Вопрос об обороне Москвы стоял тогда чрезвычайно остро, и, не приведи Господь, уже через полчаса после отъезда командующего об этом знали бы в войсках фронта — окопный «беспроволочный телеграф» разнес бы эту весть в мгновение ока, и что потом было бы, трудно себе представить даже в кошмарном сне! Не говоря уж о том, что в случае самовольного переезда штаба фронта Сталин в той ситуации и впрямь мог башку свернуть, расценив это, по условиям военного-то времени, как предательство! И был бы абсолютно прав! В-третьих, только исключительная принципиальность, сознание своей личной ответственности за судьбу Родины, мужество, а также чисто стратегические соображения, чем в совокупности и руководствовался в тот момент Сталин, предотвратили фактический развал фронта и паническое бегство командующего Западным фронтом, а в войсках это было бы расценено именно так!
На этом фоне рачительнейший контраст представляет реальное поведение простых солдат и офицеров при обороне Москвы. Командир батальона 73-го полка 316-й стрелковой дивизии (впоследствии — 8-й гвардейской имени И. В. Панфилова), сподвижник знаменитого генерала Ивана Васильевича Панфилова, казах Баурджан Момыш-улы, получив новую карту, взял ее и со словами «Нам больше не понадобится ориентироваться и изучать местности восточнее Крюкова (его батальон там занимал оборону.— А. М.) — попросту отрезал всю ту часть карты, что показывала территории восточнее Крюкова! Да еще и приказал адъютанту сжечь отрезанную часть. Потрясающий своей безграничной верой в Победу России жест человека Востока![302]
Жуков же в последствии аж перед кинокамерой объяснял К. Симонову, что если бы штаб перенесли к Москве, то это подорвало бы в войсках уверенность в победе! (Этот фильм показывали но ТВ 31 января 1975 г.) А как же лопаты-то? А готовность Сталина заменить собой Жукова на посту командующего фронтом?
Однако не менее интересно и то, что же в тот момент делал в кабинете Сталина командир 81-й авиационной дивизии Галованов. Дело в том, что в результате встречи нелегального резидента ГРУ «Кента»[303] с одним из ценнейших агентов советской разведки «Старшиной» в Москву поступило не на шутку встревожившее Сталина сообщение (судя по всему, оно не было первым).
Оказалось, что, готовясь к отчаянному и последнему броску на Москву, Гитлер и Геринг отдали приказ о дооборудовании авиации люфтваффе специальными распылителями — речь шла о применении химического оружия против оборонявших Москву советских войск!
Вот Сталин и обсуждал с Головановым — командиром дивизии авиации дальнего действия, которая уже в августе 1941 г. бомбила Берлин, — что и как можно сделать, и как использовать советское химическое оружие!
Выдающийся советский военный разведчик и мужественный человек Анатолий Маркович Гуревич
А параллельно с санкции Сталина, советская внешнеполитическая разведка (Лубянка) через своего агента — посла царской Болгарии в Москве Стаменова в срочном порядке, окружным путем (через Софию) довели до сведения фюрера реакцию Кремля (Сталина): если хоть одна капля германского химического оружия упадет на советские войска, то в ответ советская авиация зальет поганый рейх своим химическим и бактериологическим оружием![304]
Не понаслышке знавшие о гигантских запасах советских химического и бактериологического оружия — сами же налаживали его производство в СССР еще в 20-х — начале 30-х гг. — герры генералы в панике отговорили Гитлера от безумной затеи. Непонятно только, зачем теперь это скрывается? Ведь ради того, чтобы удержать Германию от нападения на СССР, Кремль пускал в ход подобные угрозы еще до войны[305].
Зачем теперь скрывать, когда даже о Стаменове как об агенте разведки рассказали едва ли не все, даже номер его архивного дела в СВР и то опубликовали — арх. д. Рд 34467[306].
Непонятно и то, почему об этом промолчал и выдающийся ас разведки, ныне, к сожалению, покойный П. А. Судоплатов — ведь еще во времена СССР, в середине 80-х годов прошлого столетия, об этом говорилось в специальном фильме о советских химических войсках, который был показан по телевидению. Судоплатов же ограничился только опровержением подлой версии Хрущева о том, что-де при помощи Стаменова Сталин и Берия якобы пытались вступить в сговор с Гитлером и устроить Брестский мир-2[307].
Надо было говорить все до конца, потому что надо откровенно показывать, как на самом деле защищал Москву и Россию злостно оболганный Иосиф Виссарионович Сталин! Защищал упорно, жестко, мужественно, но в высшей степени умело, с применением всех доступных ему военных, политических и разведывательных средств! Защищал, что называется, не щадя живота своего, как говаривали во времена Петра I!
Так что, возвращаясь к принципу (упорной) «жесткой обороны», следует еще раз отметить, что он не только и не просто уместен — у него действительно свои, исключительные права на существование и применение. Причем, и это надо особо подчеркнуть, уместность его использования, если это и впрямь оправдано высшими соображениями защиты Родины, без какого-либо участия и тем более давления сверху, ясно, четко и, несмотря на всю смертельность, достаточно спокойно осознается простыми солдатами и офицерами.
Пример славного сына казахского народа Баурджана Момыш-улы или знаменитый призыв политрука Клочкова: «Отступать некуда! Позади Москва!» — и сотни тысяч иных, к сожалению, не столь широко известных — ярчайшие тому доказательства!
В этом, собственно говоря, а есть суть беспрецедентно массового героизма простых солдат и офицеров в Великой Отечественной войне.
Если повнимательней приглядеться к вгоняющим в оторопь цифрам, характеризующим ту трагедию с сугубо человеческой стороны, а заодно и проанализировать их, то в конечном итоге любой безальтернативно упрется именно в ту самую нереальность планов обороны всех уровней, о чем открыто говорили Рокоссовский, Сандалов и многие другие, и, как увидим из дальнейшего содержания, даже сам нарком обороны маршал Тимошенко, правда, уже после войны…
Посудите сами. За первые шесть с небольшим месяцев войны количество попавших в плен или хотя бы оставшихся за линией фронта, а также «пропавших без вести» составило, по новейшим данным, 2 335 000 человек»[308].
Для сведения: численность собственно группировки РККА на Западе на утро 22 июня составляла 2 920 365 человек[309].
Попали в плен («без вести пропали» и оказались за линией фронта) фактически 80% первоначальной численности собственно группировки РККА на Западе.
Между тем за тот же период погибли, — включая и умерших от ран в госпиталях — 556 000 чел.[310], то есть на одного погибшего — четыре попавших в плен (вместе с «без вести пропавшими» и оставшимися за линией фронта).
Если сравнивать эту же ситуацию с данными, например, 1943 г., когда соотношение погибших и попавших в плен составляло 5:1, то поневоле может сложиться впечатление, что в 1941 г. была не столько война, сколько массовая капитуляция наших войск»[311].
К тому же в сочетании с массовым дезертирством, о чем говорит еще один неприглядный показатель: только за период с 22 июня по 10 октября 1941 г. органами НКВД, в т. ч. и особыми отделами, были задержаны 657 364 бежавших с фронта военнослужащих, (в т. ч. 103 876 чел. были задержаны за период с 22.06 по 20.07.1941), т. е. в бега подались 22,5% первоначальной численности собственно группировки РККА!