Он пытался вырваться из заколдованного круга воспоминаний, но очарование, таившееся в них, сковывало его все более тяжкими цепями.

«Она, по-видимому, сглазила меня», — вспомнил он простонародное выражение, и теперь оно уже не показалось ему смешным и наивным, как когда-то, — он почувствовал свою прямо-таки физическую зависимость от Дэзи, непреодолимую власть ее над собой.

«Это какая-то чертовщина!» — подумал он и вдруг отшатнулся и омертвел от ужаса, как будто оказался на краю бездны, которая внезапно перед ним разверзлась.

Кошмарные сцены, виденные когда-то в подземелье, снова ворвались в его мозг и проносились длинной, необыкновенно яркой вереницей. Он ясно видел грустное повелительное лицо Бафомета, сидевшего на троне, и у ног его среди кадильного дыма голову Дэзи.

«Да, это она, теперь я ясно вижу, это она», — думал он, напрягая внимание, чтобы не упустить из виду ни одной мельчайшей подробности. Он наклонился вперед, напряженно всматриваясь, как будто все это происходило здесь перед ним, перед его глазами. Даже то пение, которое когда-то звучало как далекое эхо, теперь он ясно слышал, различая каждое слово, повторяя с невольным пафосом:

— Salute, о Satana! — шептал он, охваченный священным ужасом, подавленный величием печального лица повелителя, милосердно склонившегося над толпой своих почитателей, которые покорно теснились у его ног. Зенон даже не дрогнул, когда с носилок поднялась нагая фигура, окутанная плащом рыжих волос, и сплелась с Бафометом в любовном объятии.

Кровавая дымка заволокла мистерию восторженного безумия и как бы унесла Бафомета и Дэзи куда-то в пространство, а в подземелье вспыхнул костер, как пламенный куст, в который стали бросать поломанные кресты, церковные облачения и бледные громадные священные символы, подобные умершим солнцам.

Ба завыла протяжно и зловеще.

— Salute, о Satana! Salute! Salute!..

Все могущественнее разносились звуки гимна — казалось, его поет весь мир, охваченный восторгом любви, веры и надежды.

Пробило восемь часов, когда пронеслись последние видения и последние звуки замерли в тишине вечера. Зенон тяжело поднял голову, склоненную над неоконченной сценой мистерии, отбросил перо, которое он инстинктивно сжимал в руке, и после минутного раздумья прошептал с отчаянной решимостью:

— Будет то, что должно быть!

И, исполняя желание Дэзи, пошел на сеанс.

Громадный зал Теософского общества был набит битком. Над морем голов, прямо против входа, возносился высокий алтарь, на котором восседал золотой громадный Будда, тупо глядевший вперед круглыми глазами. Из золотых кадильниц, поддерживаемых белыми каменными слонами, подымались клубы ароматного дыма, обволакивая статую божества и весь зал голубоватыми струйками. На ступенях алтаря, среди венков и гирлянд из белых роз, гиацинтов и нарциссов, как золотые бабочки, дрожали огоньки бесчисленных лампадок. Несколько индусов, сидевших на нижних ступеньках алтаря, играли на громадных инструментах так тихо, словно шум прибоя замирал над морем поникших голов, иногда звучало щебетанье птиц и жужжал пчелиный рой. Ниже, на невысоком пьедестале, на котором был установлен алтарь Будды, стояла женщина в белом греческом одеянии. Она как бы застыла в молитвенном экстазе и концами пальцев левой руки касалась головы какой-то нагой фигуры, стоявшей перед ней на коленях.

Зенон остановился у входа, так как все пребывали в неподвижном молчании, погруженные в созерцание и в звуки музыки. И лишь когда смолкли инструменты и ярче вспыхнули огни в хрустальных лотосах, к нему подошел мистер Смит.

— Сегодня вы увидите необыкновенные вещи! — шепнул он, взяв его под руку. — Мисс Дэзи просила привести вас к ней. Медиум сегодня в великолепном состоянии. Сейчас Блаватская вводила его в транс. После сеанса вы познакомитесь с Блаватской лично. Медиум привезен из Тибета. Посмотрите, какая толпа, а ведь это избранные из избранных! Иначе здесь было бы пол-Лондона. Здесь все лондонское общество — от лордов до рабочих. Я писал мистеру Джо, но он не пришел, — пожаловался мистер Смит.

Зенон сел рядом с Дэзи, отделавшись кивком головы от болтливого старичка, который в продолжение всего сеанса не сводил с них глаз.

— Не поддавайтесь настроению!

— Я слишком трезв, чтобы ему поддаться, — ответил Зенон уверенно.

По губам Дэзи проскользнула загадочная улыбка, и дрогнули веки глаз, но она не ответила, так как Блаватская сняла руку с головы стоявшего на коленях медиума, и тот, загипнотизированный, как бы повис в наклонном положении. В тишине прозвучал низкий, сильный и очень мелодичный голос Блаватской; взгляды присутствующих устремились к ней сверкающим, волнующимся роем. Она кратко и образно рассказывала о своем последнем путешествии в Тибет и о свидании с далай-ламой. Постепенно тишина стала как бы насыщаться прерывистым дыханием, глаза слушателей засветились фосфорическим светом, — фантастические случаи, опасности, ужас смерти, висевший над ней беспрерывно, необыкновенные приключения, снежные заносы, голод, нападение диких голодных зверей, ледяные бури, борьба со злыми силами и, наконец, открытие тех бессмертных тайн бытия, лишь частицу которых она могла показать в «Изиде без покрывала», — все это так захватило слушателей, привело их в такой экстаз, что, когда она кончила говорить, на нее обрушился целый водопад бесконечных аплодисментов.

Блаватская села в глубине на какое-то подобие трона и сидела неподвижно и величественно, а на эстраду взошел старый индус в длинной зеленовато-золотой одежде, с чалмой на голове и объявил, что сейчас начнется экспериментальная часть вечера при помощи медиума, привезенного из ламаитского монастыря, расположенного на недоступных гималайских высотах.

— Настало время чудес, — насмешливо шепнула Дэзи. — Какое на вас произвела впечатление пророчица? — добавила она тише.

— Лицо вульгарное, глаза хитрые, воля очень сильная, а все вместе — генеральша.

Он объяснил значение этого определения, а затем добавил:

— Но говорит она великолепно.

— О, да! Великолепно морочит верующих, а в лучшем случае и себя! Впрочем, нет, для этого она слишком умна, она знает, что люди прежде всего жаждут чудес.

— Всякая религия охотно поддерживает и оправдывает себя этим.

Дэзи не ответила, так как в это мгновение свет померк и только в голубоватом дыму кадильниц таинственно сияло золотое изваяние Будды; на стенах, покрытых символическими рисунками, то здесь, то там высвечивались какие-то экзотические лица, священные надписи и знаки.

Белая фигура Блаватской застыла в глубине, как мраморная статуя. Звуки музыки рассыпались по воздуху сладкой летучей пылью и медленно таяли. В зале воцарилась гробовая тишина.

Начались спиритические чудеса. Подымались на воздух столы, носились над головами стулья, с потолка падали живые цветы, зеленые ветви каких-то тропических растений. Иногда тишину разрывал сильный удар турецкого барабана, заставляя всех вздрагивать от ужаса.

Потом стали появляться бледные контуры каких-то человеческих призраков, светлые, прозрачные руки блуждали над головами, где-то в высоте играли невидимые инструменты, проносились по воздуху клубы огненного тумана, сыпались каскады искр, клубясь в воздухе и покрывая стены фосфорическим сиянием.

Настроение зала становилось все тревожнее, и лихорадочное возбуждение дошло до предела, когда вдруг вспыхнули все люстры и при ярком освещении медиум стал подыматься на воздух и повис в высоте в коленопреклоненном положении, неподвижный, с закрытыми глазами, с руками, скрещенными на груди.