Но хватит мистики. Обратимся непосредственно к участникам событий. Вот что написала сама кронпринцесса Мария о рождении сына: «Людвиг Фридрих Вильгельм родился 25 августа в 12.30 ночи в Нимфенбурге, над спальней, в которой умер Максимилиан I Иосиф. Король Людвиг I, посетивший нас, был чрезмерно рад, что его внук рожден в тот же день и в тот же самый час, что и он… Король был настолько счастлив, что он обнял нескольких придворных. Рождение было объявлено в Мюнхене 101 выстрелом…».
26 августа архиепископ Мюнхенский и Фрайзингский Лотар Карл Ансельм Йозеф фон Гебзаттель (Gebsattel; 1761–1846) совершил обряд крещения младенца, который был наречен Отто Людвигом Фридрихом Вильгельмом. Но основным для него становится имя Людвиг. Считается, что человек, сознательно названный в честь кого-то, во многом повторяет судьбу того, чье имя носит. У принца с дедом не только совпали день и час рождения – он и назван был в честь Людвига I. Неудивительно, что в будущем из всех родственников только с дедом у принца установилась духовная близость, да и король по-настоящему полюбил своего старшего внука. Возможно также, что эта любовь отразилась скорее пагубно, чем благотворно на развитии ребенка…
Своего второго внука, родившегося 27 апреля 1848 года, Людвиг I любил гораздо меньше. Возможно, конечно, что это было связано с тем, что король незадолго до его рождения пережил тяжелый стресс – 20 марта им было подписано отречение от престола в пользу сына Максимилиана. Отец Людвига стал королем Баварии Максимилианом II, а сам Людвиг – кронпринцем. Младший брат Людвига появился на свет за два месяца до срока в мюнхенской королевской Резиденции. При крещении он нарекался Отто Вильгельмом Луитпольдом Адальбертом Вольдемаром, но с детства все называли его просто Отто – в честь его дяди и крёстного отца короля Греции Оттона I.
Поистине несчастливыми оказались имена, выбранные родителями для обоих принцев: Людвиг I уже лишился престола, Оттон I будет свергнут в 1862 году. Впоследствии судьба и Людвига, и Отто тоже окажется трагической. Но пока что проблемы маленьких мальчиков вполне детские и до настоящих потрясений им еще далеко.
Хотя Людвиг, казалось, уже с ранних лет был обречен на одиночество. Он не любил играть с другими детьми, что отмечают многие его биографы[37], ему было хорошо наедине со своими мечтами. Из всех детских приятелей впоследствии у Людвига сложились по-настоящему дружеские отношения, пожалуй, лишь с Максимилианом фон Хольнштайном, которому в нашем повествовании еще будет отведено значительное место, а из юношеских – с Паулем фон Турн-унд-Таксисом[38].
Вот случай, наглядно демонстрирующий отношение к жизни Маленького Принца (ассоциация напрашивается сама собой; Людвиг всю жизнь жил на какой-то другой планете). Однажды, будучи еще совсем ребенком и страдая болезнью глаз, Людвиг был вынужден долгое время находиться в затемненной комнате с повязкой на глазах. «Навестивший его придворный священник Дёллингер[39], видя его одиночество, заметил: “Ваше Высочество, вы должны очень скучать таким одиноким? Отчего вы не прикажете читать себе вслух?” “О, я совсем не скучаю! – быстро ответил Людвиг. – Я думаю о многом, о многом… И это так меня занимает!”»[40]
Впрочем, Людвиг во время своих бессонниц, от которых он страдал с детства, часто просил свою гувернантку читать или рассказывать ему волшебные сказки про духов и фей, что питало его богатое воображение.
Вместе с тем, детство и самого Людвига, и его младшего брата Отто было отнюдь не столь уж беззаботным и счастливым, как могло бы показаться с первого взгляда.
Мать Людвига, королева Мария, совсем не уделяла воспитанию своих сыновей должного внимания. Все ее воспитание сводилось к тому, что она избрала для каждого из них свой «геральдический» цвет, который должен был отличать все предметы, принадлежащие принцам, – от переплетов книг до отделки комнат и костюмов. Для Отто был выбран воинственный красный цвет, для Людвига – мечтательный небесно-голубой. Здесь можно, конечно, говорить о «магии цвета», наложившей свой отпечаток на характеры обоих мальчиков, а может материнское сердце так угадало, но только Отто до постигшей его болезни всегда интересовался военными парадами, веселыми застольями и охотой; Людвиг же имел возвышенную, чуткую натуру, любил уединение, а охоту считал «мерзким убийством невинных животных».
С одной стороны, Людвиг, как нежный и любящий сын, был очень привязан к матери. С другой – в духовной сфере между ними не было ни одной точки соприкосновения. Впоследствии Людвиг признавался: «Мою мать, королеву, я очень уважаю, люблю ее; но между нами невозможна никакая интимность при том различии взглядов, которое существует!..» По воспоминаниям современников, «мать его была ему не пара, между ними невозможна была близость, как он ни желал сойтись с ней. Иногда ему хотелось поговорить с ней о литературе, которую он так любил, и он спрашивал ее: читала ли она ту или другую книгу? “Я? – отвечала она. – Если я и читаю что, то только что-нибудь забавное”. Это его огорчало и раздражало. Она была добрая, приветливая, но совершенно обыкновенная, простая хозяйка дома, интересовавшаяся только кухней, домом да огородом. Король был к ней очень внимателен, относился к ней с сыновней почтительностью, но между ними лежала непроходимая пропасть»[41].
Как мы уже отмечали, истинная причина в отстраненности королевы от своего старшего сына лежала в глубоком духовном кризисе, завершившемся принятием католической веры в 1874 году. Ведь до этого она оставалась единственной протестанткой в своей семье и неизбежно должна была чувствовать себя одинокой.
Отметим сразу, что семейная «генетическая» страсть к архитектуре проявилась у Людвига чуть ли не с раннего детства. Будучи 7 лет от роду, он приводил в восторг своего деда, экс-короля Людвига I, сложностью и математической точностью пропорций своих построек из кубиков. А уже в 11 лет Людвиг был способен собственноручно чертить планы различных зданий, причем практически профессионально! Впоследствии, вступив на престол, он вообще серьезно изучал архитектуру, с этой целью много путешествовал, осматривая и старинные замки Германии, и строгие соборы Италии, и великолепные дворцы Франции. Даже Кёльн он посетил исключительно с целью воочию увидеть и детально изучить знаменитый собор. Все полученные навыки впоследствии найдут у будущего короля практическое применение.
Казалось бы, при такой общности интересов самые теплые отношения должны были бы сложиться у Людвига не только с дедом, но и с отцом. Однако этого не произошло. Впоследствии кабинет-секретарь Людвига II Франц Сераф фон Пфистермайстер[42] (Pfistermeister; 1820–1912) вспоминал: «Король видел двух принцев Людвига и Отто только один или два раза в день, в полдень во время второго завтрака и вечером во время обеда. Он редко посещал их в комнатах, где они росли. Чаще всего их отец только протягивал руку в приветствии, быстро извинялся и уходил. Даже когда наследный принц был уже взрослым, требовались неимоверные усилия, чтобы убедить короля взять его старшего сына на утреннюю прогулку по Английскому саду[43]. Король как-то заметил: “Я не имею ничего общего с этим молодым джентльменом, о чем бы я ни говорил, не интересует его”».
Все дело в том, что Максимилиан подсознательно старался подавить в сыне те ростки романтизма, что были свойственны ему самому. Он словно предвидел, какую пагубную роль они сыграют в судьбе наследника, но даже самому себе был не в состоянии объяснить причины, побудившие заменить настоящие отцовские чувства безжалостной муштрой и холодной отстраненностью. Возможно, опять же подсознательно, отец видел в сыне повторение своего собственного отца, благодаря которому он в свое время хлебнул столько горя. Недаром же, в отличие от Максимилиана, Людвиг I обожал своего внука.
