– Тебя сослали сюда на исправительные работы?

– Трудотерапия. Злата посоветовала, она психолог. И больше никого ко мне не пускают, а то я плохо влияю.

– Боятся, что сманишь менеджеров на приключения?

Она мотнула головой.

– Нет, их не сманишь, но у меня энтузиазм на нулевой отметке, даже притворяться не получается. Это и есть плохое влияние.

– Ты вообще не тот человек для торговли. Тебе нужно что-нибудь другое.

– Я знаю.

– Давай-ка выбирайся из своей персональной ямы. Не для Ниесов, а для себя. Что было, то уже позади.

– Не позади. Демчо из-за меня лежит в больнице.

– А на кой черт его, дурака, туда понесло, да еще вместе с тобой?

– Это я его уговорила… Очень хотелось там побывать, чтобы потом всем рассказывать. Я не думала, что так получится.

– Значит, теперь есть опыт, как не надо делать, и у тебя, и у Демчо. Он сам хорош – местный ведь, и парень вроде неглупый, и такой номер отколоть. Я имею в виду не то, что он бросился с ножом на серую ведьму – единственно правильное действие, его бы по-любому не пощадили, – а всю вашу затею с этим пикником. Демчо – твой молодой человек?

Задавая последний вопрос, он ощутил подспудное напряжение. Остается надеяться, что голос ни на толику не изменился… Тут негде спрятаться Соглядатаю, но вдруг аморфная тестовидная тварь примостилась возле дверной щели снаружи, на чердачной площадке?

– Нет, – возразила Лерка печально и незаинтересованно. – Может, у него девушка есть, а я так подло поступила. Самой противно.

– Раз ты так говоришь – значит, это была не подлость, а ошибка. Вот смотри: подлость – неотъемлемое личное качество ее обладателя, а ошибку можно осознать и больше не повторять, улавливаешь разницу?

Кивнула. Лоб под золотистой челкой слегка наморщился, серые глаза потеплели. Стах себя одернул: не забывайся, дурень, ты вроде как на вражеской территории, и враги… в общем, сам знаешь кто. Ради того, чтобы не подвести Лерку под удар, отыграем теперь того самого подлеца с неотъемлемыми качествами.

Перевел разговор на Отхори. Девушка насторожилась и поскучнела, в солнечной каморке как будто похолодало на несколько градусов.

Когда он поднялся, стряхнув с одежды мелкие обрезки бумаги и фольги, она спросила, глядя немного исподлобья:

– Ты не читал «Море за окнами» Рерьяна? Рассказ такой есть, пятый том в шеститомнике.

– Нет. Но Рерьяна я проходил в школе. Классика.

– А ты его почитай, – с непонятным многозначительным выражением посоветовала Лерка.

Демчо поправлялся быстрее, чем ожидалось. Через несколько дней его вместе с другими транспортабельными ранеными перевезли в столицу, чтобы освободить место в палатах для новой партии пациентов. В этот раз не заварушка с кесу, а ЧП в Танхале. Там планомерно, словно отщипывая крошку за крошкой от громадного засохшего пирога, сносили заброшенные здания: земель, принадлежащих людям, не то чтобы очень много, а здесь такая территория уже сколько лет пропадает! Очередное приговоренное строение развалилось карточным домиком, едва рабочие успели начать. Пострадавших отправили в ближайшую больницу, в ту же самую, где принимают раненых после прорывов.

Демчо держался от всех в сторонке, и его нелюдимость списывали на пережитый шок. Он не в состоянии был общаться как ни в чем не бывало с перебинтованными леспехами – не потому, что считал их врагами, а потому, что сам служил их врагам, и притворяться, будто он с макушки до пят «свой», не мог и не хотел. Та черта лицемерия, заступить за которую он попросту не способен.

Насчет «своих» и «чужих» у него все перепуталось – обратно не распутаешь, это он понял, валяясь на койке и глядя на потолок в тонких, как волос, трещинах, на мух и перекидников, которых гоняли швабрами из палат, но бесповоротно прогнать никак не могли. Перекидники косили под заплатки на штукатурке и охотились на мух, комаров, изредка залетавших в окно ос. Наблюдая за потолочными баталиями, Демчо порой начинал думать о людях и кесу и в конце концов понял: и с теми и с другими он чувствует себя чужаком, но в то же время и те и другие для него не враги. Он на обеих сторонах сразу. Это звучит как абракадабра, но, похоже, Серая Дама это понимает. И еще Тим понимает, потому что сам такой же.

Леспехов повезли в госпиталь, а Демчо сдали в муниципальную больницу, которая находится между Дромадерскими холмами, зимними продовольственными складами и Лиственничным парком. Мама, взявшая отпуск, чтобы приехать на Танару, теперь снова вышла на работу и навещала его по вечерам, а однажды пришла Лерка с апельсинами.

Честное слово, лучше б не приходила. Очень хотелось сказать, что он не такой, как она считает, и ни фига ни разу таким не был, но ведь тогда пришлось бы сочинять объяснения, откуда он в курсе, что она о нем думает! Вдобавок Лерка чувствовала себя виноватой: потащила его на Танару, следовательно, в больницу с колотой раной в боку Демчо угодил из-за нее. Видно было, что это ее угнетает, но опять же нельзя сказать правду – кто кого на самом деле «потащил». Лерка смущенно выдавила, что сама не понимает, почему так поступила. Еще бы понимала… Она не могла противиться чарам кесейской шаманки, даже заметить эти треклятые чары не могла. И не придала значения словам того толстого мага-недоучки с дурацким зонтиком. Сам он тоже никому ничего не расскажет, потому что погиб во время прорыва. Демчо грызло раскаяние, и хотелось, чтобы Лерка поскорее ушла, а после он даже ее апельсины есть не смог – в горло не лезли, отдал соседям по палате.

В одном Серая Дама безусловно права: хорошо, что у них с Леркой не любовь. Интересно, что она может знать о любви, если у кесу абсолютный матриархат и немногочисленные представители мужского пола находятся на положении рабов? Хотя Демчо не раз обращал внимание на то, как улыбаются друг другу и обмениваются взглядами серые воительницы, сопровождающие наргиянси на встречи с контрабандистами. Они там все поголовно лесби. Или неправильно их так называть: ярлык-то человеческий, а они же не люди, и мораль у них совсем не та, что у людей.

О морали кесу Демчо знал немного. Дед велел ему накрепко запомнить, что их можно ловить на слове: уж если кесу тебе что-то пообещала, она слова не нарушит, иначе ей чести не будет. Но, во-первых, они мастерицы играть формулировками и избегать однозначных обещаний, а во-вторых, можно нарваться и на такую, которая обманет, у всякого народа есть свои преступники. Рассуждая на эту тему, Тим клонил к тому, что Демчо должен учить сескаде – распространенное кесейское наречие, на котором общаются между собой разные племена. Несколько школьных тетрадок с написанными карандашом словами и ходовыми фразами лежали дома в тайнике, надо будет заняться, когда выпишут.

Вчера врач объявил: еще два-три дня, и делать в больнице ему больше нечего. Демчо не смог бы сказать, обрадовало его это известие или наоборот. Здесь он словно сидит в укрытии, и проблемы простые – измерить температуру, сходить в перевязочную, принять антибиотики, а там опять вернется все остальное… У него даже появилась странная догадка, что иные люди болеют только затем, чтобы спастись от невыносимых сложностей жизни, прячутся в свои болезни, как в норы. Потом он решил, что это один из самых мучительных способов от чего-то спастись и ему этого все же не надо.

Стах пришел снова. Не сказать, чтобы совсем некстати, помог склеить большой дворец из цветочных лепестков, предназначенный для южной витрины, – если бы эту работу запороть, пришлось бы вырезать лепестки заново.

Лерка не понимала, что за игру он ведет и чего от него ждать. Скорее всего, он работает на тех, кто желает побольше узнать об Отхори и рассчитывает, что в неформальной обстановке она вспомнит-выболтает то, о чем помалкивала раньше. Стах и сам не скрывал, что интерес к Стране Снов и Кошмаров у него деловой.

На подробности Лерка не скупилась, однако все они были эффектные и несущественные, как декоративные завитки на буквах вывески. Вовсю расписывая, какие это были завитки, она ни полслова не проронила о самих буквах – тактика, уже оправдавшая себя в больнице после пробуждения. Если Стаха подослали гарпии, о Проводнике, о доме, в котором жила в детстве Летняя госпожа, о встрече Лерки с убитым Йонасом ему знать незачем.