«Дети так неосторожны, — подумала Памела, — а мы с Бассом из мухи делаем слона».

Она знала, что это не так — просто пыталась себя успокоить. Пока другие малыши бегали и действительно набивали себе синяки и шишки, их Элен сидела рядом с Катрин, ходила за ней, как привязанная, с детьми общалась мало, за два часа, оставшихся до обеда, никто ее и пальцем не тронул, а потом детей увели в дом, площадка опустела, а там, внутри, могло происходить все, что угодно, и фантазия подсказывала Памеле, как во время тихого часа какой-нибудь нахальный мальчишка подходит к их дочери и… Что?

Вечером Элен сидела рядом с Себастьяном у компьютера и смотрела, как на экране рождались и исчезали медведи, крокодилы и странные ушастые Чебурашки, звери, популярные в России и совершенно не известные зоологам в Соединенных Штатах.

— Тебя кто-нибудь обижает в саду, моя милая? — время от времени спрашивала Памела, подходя сзади и обнимая Элен за хрупкие плечи.

— Нет, мама, — неизменно отвечала девочка, и в груди Памелы возникало сладкое чувство, которому она даже не пыталась дать рациональное объяснение.

— Может, тебя ударил злой мальчишка? — как бы невзначай спрашивал Себастьян.

— Нет, папа, — отвечала девочка, пытаясь перелезть со своего стульчика на колени Себастьяну.

Вечером, купая Элен, Памела внимательно осмотрела ее худенькое тельце: большой кровоподтек под коленкой уже почти не был виден, а тот, что появился вчера — под лопаткой, — побледнел и пожелтел, и, по словам Элен, ей уже совсем не было больно. Ну, почти. Если сильно нажать, то чуть-чуть…

Элен всегда засыпала быстро — должно быть, уставала за день, положишь в кроватку, а она уже посапывает, положит ручки под голову и спит до утра. Памела несколько раз вставала ночью, поправляла у девочки одеяло и не могла отойти — смотрела, как сладко Элен спала, время от времени бормоча во сне что-то непонятное. Может, по-русски, на котором Памела успела выучить десятка три слов во время поездки в странный городок Римско-Корсаковск, название это она выговоривала с трудом, знала, конечно, что был такой русский композитор, современник то ли Чайковского, то ли Прокофьева, но и Чайковский с Прокофьевым были для Памелы такой же абстракцией, как Древний Рим с его Колизеем и Капитолием.

Утром Памела раздумывала над тем, имело ли смысл тратить еще один день, занимаясь бесполезным делом и теряя при этом деньги, на которые можно было купить Элен плюшевого медведя, стоившего даже на распродаже у Ховера почти пятьдесят долларов.

— Пам, — странным голосом позвал из ванной Себастьян, воевавший с Элен с утра, чтобы она почистила зубы.

— Да, милый, — рассеянно отозвалась Памела, думая о своем.

— Посмотри, — сказал Басс.

На правом плече девочки расплывался новый большой кровоподтек.

— Когда? — поразилась Памела. — Вечером ничего не…

— Значит, ночью, — сказал Себастьян. — Ты заходила к Элен два или три раза…

— Я ничего не видела! Только включала ночник, поправляла одеяло — и все.

Элен захныкала, ей надоело стоять на стульчике перед раковиной и водить по зубам жесткой щеткой.

— Позвони Фионе, — сказала Памела. — Сейчас же. Я не повезу Элен в детский сад. Посмотри — этот синяк невозможно не увидеть. Миссис Бакли…

Что сказала бы миссис Бакли, так и осталось неизвестным. В восемь «шевроле» Себастьяна подкатил к восточному входу в кампус, доктор Беннетт ждала в кафе, где обычно завтракали преподаватели медицинского колледжа. Лекции уже начались, и сейчас здесь было пусто.

— Это Памела, — представил жену Себастьян. — Доктор Беннетт.

— Очень приятно, доктор, — сухо сказала Памела, но, поняв, что сейчас не время для выяснения давно закончившихся отношений, перешла к делу. — Сегодня ночью на плече Элен появился еще один…

— Позвольте, — мягко, но решительно прервала Фиона, — я посмотрю сама, хорошо? Иди ко мне, Элен, ты не боишься, что я сделаю тебе больно?

Доктор Беннетт подвела девочку к окну и долго разглядывала синяк, будто это было экзотическое тропическое растение.

— Ну что? — не вытерпел Себастьян после нескольких минут напряженного молчания.

— Хочешь мороженого, Элен? — спросила доктор Беннетт. — Шоколадное или фруктовое?

Усадив девочку на стул рядом с Себастьяном и подав знак официанту, Фиона повернулась к Памеле:

— Уверяю вас, — сказала она, — девочка здорова. Я сделала полный анализ крови. Единственное нарушение — немного пониженный гемоглобин, но это естественно, принимая во внимание условия, в которых она провела первые годы своей жизни. Этот синяк — и наверняка другие тоже — результат… м-м…

Фиона смутилась, стараясь подыскать слова, не обидные для Флетчеров, но правильно описывавшие суть дела.

— Ты хочешь сказать, что Элен били? — прямо спросил Себастьян.

— Если ты внимательно приглядишься, то увидишь, что кровоподтек по форме похож на три пальца… ну, как если бы ты взял девочку за плечо и сильно…

— Я? — возмутился Себастьян. — О чем ты говоришь?

— Я не имею в виду тебя лично, просто…

— Вчера вечером, — резко сказала Памела, — кровоподтека на плече Элен не было, я буду утверждать это даже на Страшном суде. Ночью я трижды входила в детскую, но к Элен не прикасалась, в этом я тоже готова присягнуть.

— Девочка спит спокойно? — поинтересовалась Фиона. — Не кричит во сне? Ей не снятся кошмары?

— Она несколько раз что-то пробормотала, кажется, по-русски, — вспомнила Памела. — А вообще… Нет, спала спокойно.

— Элен разговаривает с вами по-русски?

— В первое время, но дети очень быстро учат язык, — вмешался в разговор Себастьян, — и уже месяца через три после переезда Элен перестала вставлять в свою речь русские слова. Я уверен, она уже и думает по-английски.

— Понятно, — протянула Фиона.

Элен сосредоточенно ела мороженое и не обращала внимания на разговоры взрослых.

— Вы не будете возражать, — сказала Фиона, — если я поговорю с девочкой наедине? Басс знает, — обратилась она к Памеле, — мое медицинское образование включает и подготовку психолога.

Памела хмуро посмотрела на мужа и произнесла неприязненно:

— По закону при разговоре с детьми должен присутствовать один из родителей.

— Конечно, — кивнула Фиона. — Проблема в том, что в вашем присутствии реакции Элен могут оказаться несколько иными, чем… Я не настаиваю, просто предлагаю, потому что, мне кажется, это может дать результат.

— Пам, — сказал Себастьян. — Я думаю, доктору Беннетт можно доверять.

— Конечно! — воскликнула Памела. — Можно доверять!

Она смяла лежавшую на столе салфетку и швырнула на пол.

— О Господи, — пробормотала Памела, — извините, я…

— Не нужно извиняться, — участливо сказала Фиона. — Я понимаю…

— Хорошо, — согласилась Памела. — Где вы хотите разговаривать? Мы с Бассом будем рядом, в соседней комнате.

— У меня кабинет в терапевтическом корпусе. Элен доест мороженое, и мы отправимся.

— Почему так долго? — нервно сказала Памела. — О чем она может разговаривать с маленьким ребенком вот уже полтора часа?

Себастьян сжал руку жены, он и сам беспокоился — не за Элен, естественно, Фиона позаботится, чтобы девочка чувствовала себя комфортно, его беспокоило состояние Памелы. Неизвестно, о чем она думала и что скажет, когда Элен с Фионой выйдут, наконец, из кабинета.

Дверь распахнулась, и в коридор выбежала разгоряченная Элен, размахивавшая бумажным самолетиком.

— Мама! — закричала он, бросаясь к Памеле. — Папа! Посмотрите! Он летает до потолка! Может и выше, но потолок не пускает!

— Элен, — пробормотала Памела, прижимая к себе девочку, — с тобой все в порядке, милая?

— Конечно, — вместо девочки ответила вышедшая следом доктор Беннетт. — Замечательная у вас дочь, Памела. И твое воспитание, Басс, тоже сказывается — Элен очень хорошо для ее возраста рисует…

— Но… — сказал Себастьян, напряженно глядя в лицо Фионе. В отличие от жены, он разбирался в том, что означала каждая интонация его бывшей подруги, и видел, что сказанное было прикрытием слов, не произнесенных вслух.