без хозяина, хотела спастись от погони.

Через минуту все было кончено. Четыре гитлеровца лежали на снегу. Пятый, бежавший сзади всех, присел на корточки и, вобрав голову в плечи, вытянул вверх руки в больших, с раструбами рукавицах. Когда разведчики подбежали к нему, он еще ниже опустился и, моргая, что-то испуганно и заискивающе залопотал.

Федьков и Булагашев остановились возле трупа гитлеровца, которого до этого так старательно тащили остальные. Убитый лежал, придавив собой тонкие, голые прутья кустарника. Это был пожилой лысоватый офицер с холеным, но сильно изрезанным морщинами лицом и властными складками у рта. Федьков обшарил его карманы, ища документы, но ничего не нашел. Видимо, бумаги были предусмотрительно выброшены или уничтожены. Подошел старшина Белых с остальными разведчиками. Он без особого интереса посмотрел на пленного — теперь пленные были уже не в диковину — и на убитого. «Так вот где мы с тобой встретились!» — узнал он. Сомнений не было: у его ног лежал убитым тот самый немец, который не так давно давал ему час на размышление…

— Жаль, что живьем не сумели! — огорчился Федьков. А Булагашев сказал убежденно:

— Это генерал! Штаны какие, смотри!

Брюки немца были действительно генеральские, с широкими красными лампасами. Но Федьков недоверчиво прищурился:

— Штаны — еще не документ. Я сам такие достать могу!

Однако старшина подтвердил:

— Генерал это, точно. Вот только фамилию не знаю.

Забрав пленного, разведчики повернули обратно. Белых увидел, что Булагашева нет рядом. Он оглянулся на ходу, ища взглядом Булагашева, и вдруг разом остановился, сердито сжав губы. Булагашев шел сзади, неся штаны с лампасами. Белых дождался, когда Булагашев поравнялся с ним, и крикнул:

— Ты что? Трофейным барахлом руки марать?..

Булагашев обиделся:

— Почему — барахло? Зачем — барахло? Для вещественного доказательства взял! Придем в полк, факт покажем: генерал!

— Забрось ты этот факт подальше! — строго сказал Белых. — Вон живого немца ведем, он засвидетельствует. Да я вдобавок.

Булагашев сокрушенно вздохнул, размахнулся и швырнул генеральские брюки в сторону. Как нелепая, уродливая птица, они пролетели несколько шагов по ветру и уныло повисли на кустах.

— Форнаме[1] генерал? — спросил Белых пленного.

— Гросс генераль! — почтительно протянул тот, оглядываясь назад, где на кусте, топырившемся из-под снега, висели, трепыхаясь на ветру, генеральские брюки.

— Штеммерман?