Сейчас Императору это уже не казалось.
Сейчас он был в этом уверен.
Белозерский обернулся с улыбкой – молча. Пожал без церемоний протянутую руку. Им, лицейским товарищам, не было нужды в субординации. Двое мужчин неторопливо зашагали по залу, как посетители музея, с уважением поглядывая на торжественно молчащие реликвии.
– Ну, как прошел визит, Илья?
Белозерский отмахнулся:
– Да нормально все прошло. Переговоры, приемы, то, се… Обычная кутерьма. Неинтересная, в общем. Меня подарками завалили, словно девицу. А все равно – вспоминаю амбриан. Странно, – Белозерский вдруг рассмеялся – негромко, но искренне, и Император удивленно посмотрел на него. – Знаешь, что меня больше всего тогда удивило? Кристаллы, – пояснил полковник. – Амбриане в знак дружбы послали самые первые свои кристаллы кварца… Ну, ты знаешь – памятные кристаллы, мнемозаписи… Они еще не умели делать их сами, не то что искусственные, даже обтачивать природные не умели из-за их твердости. И искали в реках «хрустальные яблоки».
Лицо Императора сделалось изумленным:
– «Хрустальные яблоки?» – эхом откликнулся он и вдруг улыбнулся.
Белозерский кивнул:
– «Хрустальные яблоки». Ты помнишь?
Император задумчиво кивнул. Его глаза сделались мечтательными, улыбка не сходила с губ…
…Когда-то давно два мальчика – Славка и Илюшка – учились в Вишерском Императорском лицее. И дружили. Дружили так крепко, что все им искренне завидовали.
В тамошних речках нет-нет да и попадались «хрустальные яблоки» – окатанные водой и песком до идеального шара разноцветные куски горного хрусталя. Заиметь такое «яблоко» было мечтой любого лицейского мальчишки. Но они встречались редко и попадались чаще всего на перекатах, где вода легко могла унести даже опытного пловца.
И вот однажды утром Илюшка вошел в комнату к Славке. Он был в одних трусах, с пристегнутым к ноге ножом, мокрый – и с правого плеча, глубоко распоротого, из рваной раны, текла кровь. Но глаза Илюшки сияли как две звезды. И также в свете лампы – синим и золотым – сверкали на протянутых к другу мокрых ладонях два тяжелых шара величиной с мужской кулак. Славка, севший в кровати, изумленно смотрел на друга. А тот сказал: «Вот, выбирай!»
Илюшка нырял за «хрустальными яблоками» в Ермаков котел. Куда не мог нырнуть никто. И на дне ему под обе руки попались сразу два кристалла. Но об этом Славка узнал потом. А тогда он соскочил с кровати, подбежал к другу и, не глядя на яблоки, тревожно спросил: «Ты же ранен! Больно?! Погоди, я сейчас, я быстро помогу!»
А Илюшка замотал головой. Он был счастлив. И вовсе не потому, что удалось сделать дорогой подарок Вячеславу Романову, Его Высочеству, Цесаревичу. Он знал, как будет рад его друг Славка, лучший в мире друг…
…Потом, сидя на кровати, они разыграли «яблоки». Чтобы не было обидно. И Славке досталось синее – синее, как его глаза. А Илюшке – золотистое, как веселые искры в его карих…
Им было тогда по двенадцать лет. А через два года Славка подарил то «яблоко» на балу одной девчонке. И признался в этом Илюшке, мучаясь от стыда, не смея поднять глаз и тяжело глотая слюну отвращения к самому себе. И добавил: «Я сказал… что я сам… нырял…»
Илюшка пошатнулся. Посмотрел неверяще. И молча пошел прочь, разодрав высокий ворот парадного мундира – так, что со стуком полетели по полу орленые золотые пуговицы…
…Они не разговаривали полгода. Пока девчонка, которую тогда еще не титуловали Ее Величество, не свела их вместе буквально за руки и не рассказала Илюшке, что Славка признался в обмане на следующий же день. И что «яблоко» все равно останется и его тоже, потому что они уже решили…
– Хватит ходить кругами, Илья, – сказал Император. – Выкладывай, как у нас дела.
Белозерский повернулся к нему. Лицо у него было холодное, как полная луна.
– Плохо, Вячеслав. Очень плохо. Нет, нет, – торопливо пояснил он, заметив, что Император встревожился. – Сейчас нам совершенно ничего не угрожает. Но потенциально… потенциально это катастрофа.
Император кивнул. Он понял это уже тогда, когда чрезвычайный посланник сторков потребовал личной встречи с Его Величеством, категорически отказавшись назвать суть дела. Это было против всех правил, но Император согласился его принять, он уже чувствовал, что причина была очень серьезной. Нет, не «очень серьезной». Из ряда вон выходящей.
И он не ошибся. До сих пор перед глазами стояло мертвое, словно промороженное, лицо сторка, его деревянный, неживой голос – Сторкад никогда и никого не просил о помощи, сама мысль об этом казалась невозможной. Сторкад до сих пор считал себя победителем в Первой Галактической – вопреки истине, вопреки рассудку; там учили детей, что лишь трусость и некомпетентность «предателей-союзников» не позволили одолеть землян. И вот… Император сразу понял, что новости будут скверными. Но все оказалось еще хуже, чем он мог представить.
…По глупости… а точнее – по надменности своих суровых владык Сторкад оказался втянут в войну с могущественной, технически развитой расой, доселе очень слабо известной землянам – ее владения располагались там, куда упрямо расширял свою зону влияния Сторкад, вдали от земных колоний и трасс земных звездолетов. Инопланетяне-мьюри еще в годы Первой Галактической нарочито-неактивно, но все же интересовались делами воюющих сторон, продавая и тем и другим то одно, то другое, по мелочи, но ни с кем даже не пытаясь вступить в союз. Хладнокровное уничтожение флота вторжения сторков не впечатлило Императора – сторки напали первыми… но их противник не потрудился подобрать спасшихся с подбитых кораблей. Теперь все шло к большой войне, а у Сторкада уже просто не осталось сил, чтобы противостоять нападению. Само их обращение за помощью – конечно, вслух не говорилось ничего такого, речь шла лишь о помощи в расследовании инцидента, не больше, – выглядело не более чем изощренной провокацией, попыткой столкнуть лбами старых и новых врагов. Так ее и восприняли все… кроме Вячеслава Романова. Мотив Его Величества был сугубо личным, но он принял просьбу, изрядно, надо сказать, удивив этим посланника. Но лишь теперь он начал понимать, насколько ему повезло. Повезло всей Империи. Ведь если бы…
Император нахмурился. Да. Мьюри… Торговцы. Точнее – торгаши.
В первые годы Галактической Эры к Земле прибывали в немалых количествах посланцы самых разных цивилизаций. Порой очень странных и по внешности, и по взглядам на жизнь. Но, увы, почти всех в конечном счете интересовало, что тут плохо лежит и нельзя ли тут чем-то поживиться (землян буквально поразила мелочность большинства визитеров, дико не сочетавшаяся с их звездолетами). Убедившись, что все лежит хорошо, кое-что на всякий случай привинчено шурупами, а на концессии с грабительскими условиями земляне не соглашаются (хотите разрабатывать луну N? Мы не против – но на равных и без какой-либо самостоятельной политики с вашей стороны, только деловые отношения!), незваные гости убирались так же быстро, как и появлялись. Мьюри тут в целом не составляли исключения.
Первоначально. Разве что они вызвали всплеск интереса тем же, чем сторки – внешним видом.
Но в самые черные, самые страшные годы Первой Галактической они появились вновь. С отличным, казалось бы, предложением: Земле нужны боевые корабли? Мы можем продать – лучше, чем есть у Чужих. Даже лучше ваших, мы их знаем (откуда они их знали, черт побери – не иначе как выменивали у тех же Чужих трофеи…). Сколько? За сколько заплатите, у нас их много. Да, конечно же, недешево, хотя сторков мы не любим, да и остальные – наши старые конкуренты. Чем платить? Нет, золото нам не подойдет, у нас самих, знаете, хватает лун. Что нам нужно? Да сущий пустяк. Дети – по пять тысяч за крейсер. За линкор – больше, за эсминец – соответственно, меньше. Зачем они нам нужны? Ну вы же все взрослые люди, вы же понимаете… Мы даем вам шанс спасти миллиарды, всю планету, всех ее детей, пожертвовав частью.
Самым поганым было то, что дети нашлись бы. Добровольцы, согласные даже на это, – лишь бы жил их мир и их родители. Вот только воевать тогда было бы не за что. Сразу не за что. И все тут.
