На деле, однако, «щедрый дар» оказался пустышкой: минералка, дешёвые соки в пакетах, соленья, маринады, хлопья, чипсы и всякие карамельки из сплошной химии – и по чуть-чуть реально стоящих штуковин. Немного муки, масла, мясных и рыбных консервов.

Например, в наборе, который принесли домой Нинель с Виталиком (я в тот момент был немного занят в другом месте, зарабатывал политый чужой кровью автомат, который сейчас таскает Нинель), помимо всяких маринованных помидоров, оливок и воздушной кукурузы, было четыре банки дрянной тушенки от Глав-Гад-Продукта, четыре банки скумбрии в масле, четыре упаковки «доширака», две килограммовые пачки муки и две литрухи «Золотой семечки» (в общем, по полкило на одно лицо) и… фанфары… четыре бутылки водки. И то пришлось бегать домой за паспортами Валентины и Виктории, хотя выдавальщики знают Нинель с детских лет.

Как видите, «полезной нагрузки» в этой гуманитарной помощи было совсем немного, учитывая тот факт, что потом все магазины закрыли на замок, выставили вооружённую охрану и больше никто ничего не выдавал.

Что касается продуктового кризиса для нашей отдельно взятой «семьи», то здесь усугубило ситуацию преступное женское милосердие.

В тот же день, когда раздавали гуманитарную помощь, Валентина с Нинелью, движимые не успевшей адаптироваться к обстановке моралью мирного времени, совершили большую глупость. Они поделились продуктами с соседями – то ли слишком нерасторопными и неудачливыми по жизни, проспавшими эту самую гуманитарную помощь, то ли, напротив, слишком хитрыми и продуманными. В результате у нас осталась половина продуктов, и вдобавок Валентина отдала почти весь запас круп мирного времени.

– У них детки малые, им нужнее…

Б…! Б…!! Б…!!!

Эмм… Что это за тройное «Б» такое? Да ничего особенного, очевидно – «Безграничная Бабская Безалаберность», наивность и святая простота.

В общем, не буду раскатывать до горизонта канву наших мытарств (а мог бы – тут столько всего дрянного было, что, пожалуй, на целую книгу хватит), скажу только, что если бы не помощь Ивана, мы все с большой вероятностью сдохли бы с голоду.

Иван – ветеран всяких Чеченских Войн, однорукий умелец и комендант Дома Инвалидов.

Так вышло, что мы с Шаляпиным разок спасли его с сыном от неминуемой гибели, а потом я в индивидуальном разряде сохранил его семью в непростой ситуации, когда в пытающейся прорваться из Города колонне погибло немало народу. Поэтому Иван относится ко мне как к брату и всячески помогает мне и моим близким. В частности, он подписывает нас с Нинелью на разные «дела», где можно по́том и кровью заработать кусок хлеба.

Сказал «кусок хлеба» – и неправильно, по привычке. На самом деле там разок был «доширак», второй раз куриные грудки и хек, а в третий – перловка и солярка. Ещё был «скачок» помимо еды, аптеку грабили, немного разжились лекарствами.

А вот собственно хлеба я не ел уже давненько.

Это может показаться смешным, но мне частенько снится хлеб.

Вернее, снится, как я его ем: ржаной, духмяный, чувствую его вкус во рту… В мирное время хлеба было немерено, никто на него не обращал внимания, и стоил он копейки. Спустился в магазин в любой момент и набрал какого хочешь: белый батон, овсяный, бородинский, лаваш, нарезка со злаками всякими…

Эх ты, чёрт, сейчас слюной изойду… Нет, это трудно описать. Это надо три недели не есть хлеб и питаться пустой ухой и дважды пустым «дошираком». Чтобы при произнесённом всуе словосочетании «ржаной хлеб» судорожно сжимался желудок и выделялась вязкая болезненная слюна.

Тогда будет понятно, что я имею в виду.

На сегодняшний день мы имеем вот такие запасы провианта:

– полпачки соли;

– три упаковки «доширака»;

– полтора кило куриных грудок;

– около пяти кило хека;

– четыре с четвертью кило перловки;

– початая трехлитровая банка яблочного джема и три пачки урологического сбора «Фитонефрол» (мы его завариваем вместо чая).

Грудкой кормим исключительно Катю.

Растягиваем.

Бульончик, белое мясцо, готовит Виталик, самоотверженно и стойко, ибо это пытка – готовить на голодный желудок и не поесть самому. Все прочие в это время покидают кухню, чтобы не мучиться.

Из хека готовим вонючую уху с перловкой. Много воды, одна рыбина, горсть перловки, щепотка соли.

Это наш стандартный обед, едим сами, кормим Шаляпина. Ужинаем и завтракаем «дошираком». Да, у нас ещё и десерт есть: когда совсем невмоготу, делаем чай из пакетика урологического сбора, пьём с джемом, страшно экономя.

Не знаю, из-за сбора или просто ввиду вынужденного голодания у Валентины «пошли камни» (терминология Нинели). Хорошо, после аптечного рейда у нас есть обезболивающие, а то бы совсем загнулась наша дородная матрона. Почти каждый день выходят камешки, и конца-края этой «терапии» не видать, наверное, пока не кончится «оздоровительное голодание», так и будет мучиться.

Но хуже всех, на мой взгляд, приходится Шаляпину. Избалованная скотинка, всю жизнь его кормили отборным сбалансированным кормом, свежей вырезкой и «сахарными» косточками. Хм… По сравнению с тем, что есть сейчас, звучит даже не как ирония, а как форменный глум.

Как корм кончился, Шаляпин дня три-четыре не ел вообще, отказывался от всего, что давали, и с такой укоризной и недоумением смотрел на нас, что в его печальных глазах нетрудно было расшифровать немой вопрос: «Вы что же, скоты этакие… хотите меня голодом уморить?!»

Теперь спокойно жрёт уху с перловкой, головы, хвосты и плавники (остальное сами едим).

Но тонус и кураж пропали: пёс стал сонный, ленивый, мало двигается, отощал и ослаб. А когда-то, помнится, был силён и храбр, аки лев рыкающий, и самозабвенно грыз здоровенных «курков». Не знаю даже, как бы всё получилось в «доме тысячи трупов», если бы мы попали в такую ситуацию не три недели назад, а сейчас. Очень может быть, что никто из нас оттуда живым не ушёл бы.

Муки́, увы, у нас нет. Сахара и масла тоже, даже грамма постного нет. То есть постряпать наскоро какие-нибудь чапати или тортильяс не получится при всём желании.

Но на фоне многих прочих мы, можно сказать, и не бедствуем особо. Жить можно. И почти всё, что у нас есть, мы раздобыли благодаря Ивану.

Сегодня, кстати, он опять берёт нас «на дело», так что прекращаем жаловаться на трудности, надо завтракать да отправляться в путь.

Как только закипает чайник, я тотчас зажигаю лучину в самодельной подставке и гашу горелку. Солярки осталось немного, надо экономить.

Нинель готовит наш универсальный завтрак: две глубокие чашки, по пачке «доширака» и примерно по триста граммов кипятка, всё тщательно перемешивается и томится пять минут.

Шаляпин усиленно стучит хвостом, напоминая о своём существовании. Виктория прилежно притворяется спящей и даже начинает фальшиво храпеть.

Нет, Виктория, нет, имитаторша из вас никудышная.

Шаляпин в пролёте, мы кормим его раз в день, во время обеда. Это система, он в курсе, так что, кроме ритуального стука хвостом другой активности не проявляет, даже с места не встаёт.

С Викторией придётся поделиться. Нинель отливает понемногу из двух наших чашек в третью и вручает бабке с ультиматумом:

– Бери, а то вылью!

Виктория постоянно отказывается от пищи. Пунктик у неё такой, боится объесть семью. Раньше ультиматум выглядел так: «Бери, а то Ляпину отдам!»

Это не работало. Виктория не видит особой разницы между собакой и человеком. Она немного не в себе… Или не немного? Не знаю, я сам без малого месяц немного не в себе, поэтому не могу объективно судить.

В общем, угрозу отдать еду Шаляпину Виктория воспринимает как вполне приемлемый вариант.

«Вылить» – совсем другое дело.

Виктория берет тарелку, и мы приступаем к завтраку.

Не имею целью оскорбить изобретателей «доширака», но не могу не поделиться откровением: ребята, эта ваша лапша – ещё та пустышка. Вроде и пахнет вкусно, и бульончик ароматный получается, но проглотил свои двести граммов, вроде бы обманул желудок, а через двадцать минут ты опять первозданно голоден. Горбушка ржаного хлеба утолила бы голод значительно лучше, чем миска этой ароматной обманки.