Алое лицо интенданта слегка посветлело.

– Нет. Конечно нет… капитан. – Он оглянулся на горы, исчезающие в подступившей тьме. – Возможно, кто-то из специалистов мог бы осмотреть передатчик. Мы можем…

– Равилан, хочешь лезть туда – пожалуйста. Но я намерен послать наверх людей с оборудованием, потому что если мы не подведем опоры под корпус, то следующий, кто взойдет на борт, может отправить корабль в его последний полет. – Корсин присел на контейнер и покрутил головой. – Где твои массасси?

Равилан пристально посмотрел на него:

– Все мертвы.

Корсин освободился наконец от постромков, с помощью которых тащил сани. Костер ярко пылал. Но почему он мерзнет?

– Сиела.

– Где Девор?

Он холодно взглянул на женщину. Ее потускневшая золотистая форма мерцала в свете костра.

– А где Девор? – повторил он ее вопрос.

– Он пошел наверх… – Сиела резко замолчала. Никто не должен был покидать лагерь. А сейчас смотреть в глаза Яру Корсина.

Она стиснула Джериада. Ребенок проснулся и заплакал.

Речь, призванную вселить в людей бодрость, Корсин начал, как всегда, с перечисления Фактов, Всем Уже Известных. Но эта речь во многом отличалась, потому что слишком много было неизвестного, в том числе и ему самому. Никто не сомневался, что Нага Садоу все еще хочет заполучить свой груз. Ясно было, что их занесло очень далеко. Но мало кто мог представить себе расстояние, которое помешало бы владыке ситхов добраться до желаемого. Менее оптимистичными были прогнозы насчет того, как Садоу примет это. Но Корсин знал: его экипаж уверен, что кто-то где-то ищет их.

Они просто не знали, сколько это продлится. Слишком рано для этого. Садоу – о нем тоже потом. Место не располагало к размышлениям о будущем. Надо было выживать в настоящем.

В конце речи Корсин поймал себя на том, что ударился в необычные для него философствования.

– Это наша судьба – приземлиться на эти скалы. И мы связаны ею. Может показаться, что мы привязаны и к этому булыжнику, – говорил он. – Пусть так. Мы – ситхи. Давайте покорим его.

Он посмотрел в сторону одного из костров, заметил Глойда и его выживших стрелков, нахохлившихся от ветра. Он махнул им, указывая на центральный костер. Корсин знал, что ночь будет трудной, а припасы, что он принес, быстро закончатся.

Но он знал и кое-что еще. То, что видел только он.

У крылатого зверя был всадник.

Сила не оставила их.

Прижимая к себе сына, Сиела смотрела, как расходятся люди. Покивав, ситхи человеческой расы отправились выполнять поручения, обходя Равилана – хозяина массасси без массасси. Он стоял немного в стороне, горюя. Рядом был еще один красный ситх и несколько выживших экзотов. Энергичный, торжествующий Яру Корсин обсуждал что-то с Глойдом, как всегда выказывая большое доверие огромному экзоту. Слишком сильный, чтобы проиграть; слишком глупый, чтобы предать, и не владеющий Силой. Идеальный помощник.

Отвернувшись от гоука, Корсин посмотрел на Сиелу. Новая земля подчинится ему, и никто не будет стоять на пути. Корсин улыбнулся.

Взгляд Сиелы был холоден. Но, подумав о Деворе, о маленьком Джериаде, она быстро приняла решение. Собрав весь свой гнев, всю свою ненависть, всю свою волю…

…Сиела улыбнулась в ответ.

Девор недооценил Яру Корсина. Сиела не повторит этой ошибки. Она дождется нужного момента.

А время у них есть.

– Отступница!

– И тебе добрый день, мама, – сказала Адари. – Как дети себя вели?

Адари еще дверь не успела закрыть, а ее младшенький, отпихнув Эвлин, уже забрался к ней на руки. Его старший брат влетел в комнату и повис на шее матери, окончательно обездвижив ее. Не справляясь с атакой четырех лиловых ручек, Адари привалилась к стене. Огляделась, высматривая, куда бы кинуть свой мешок. И в конце концов неуклюже отбросила его на деревянный пол к противоположной стене.

– Отступница! Вот как тебя теперь называют. Твой дядя рассказал, – с упреком в голосе поведала Эвлин. – Он приходил, между прочим. И сосед Вертрам, портной, тоже. Еще и вместе с женой – а она, как известно, вообще из своей хижины не высовывается! Восемь человек было здесь сегодня!

– Тогда лучше не выглядывай на улицу, – посоветовала Адари. – Возле дома целая толпа собралась.

Освободившись из неуклюжих объятий старшего сына, она пыталась вытащить свои серебристые волосы изо рта младшего. Женщины-кешири обычно носили длинные волосы, но для Адари короткая прическа была средством своего рода самозащиты. Впрочем, это не спасало, когда малыш увлекался.

– Рагу готово?

– Рагу? – Эвлин взяла внука на руки, когда Адари пошла на кухню. От раздражения и волнения кожа Эвлин стала ярче и темнее, почти того же насыщенного фиолетового оттенка, что и у дочери. – Ты еще можешь думать о еде! Ты совсем не понимаешь, что происходит?

– Я работала. И я есть хочу.

– Работала?! Как бы не так. Знаю я, где ты была!

Адари заглянула в глиняный горшок – там булькало мясо с овощами – и вздохнула. Конечно же, ее мать знала, где она была. Все, собственно, знали. Адари Вааль – собирательница горных пород и камней, молодая вдова доблестного наездника уваков, на которого возлагалось столько надежд. И Адари Вааль – враг закона и веры, которая, вместо того чтобы нормально воспитывать своих детей, морочит головы чужим. Уже третий день Нештовар допрашивают ее. И просвета не видно.

– Что за шум?

– Они забрасывают дом камнями, – объяснила Адари, ставя на стол дымящуюся миску.

Она приоткрыла входную дверь, стараясь не высовываться из-под защиты тяжелой створки. Через порог тут же перекатилось несколько «подарочков» от добрых соседей. Адари быстро захлопнула дверь. Ее внимание привлек булыжник с острыми краями, закатившийся под детскую люльку. Она подхватила его сильной исцарапанной рукой.

– Отличный экземпляр. – Адари повертела камень в руках. – В окрестностях таких пород не встречается. Откуда-то издалека.

А ее популярность растет. Позже надо будет посмотреть внимательнее, что там накидали. Кому нужны экспедиции, если разъяренная толпа и так забрасывает твой дом отличными образцами. Адари швырнула булыжник в мешок, и без того битком набитый камнями всевозможных форм и цветов. Снаружи здорово громыхнуло. Младшенький заныл. Огромные темные глаза Эвлин еще больше расширились от ужаса.

– Адари, ты слышишь? Они сейчас крышу проломят!

– Это всего лишь гром.

– Это доказательство, вот что это! Дети Небес гневаются на тебя.

– Нет, мама. Они меня защищают, – возразила Адари. Она запихивала в себя еду, даже не присев. – Если пойдет дождь, дом точно не смогут поджечь.

До такого, конечно, дойти не должно – закон защищает вдов нештовари, так что убить ее не посмеют. Но испортить ей жизнь – запросто. А с учетом того, что с недавних пор она сама вроде как преступница, рассчитывать на защиту Нештовар не приходится. Этот маленький спектакль им даже на руку.

Адари высунула голову на задний двор. Никаких камней там не было. Только увак делал все то же, что и весь последний год: занимал очень много места и… благоухал. Ящер с ленцой приоткрыл ядовито-зеленые глаза и недобро покосился на Адари. Даже плотно сложенные кожистые крылья увака все равно цеплялись за противоположные стенки загона. Холодный дождь зверя не побеспокоил, но шум с улицы разбудил его. Любой увак, оставшись без наездника, становился ленивым и злобным. Но Нинк и при живом хозяине благонравием не отличался – своего наездника он не любил. Адари тоже была не в восторге от покойного. Увы, последний прилагался к дому. В том смысле, что дом принадлежал ему.

В старые времена, если нештовари – наездник увака – умирал, то семья умершего и сам увак по традиции следовали за ним. Но подобная практика давно себя изжила. Уваки стоили дорого, нрава были крутого, их привязанности и послушания хватало только на одного хозяина; так что переживших своих наездников ящеров оставляли в загонах, разводя на продажу. Про себя Адари считала, что такое разведение уваков здорово помогает разведению самих нештовари. Наездники все больше были одиночками, пока мрачный ритуал не предали забвению. Сейчас хозяева уваков считались у кешири самыми завидными женихами.