После обеда с женой — в Театр короля на «Королеву-девственницу»79 новую пьесу Драйдена, ее хвалят за вкус, интригу н остроумие. И в самом деле, Нелл в комической роли Флоримелл превзошла самое себя: ни одному мужчине, ни одной женщине в жизни так не сыграть. На спектакле были государь и герцог Йоркский. <...> 2 марта 1667 года

В полдень — домой обедать, после чего с женой и сэром У. Пенном в Театр короля; зал битком набит, были король и герцог Йоркский, давали новую пьесу «Волнения королевы Елизаветы, или История восемьдесят восьмого года»80. Должен признать, что я с самой колыбели наслышался столько грустных историй о королеве Елизавете, что, случается, с трудом сдерживаю слезы. <...> Увы, пьеса не более чем кукольный театр, разыгранный живыми куклами; замысел и язык — немногим лучше, Правда, Нелл чудесно танцевала вместе с молочницами и спела песенку королеве Елизавете; в одной ночной рубашке, без парика, с волосами, затянутыми узлом на затылке, она обворожительна. 17 августа 1667 года

В Театр герцога Йоркского; зал полон — премьера новой пьесы «Кофейня»; попасть не смогли и — в Театр короля; у входа встретили Непп, отвела нас в гримерную, где в это время переодевалась Нелл; неприбранная, она особенно хороша, еще краше, чем я думал. Ходил по театру, потом зашел за сцену, сел, и она угостила нас фруктами; репетировал с Непп: подавал ей реплики она отвечала; прошлись по всей ее роли в «Причудах Флоры»81 — пьеса играется сегодня. Но, Боже, какой у них обеих ужасный вид, когда они размалеваны, какие ужасные мужчины их окружают, как и та и другая сквернословят! <...> Забавно было, однако ж, слышать ругань Нелл, когда она увидала, что в партере так много пустых мест, — в другом театре (Театре герцога. — А.Л.) премьера, и все зрители там. Туда вообще сейчас больше ходят, ибо актеры там лучше. <...> 5 октября 1667 года

Моя жена давно хотела сходить на «Варфоломеевскую ярмарку»82 с куклами, что мы и сделали; пьеса великолепная; чем больше я ее смотрю, тем больше мне нравится ее остроумие — разве что издевательства над пуританами приелись и лишены смысла, в конечном счете именно они оказались самыми мудрыми. 4 сентября 1668 года

С женой в наемном экипаже — в Театр короля; давали «Заговор Катилины»83 — только накануне состоялась премьера; мест в партере не было, и мы сидели в ложе. Пьеса весьма глубокомысленна — но если ее читать, на театре же не смотрится совершенно, очень однообразна, хотя костюмы красивые, сцена же в сенате, а также сцена боя — лучшее из всего, что я когда-либо видел. И все же предназначена эта пьеса лишь для чтения. 19 декабря 1668 года

На биржу, оттуда — в ресторан напротив, где за обедом какой-то человек играл нам на волынке и насвистывал при этом, точно птица, — и то и другое выше всяких похвал. У меня возникло желание научиться свистеть так же, и я пообещал ему, что как-нибудь возьму у него урок за 10 шиллингов. Оттуда в присутствие, где просидел до девяти вечера. Засим — домой музицировать; допоздна сидели с женой в моей комнате и пели на два голоса. После чего — спать. 17 мая 1661 года

В Вестминстер; сидел в комнате мистера Монтегю и слушал, как какой-то француз играет на гитаре. Очень понравилось. Впрочем, и превосходная игра на этом инструменте — сущая безделица. 27 июля 1661 года

После ужина танцевали — с сегодняшнего дня жена начала брать уроки танцев у мистера Пемблтона; сомневаюсь, однако, чтобы она преуспела, ибо полагает, что уже превзошла эту науку, что, по-моему, не соответствует действительности. 25 апреля 1663 года

Явился учитель танцев; я стоял и смотрел, как он обучает мою жену; закончив с ней, заявил, что мне необходимо научиться танцу под названием coranto84, и, поддавшись его настойчивым уговорам, а также назойливым просьбам жены, я взялся за дело, в результате чего вынужден был заплатить ему 10 шиллингов за первый урок. Теперь и я его ученик. По правде говоря, мне кажется, что наука эта для любого джентльмена весьма полезна и может иногда пригодиться, и, хотя это будет стоить мне денег, о чем я весьма сожалею, ибо, помимо всего прочего, я дал обет отдавать бедным вдвое больше, чем раньше, — я вознамерился учиться этой премудрости, тратя на нее никак не больше месяца-двух в году. Таким образом, хотя дело сие мне не особенно по душе, займусь им; если же увижу, что мне это неудобно или накладно, — брошу. 4 мая 1663 года

Домой — в доме полумрак, жена моя с учителем танцев одна наверху — не танцуют, а прогуливаются. Тут меня охватил такой приступ ревности, что сердце заныло, голова пошла кругом, и я, как ни старался, делами заниматься не смог; пошел обратно в присутствие и домой вернулся совсем поздно: всем недоволен, ко всему придирался. Внезапно бросился в постель, но заснуть не мог; поговорить, однако ж, не решился. 15 мая 1663 года

Встал обуреваемый вчерашними тревогами и сомнениями, за что меня следовало бы изрядно поколотить, ведь не секрет: самому мне ничего не стоит изменить жене, поддавшись даже самому ничтожному искушению, а потому обвинять ее в легкомыслии я не вправе. Да простит мне Господь мой грех и мою безумную ревность. После обеда вновь явился Пемблтон; сослался на дела, чтобы только его не видеть. 16 мая 1663 года

В церковь. Напротив нашей галереи — Пемблтон; пялился на мою жену всю проповедь; сделал вид, что не обращаю на него внимания; жена не сводила с него глаз; когда выходили из церкви, заметил, что жена, потихоньку от меня, сделала ему реверанс, и это, приняв во внимание, что последние два дня ее все время, и утром, и после обеда, тянуло в церковь, вызывает у меня некоторые подозрения, хотя о худшем стараюсь не думать. И все же терзаюсь сомнениями, проклинаю тот день и час, когда согласился нанять ей учителя танцев. <...> Впрочем, не следует отчаиваться; необходимо увезти ее в деревню или, по крайней мере, как можно скорее положить конец этим урокам. 24 мая 1663 года

Проснулся в три ночи в совершенном смятении и под предлогом того, что надобно вскипятить воды, разбудил жену; лежал до четырех, все время порываясь встать — единственно затем, чтобы посмотреть, чем она занимается. Встав с постели, взяла меня за руку и стала допытываться, чем это я обеспокоен, и, потратив немало добрых, а также некоторое количество злых слов, я принялся упрекать ее во вчерашнем поведении (в церкви. — А. Л.), в связи с чем она нашла повод упрекнуть и меня — дескать, я всегда страдал приступами ревности, от чего я попытался отречься, но безуспешно. После часового разговора, во время которого я прибегал то к грубости, то к ласке, пришел к выводу, что жена и в самом деле много себе с ним позволяла, куда больше, чем положено, однако не имела в виду ничего дурного. Кончилось тем, что я приласкал ее и мы вроде бы помирились. Засим — на лодке в Темпль, а оттуда с уполномоченным Петтом в Сент-Джеймский дворец, где провел около часу с мистером Ковентри. Далее — домой; жена не в духе, сообщила, да еще при Ашвелл, что приходил Пемблтон и что она ему сказала, чтобы впредь он не смел являться в мое отсутствие, чем, признаться, меня пристыдила, и все же пусть лучше так и будет. <...> 27 мая 1663 года

К мистеру Блэндсу, куда мистера Пови, Годена и меня пригласили на обед, каковой прошел превосходно. У них в доме живет родственница, уродливая рыжая девка крохотного роста, которую они зовут «дочкой» и которая играет на клавесине и поет, однако так грубо, по-деревенски, что мне быстро надоело, однако принужден был делать ей комплименты. После обеда явился некий мсье Готье, который принялся учить ее петь; Боже, что за смешной, нелепый человечек: требовал от нее, чтобы она сидела с открытым ртом, да и говорит презабавно — поет, однако ж, весьма пристойно. 24 июля 1663 года