Заказ в цветочном магазине только начинался с роз. Завтра Кара получит охапку камелий от Клиффорда Рэйнса. В среду Бэзил Уикенфорд пришлет ей орхидеи, в четверг будут фиалки от Джилберта Рафферти. В пятницу Квентин Форбс подарит цветы, название которых Крэйг так и не смог запомнить.
Очевидно, он был не силен и в том, чтобы показать, как ценит свою жену. Потерянное доверие невосстановимо, как выболтанный секрет. И Крэйг знал, что нужна более тяжелая артиллерия, чем цветочные букеты, чтобы вновь завоевать и уговорить Кару. Она не хотела, чтобы ее уговаривали, обижали снова, и ее опасения были вполне обоснованными. Она была замужем за эгоистичным и бесчувственным нахалом.
Ошибки, которые он совершил, тяжким грузом лежали у него на сердце. Но они были сделаны, неуничтожимы и являлись неотъемлемой частью их прошлого. Его единственной надеждой было доказать Каре, что он стал другим человеком, доказать неоспоримо, что он не причинит ей боли снова.
На этот раз, решил Крэйг, он будет бесконечно внимателен и сделает все, чтобы не причинить ей неприятностей.
6
Карен разбирала белье в кладовой, когда послышался стук в заднюю дверь.
— Джулия? Можешь открыть? Я тут совсем зашилась.
— Конечно.
Карен услышала, как на кухне упала щетка. Джулия была в восторге от любого повода увильнуть от субботних обязанностей. И была в этом не одинока. Сдув с глаз прядь волос, Карен вновь склонилась над грудой белья. По ее глубокому убеждению, у производителей белья были садистские наклонности. Каждая сорочка, каждая блузка, каждая пара трусиков была снабжена собственной, уникальной инструкцией по стирке. Девяносто семь закладок белья на трех человек еженедельно. Они спятили или как?
— Ой, привет, па!
Карен резко выпрямилась. Она могла слышать удивление в голосе дочери, хотя та и говорила с набитым ртом.
— Я думала, мы поедем кататься после обеда.
Крэйг обнял дочь и поцеловал в щеку.
— Нет.
— Я тебе нужна?
— Не вполне.
— Тогда тебе нужен Джон. Он наверху, в зоне военных действий. Я не преувеличиваю, в таком состоянии его комната. Ты представить себе не можешь...
— Джон мне тоже нужен не вполне. Мне нужна твоя мать.
Джулия заколебалась.
— Ma? — Глаза ее расширились. — Тебе нужна ма?
— В общем-то мне нужны старые налоговые декларации. Она складывала их на чердаке. По крайней мере я надеюсь, что она поможет мне их найти. Она дома?
— Да, она дома, — ответила Карен с порога.
Зная об интересе и любопытстве в глазах дочери, она приветствовала Крэйга вежливым кивком. Пульс, однако, бился, как у пойманной птицы.
Всю неделю ее бывшего мужа было невозможно поймать, как опытного вора. Она дозвонилась до него лишь один раз по поводу роз, но это было все. Когда она звонила на работу, он внезапно оказывался безумно занят на совещаниях и, очевидно, был слишком занят, чтобы подойти к телефону, когда она звонила домой.
Все эти невероятные, незабываемые цветы... Крэйгу было ужасно трудно с ней... Но в это мгновение он, казалось, не понимал этого. Одет был в старые джинсы и кожаную куртку на молнии, руки в карманах, лицо разрумянилось от холодного утреннего воздуха. Он стоял в дверях, выдвинув вперед ногу, не рискуя сделать еще шаг без ее позволения, и окидывал ее взглядом. На Карен были джинсы в обтяжку и красная рубашка с закатанными рукавами, взгляд не отражал ничего. Темные глаза, встретившие ее взгляд, были невероятно далекими, голос — безупречно вежливым:
— Извини, что беспокою тебя, Карен, но если ты уделишь мне минуту... Я почти уверен, что на чердаке где-то валяются старые налоговые документы. Если ты не возражаешь, я бы посмотрел и был бы очень благодарен...
— Не проблема, — сказала она вежливо. — Тебе нужны...
— Копии за 1967 год.
— Ага. — Она сочувственно пожала плечами. — Боюсь, они похоронены очень глубоко. Джулия...
Дочь поспешно подняла руки.
— Без меня. Я не знаю, где там что лежит.
Держа спину прямо, как будто проглотила кочергу, Карен повела его к лестнице мимо трех спален и ванной. Крэйг не произнес ни слова, пока Джон Джэйкоб не высунул голову из дверей.
— Папа! Что ты здесь...
— Мы просто пытаемся найти кое-какие старые налоговые документы, — объяснил Крэйг.
— Мы думаем, они на чердаке, — добавила Карен.
В конце коридора она повернула ручку маленькой дверцы, которая вела на чердак. Крэйг остановился, чтобы обменяться с сыном еще несколькими словами, но она двинулась вперед.
Лестница была узкая, крутая и темная. Наверху свет пробивался через два полукруглых окна на обоих концах чердака. Чердак так и не был отделан как следует. Ветер свистел в щелях, и пыльные солнечные лучи освещали голый дощатый пол, неструганые балки, коробки и груды обломков.
Сложив руки на груди, Карен окинула взглядом все это барахло — детские стульчики и кроватки, сломанное кресло-качалку, старый проигрыватель, бесконечные коробки с книгами. Чердак хранил сотни воспоминаний, но не налоговые декларации.
И Крэйг это отлично знал. Она слышала, как он запер нижнюю дверь и поднялся по скрипящим ступенькам. Он не остановился наверху, но двинулся прямо к ней. Взгляд его больше не был безразличным. Выражение глаз уже не было корректным или даже просто цивилизованным.
Он приблизился к ней, как пират к свежей добыче, наклонился и ловко сорвал поцелуй. Поцелуй был достаточно кратким, чтобы сойти за приветствие. И все же для нее он был достаточно долгим, чтобы почувствовать грудью холодную кожу куртки, запах ветра от его кожи, его дразнящие губы. Она тяжело дышала, когда он поднял голову с усмешкой, полной дьявольского лукавства.
— Доброе утро, Кара, — прошептал он невинно, как бойскаут.
Боже, какой негодяй. Ее сердце билось, как туземный барабан, что казалось Карен позором. Дурачить детей, прятаться, устраивать тайные свидания... Конечно, другого выхода не было, если они хотели, чтобы дети не питали несбыточных надежд. Но все-таки это было безнравственно.
Безнравственно и очаровательно. Весь прошедший год она прожила целомудренно, как монахиня. Она почти забыла опасный соблазнительный вкус чего-то дурного, запретного. И существовал только один отъявленный негодяй, который дразнил ее такими искушениями. Тот, который сейчас стиснул ее плечи, как будто они были просто старые приятели, и прошел мимо.
— Крэйг...
Была какая-то важная причина, чтобы поговорить с ним. Через секунду она вспомнит.
У ее бывшего мужа явно были собственные планы.
— Я рассчитал, что у нас будет самое большее двадцать минут.
Крэйг присел на коробку с книгами и поманил ее поближе.
— Я тебе кое-что принес. Вот почему я пришел. Но сперва кофе.
Он расстегнул куртку и достал, как трофей, плоский серебряный термос.
— Только одна чашка. Нам придется с тобой поделиться. И затем подарок.
— Подарок? Нет, Крэйг, подожди минуту...
— Не нервничай. Ничего особенного.
Он бросил прямоугольный пакет ей на колени в мгновение, когда она опустилась на сундук рядом с ним. Она смотрела на него, а не на пакет.
— Ладно, ладно, разверни его. Если не хочешь, давай я.
Нетерпеливо он наблюдал, как она сдирает желтую упаковочную бумагу. Под ней оказалась книга. Она мимоходом заметила, и только однажды, что изучает на курсах китайскую историю. Книга была об истории китайского искусства, классическое издание с золотым обрезом, красиво переплетенное в натуральную кожу.
Крэйг встревоженно следил за выражением ее лица.
— Я думал, тебе понравится.
— Конечно.
— Я думал, это близко к собственно истории, которая тебя интересует. Но, черт возьми, Кара, я ничего в этом не понимаю.
— Это шедевр. Абсолютно удивительный подарок. Сокровище.
Ее голос звучал странно, как будто она слизывала мед с ложки. Наконец она решительно прочистила горло.
— Это грязный трюк, Риордан. И ты это знаешь.
