— Прости, — повторил я. — Я готов написать заявление об увольнении. Надеюсь, это несколько исправит ситуацию.

— Пиши! — крикнул он и бросил трубку.

4

Часа два я провел в номере, слушая по телевизору новости на английском. Потом я все-таки заснул. Меня разбудил телефонный звонок. К моему удивлению, это был Гозданкер.

— Не хочешь прогуляться? — спросил он без предисловий.

— Иду, — ответил я коротко, даже не пытаясь угадать причину, по которой Гозданкера потянуло на романтические ночные прогулки в моем обществе.

Ефим ждал меня внизу, нахохленный и сосредоточенный. Мы приветствовали друг друга масонской улыбкой и, ни слова не говоря, вышли из отеля. Стемнело, и шумная ночная жизнь уже бурлила на улицах. Ефим брел не спеша, подволакивая ноги и с любопытством оглядываясь по сторонам. Я шел рядом, не начиная разговора. Я понимал, что он вызвал меня не просто так, что у него есть цель. Разумеется, я уже начал догадываться о том, какое направление примет беседа, но я не собирался облегчать ему задачу.

— Лисецкий тебе никогда не простит сегодняшней сцены, — задумчиво произнес Ефим наконец. — Он очень злопамятный.

— Значит, и ему, и мне придется привыкать к новым отношениям, — заметил я с несколько наигранной беспечностью.

Гозданкер понимающе кивнул, словно и не ожидал от меня другого ответа.

— Володя, кстати, тоже, — продолжил он после паузы, с многозначительным нажимом.

На это я не ответил. Тема начала обозначаться.

— Что собираешься делать? — поинтересовался Ефим небрежно.

— То же, что и раньше, — пожал я плечами. — Жить.

— Чем заниматься?

А вот это был уже почти прямой вопрос, подразумевавший, что возврата к моим прежним занятиям для меня не существует. Я покривился.

— Не забывай, меня еще не уволили, — напомнил я. Что было не вполне точно, поскольку соответствующее распоряжение начальника я, можно сказать, уже получил.

— Уволят! — уверенно пообещал Гозданкер.

— Из-за Лисецкого?

— При чем тут Лисецкий! — отмахнулся Ефим. — Даже у него не хватит наглости требовать у Храповицкого твоего увольнения. Так грубо в чужую епархию не влезают. К тому же он отлично понимает твою роль в совместных начинаниях. Гораздо удобнее держать тебя при себе, но на коротком поводке. Этот сумасшедший проект ведь ты придумал?

— Скажем так, я принимал в нем участие, — отозвался я скромно.

— А аферу с переизбранием Кулакова тоже ты провернул? — Он хитро покосился на меня.

— Нет! — ответил я поспешно. В свое время я дал себе слово никогда в этом не признаваться и твердо его придерживался.

— Лисецкий считает, что ты! — усмехнулся Ефим. — А я, так спорить могу, что ты! Хотя я не в курсе деталей. Кажется, там даже Храповицкий не понял, что именно произошло.

— Давай оставим эту тему, — попросил я.

— А теперь ты снова замутил что-то непонятное с выборами в Нижне-Уральске. И в результате вы хапнули азотный комбинат! — не унимался Гозданкер. — Ты думаешь, я не знаю, что ты не вылезал оттуда все последнее время?..

— Ефим! — взмолился я. — Давай поговорим о женщинах. Вот помню, захожу я однажды в женскую баню…

— Я не хочу говорить о женщинах, — перебил меня Гозданкер серьезно. — Я хочу говорить о делах. Ты умный человек.

Я почему-то вдруг вспомнил, как я скакал на сцене ночного клуба и фыркнул.

— Чему ты смеешься? — удивился Гозданкер.

— Был бы я такой умный, как ты обо мне думаешь, сегодняшнего эпизода бы не случилось! — ответил я с досадой.

Гозданкер подумал над моими словами.

— Не знаю, — возразил он. — Может быть. А может, и нет. Тут другое. Ты отстаиваешь свое право на независимость. Это глупо лишь в том случае, если ты не знаешь цены, которую придется заплатить за независимость. То есть если ты хочешь быть богатым, как я или Володя, а ведешь себя так, как тебе нравится, то это, конечно, по-дурацки. Ты хочешь быть таким же богатым?

Я не раз задавал себе этот вопрос. И я знал на него ответ.

— Для этого мне пришлось бы слишком много в себе менять, — отозвался я. — По сути это означало бы жить вашей жизнью. Если формулировать коротко, то для того, чтобы стать такими же богатыми, как вы, нужно жить с вашими женщинами. Я не готов жить с вашими женщинами.

Гозданкер коротко рассмеялся.

— Ну да, — кивнул он. — В этом что-то есть. А тебе не обидно, что на твоих идеях зарабатывают другие? — живо спросил он. Видимо, эта мысль его давно занимала. — Причем, огромные деньги! И ладно бы это был Храповицкий, которого, поверь, я действительно считаю выдающимся бизнесменом. Но при чем тут этот придурочный Вася и ненормальный Виктор, который к тому же тебя терпеть не может!

— Я не завистлив, — ответил я, не реагируя на его осведомленность в вопросе наших сложных внутренних взаимоотношений. — Ефим, может, закончим с общеобразовательным экзаменом? Давай по существу.

Гозданкер помолчал, почесывая бороду.

— Зайдем куда-нибудь, — предложил он. — А то я немного притомился.

Мы вошли в какой-то тесный бар, полный табачного дыма и громких голосов, и отыскали свободное место. Гозданкер заказал себе пива, а я — минеральную воду.

5

— Так вот о твоем увольнении, — снова заговорил он, когда нам принесли заказ. — Я полагаю, что это всего лишь вопрос времени. При нормальном развитии событий Храповицкий в течение года, максимум двух, избавится от обоих своих партнеров. Он выдавит их из бизнеса, они для него бесполезный балласт. И сделает он это с твоей помощью. До того, как это произойдет, ты можешь быть относительно спокоен за свое будущее. А затем настанет твой черед. Ты это понимаешь?

Он пытливо посмотрел мне в глаза. Признаюсь, на сей раз, он застал меня врасплох. Время от времени, когда мои обязанности становились мне тягостными и моя придушенная совесть начинала роптать, я подумывал об уходе. Но мне никогда не приходило в голову, что Храповицкий захочет избавиться от меня по своей инициативе. Я полез за сигаретой, выигрывая время.

— Терпеть не могу табачного дыма, — проворчал Гозданкер, и я, так и не прикурив, положил сигарету на стол.

— Я полагал, умные люди всегда нужны, — заметил я, повторяя избитую фразу.

— Ошибаешься, — ответил Гозданкер спокойно. — Они нужны на этапе становления бизнеса, когда в ход идут рискованные планы, которые, кроме них, никто не в состоянии придумать и осуществить. А когда денег уже много и в бизнесе наступает период спокойствия и стабильности, нужда в умных и смелых людях пропадает. Они начинают раздражать. Их место занимают добросовестные исполнители. Такие, как тот же Игорь Назаров. Или ваш Паша Сырцов. Ты же слишком мятежный для мирного времени. И слишком дерзкий.

Я отлично видел, куда он клонит. И полагал, что предисловий было сделано более чем достаточно.

— Но мы же говорим не о мире, — поторопил я. — Мы говорим о войне, не так ли? О той войне, которую вы начинаете с Храповицким.

Гозданкер одобрительно покивал головой.

— Приятно, когда тебя понимают с полуслова, — заметил он, отпив пива. — Да. Мы говорим о войне. Которую мы с Володей уже начали. — Он выдержал паузу.

— Как ты смотришь на то, чтобы перейти на мою сторону? — прямо, без обиняков, спросил он.

— Ефим, — укоризненно протянул я. — Это несерьезно.

— Это очень серьезно, — возразил он. — Считай сам. В случае, если ты остаешься с Храповицким и вы побеждаете, тебя выкинут на помойку в течение двух лет. Максимум. Если побеждаю я, то вы оба окажетесь на помойке гораздо раньше. Исход один, с разницей примерно в год. Резонно?

Я улыбнулся.

— Несколько "Минут назад ты убедительно доказал ненужность таких людей, как я, в мирное время. Если я становлюсь твоим союзником и мы выигрываем, то что помешает тебе поступить со мной так же?

Он был готов к этому вопросу.

— Я дам гарантии! — ответил он важно.