Автомобиль взял штурмом невысокий поребрик и рванул в стену ближайшего дома. В последний момент Иво успел выкрутить тяжеленный руль, и помчался по тротуару, успев отметить, как быстро могут отпрыгивать люди, когда им грозит попасть под колеса.

– Давай налево, – спокойно предложил оборотень. – Пока никого не сбили.

Иво послушно крутанул руль, который на этот раз поддался легче, выехал на дорогу между двумя какими-то очередными автомобилями и едва не развернулся в борт встречному автобусу, успев в последний момент выровнять машину.

Оставшийся сзади автобус резко затормозил, перегораживая обе полосы.

– Правую педаль отпускаешь, левую педаль в пол, рычаг назад до упора, плавно опускаешь левую педаль, нажимаешь правую…

Иво бездумно выполнил указания.

– Я научился водить машину, – нервно рассмеялся он.

– Не научился, тутти-ту, пока не остановишься, – не менее нерв-но откликнулся сзади Маж. – Почему они не стреляли, тутти-там?

– Потому что там были люди, – ответил Вереск. – Я знал, что полицейские не откроют огонь в центре города.

– Ты не знаешь наших полицейских, – глухо заметил с заднего сиденья очнувшийся Атаниэль. – Что случилось?

– Чуть позже, тутти-ту, – альв тронул плечо Вереска. – Я сейчас с помощью иллюзии поменяю цвет нашей машины на черный, а ты пока научи Иво, как можно затормозить и припарковаться.

– Нажимаешь центральную педаль… – начал было оборотень, и Атаниэль тут же вскинулся:

– Не слушай его!

Но было поздно. Иво уже выжал тормоз до конца, машина клюнула носом и заглохла. По левой полосе с яростным ревом сирен, едва не снеся «шестерке» зеркало, пронеслись одна за другой четыре милицейских автомобиля.

– Успел, тутти-ту, – пробормотал альв. – Оттолкайте машину в какой-нибудь двор.

Однако Атаниэль решительно отказался бросать автомобиль и настоял на том, чтобы его пустили за руль, а затем толкнули «шестерку».

Двигатель завелся быстро. Иллюзию, благодаря которой машина не только поменяла цвет, но еще и стала выглядеть гораздо более красивой и новой, Маж снимать не стал. Все сели по местам, и Атаниэль повел драндулет через дворы и узкие улочки, лавируя между припаркованных автомобилей.

– Так что случилось? – поинтересовался элохим. – Я помню только, как подошел к двери.

– Вообще не помнишь, тутти-ту? – удивился Маж. – Ты ворвался с криком: «Я тебе припомню стояние на реке Угре», с ходу разбил две витрины, видимо, тутти-там, чтобы создать необходимую атмосферу, затем схватил Лан-Рина за шиворот и потребовал, чтобы он сказал, где его деньги, тутти-ту.

Вереск что-то проворчал.

– Что ты сказал? Я из-за отсутствующего глушителя ни хрена не слышу! – заявил Атаниэль.

– Я сказал, что после того, как ты потребовал деньги, я хотел выйти из помещения, чтобы не участвовать в грабеже! – отозвался недовольный маах'керу. – Мне показалось, что это слишком нечест-но – забирать деньги у маленького, слабого и несчастного Часовщика, да еще втроем.

– Не такой уж он и слабый, – возразил Иво, вспомнив юркого и на удивление сильного Лан-Рина.

– Мы это уже поняли, тутти-ту, – ответил c сарказмом Маж. – Так или иначе, но Вереск остался и попросил, чтобы Часовщика не били и дали ему возможность оправдаться. Лан-Рин сказал, тутти-там, что его заставил участвовать в деле Тек-Чат, у которого на Лан-Рина имеется компромат, кроме того, они какие-то дальние родственники и отказаться не было никакой возможности, тутти-ту. Лан-Рина подвела жадность – когда мы пришли, он выгребал из столов и витрин последние телефоны и батарейки, притом что, насколько я понял, тутти-там, магазин он арендует и давно уже не платил хозяину.

– Атаниэль отпустил Часовщика по моему требованию – я думал, что он все равно никуда от нас не денется, – с легким чувством вины добавил Вереск. – Лан-Рин начал торговаться, предлагал нам вначале десять тысяч долларов, потом двадцать, потом тридцать. Я сказал, что он получил от сатра шестьдесят тысяч, и он согласился отдать нам шестьдесят при условии, что остальные его деньги мы не тронем.

– Атаниэль хотел забрать все, тутти-ту, – рассмеялся Маж, обращаясь скорее к Иво. – Но Вереск не дал, сказал, что мы не грабители. Лан-Рин достал ключ, подошел к сейфу, попросил отвернуться. Все, тутти-там, в том числе и Вереск, отказались.

– Не стоит путать честь и идиотизм, – прокомментировал маах’керу. – Впрочем, выяснилось, что мы все равно ошиблись. Лан-Рин, открывая сейф, то ли что-то нажал, то ли активировал заклинание. На нас упал потолок.

В этот момент Атаниэль въехал в какой-то глухой двор, проследовал в дальний его угол и осмотрелся – никого вокруг не было, от единственного въезда их закрывали деревья.

– Вроде бы никто нас не преследовал, – сказал он. – Итак, причиной моей амнезии является рухнувший потолок?

– Да, тутти-ту, – усмехнулся Маж. – На самом деле это был просто слой штукатурки в пару сантиметров толщиной. Ты, как самый высокий, тутти-там, принял основной удар, Вереск успел упасть на колени и получил совсем немного, я гораздо ниже вас и потому вообще отделался парой царапин. Но когда посмотрел на Лан-Рина, тутти-ту, его уже не было, сейф открыт, внутри лестница вверх ведет. Я думал туда влезть – но там какое-то хитрое заклинание стоит, подробно рассматривать времени не было, тутти-там, и всякое желание преследовать Лан-Рина пропало…

– Дальше я расскажу, – вмешался Иво. – Он вылез через окно первого этажа, невидимый. Я заметил его тень и попытался остановить, но он верткий, как черт, кинул в меня «заморозку», еще что-то пытался сделать, при этом тащил две сумки. Если бы не милиция, не знаю, кто бы победил.

– Один на один он мог одолеть любого из нас, – заявил Вереск. – Он абсолютно бесчестен.

– Я тоже, – небрежно заявил Маж, – когда дело касается – врагов.

– Но он старше и опытнее, – настаивал Вереск. – Иво говорит, что «желтый» применял магию, а с нами прикидывался бедным-несчастным. То есть он четко знал, когда и что делать, у него были и отработанные схемы ухода. Если бы не жадность, он давно уже был бы далеко. Впрочем, он и так наверняка ушел от вашей полиции и унес свои сумки.

– Одну, – заметил Иво. – Вторая вот.

Он ткнул пальцем в спортивную сумку с надписью «Рибок».

Маж тут же заинтересованно потянулся к ней и расстегнул – молнию.

В сумке было три отделения – в самом большом лежала одежда на рост маленького Часовщика. Причем он явно собирался куда-то, где в июле холодно – теплый пуховик, два комбинезона, две пары мокасин. Было здесь и термобелье, и тренировочные штаны, и несколько маек.

Во втором, поменьше, лежали два блестящих от смазки пистолета, несколько обойм к ним и ракетница с набором ракет. В третьем находились два комплекта документов – паспорт обычный и заграничный, водительские права. Один комплект был на имя Леонида Аринина, второй – на имя Леона Тер-Аганяна.

Под паспортами в третьем отделении нашлась небольшая шкатулка с двумя десятками мутных камушков.

– Алмазы, – сразу определил Атаниэль. – Неограненные. Самый большой – карат на пятнадцать, наверное. Если сделать из него бриллиант, тысяч на сто долларов потянет, может быть. Хотя я не большой специалист, вот к дяде Равэлю со всего СНГ приезжают консультироваться, он эти камни и знает, и чувствует, и баек про них рассказать может сколько угодно.

– Что может стоить эта кучка, тутти-ту? – поинтересовался Маж.

– В таком виде, да еще без контактов? Пулю в лоб. Точнее, четыре пули – я ведь с друзьями! – Атаниэль расхохотался. – Алмазы – это закрытый рынок, от них вообще-то легко с ума сходят. Даже опытные ювелиры, бывает, трогаются. Дядя Равэль никогда без алмаза спать не ложится, обязательно под подушку положит, привыкает к нему, разговаривает с ним. А попробуешь сказать, что это же так, просто камушек – и видно по лицу, что собирается тебе в морду дать, вот только пальцы повредить боится.

– И что? – спросил Иво. – Их нельзя продать какому-нибудь Часовщику?