— История умалчивает. Наверное, просто никто не заметил таинственного исчезновения одного радиатора. Опять же, штопор на прототипе Ла-5 делать было нельзя. Никаких противоштопорных устройств нет. Испытатели оказались людьми смелыми — не смотря на категорический запрет Лавочкина, договорились между собой все-таки провести испытания... И тоже не без приключений: начальник КБ внезапно объявился на аэродроме и перепугался до полусмерти, увидев, что вытворяют на недоработанном Ла-5 пилоты: летчик сделал виток, вышел нормально, сделал два витка, машина слушается, выходит без запаздываний... Тут же подписали заключение комиссии: «штопорит» Ла-5 идеально, а кто бы мог подумать!
— Любопытно, — заметил Хопкинс. — У нас в Штатах за такое могли в лучшем случае уволить.
— Советскому Союзу немедленно требовался истребитель, способный противостоять Bf.109, — парировал Вася. — Тут не до бесконечных согласований. Лавочкин сразу отправился в Москву и представил самолет Сталину. Верховный одобрил, после чего Ла-5 и запустили в серийное производство, в войска он начал поступать уже в сентябре 1942 года, тогда как первый полет со «случайно найденным» масляным радиатором машина совершила 3 мая. Условия военного времени!
— Сильно, — кивнул Вольф. — Никакой бюрократии, как в Германии: тот же несчастный Me.262 утверждали по разным ведомствам несколько лет!
— Бюрократия, не в последнюю очередь, Третий Рейх и погубила, — сказал младший лейтенант. — Такой чудовищной волокиты как у вас, в природе существовать не должно. Детские болезни у Ла-5, разумеется, были и в избытке — куда без них. Но устранялись они быстро и без проволочек: ломалось шасси хвостовой опоры, выгорали выхлопные патрубки, подтекало масло и топливо... Дебют Ла-5 состоялся в августе 1942 на Сталинградском направлении, причем летчики Люфтваффе приняли его за модификацию почти исчезнувшего И-16, в немецкой терминологии «Ратте», «Крыса», отчего Ла-5 получил у противника название «Нойе Ратте». Советский ас Иван Кожедуб в 1943 году воевал на Ла-5 и довел личный счет до сорока пяти сбитых машин...
— Very good, — понимающе кивнул штаб-сержант. — И до какого года Ла-5 продержался в небе?
— С производства сняли в 1944-м. Как и было сказано, при стремительном развитии техники в военное время, модели быстро устаревали, его заменил Ла-7. Но в деле завоевания господства в воздухе Ла-5 свою функцию выполнил, особенно во время сражения на Курской дуге, существенно превосходя новый германский Fw.190A, хотя и уступая по некоторым показателям более продвинутой модификации «Худых» — Bf.109G «Густав»...
— Приятная машинка, — удовлетворенно пророкотал Горыныч. — Вот что, господа-товарищи, доедайте и закругляйтесь: Василий, надо бы кое-что проверить...
— Что проверить? — насторожился Вася.
— Отправляемся в тренировочный бой. Вот и поглядим, как моя «аэродинамика трамвая», по словам герра вахмистра, посоперничает с Ла-5.
— Спятил?
— Ну почему же? — Горыныч прикрыл векам золотистые глаза. — У драконов тоже есть свои приемы пилотажа... И не надо мне говорить о том, что майор Штюльпнагель заругается! Мы летим не в рандомный бой, а в частный! Только условие: никаких пулеметов или ШКАСов. Больше не хочу пули из чешуи выкусывать! Праздник же на носу! Полетаем?
— Черт с тобой, полетаем. Но и с моей стороны условие — никаких таранов и файрболов из пасти! Усек?
© А. Мартьянов. 08.05. 2012.
07. Небесный тихоход
— Ну надо же, кто пожаловал! — Вася помахал рукой высунувшемуся из командирского люка «Леопарда» Гансу Шмульке. — Каким ветром занесло к нам на аэродром?
— Попутным, — унтер-офицер вылез из крошечного танка и спрыгнул на бетонку. — Как обычно, как обычно: курьерская миссия, забросить в штаб авиакрыла техническую документацию из центра разработки. Будто у «Варгейминга» своих менеджеров мало, нас гоняют! Как обстановка?..
— Деловая, — ответил Вася. — Летаем-учимся. Сейчас перерыв в полетах, потом смена регламента — берем третий уровень и снова в воздух.
— Романтика, — Ганс Шмульке только руками развел. — Не то что у нас — сажа, копоть, олени в рандомных боях и мадам Ротвейлер, которая жмется из-за каждой серебряшки! Подождешь минутку? Сбегаю в штаб, отдам бумаги, а там можно и поболтать...
Пока герр унтер-офицер отсутствовал, из-за ангара показался Горыныч, впряженный постромками в Focke-Wulf Fw.57 — змей вполне уверенно тащил за собой тяжелый самолет тихонько мурлыкая под нос «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...».
— С утречком, — заметив младшего лейтенанта, дракон остановился и встряхнулся, будто мокрая собака. — У майора Штюльпнагеля личная трагедия: его ненаглядный летающий кирпич сломался. Приказано отбуксировать к ремонтникам. Очень надеюсь, что они раскурочат эту штуковину окончательно, без возможности восстановления.
— Злой ты, — хмыкнул Вася. — Пусть лучше господин майор летает, а не ежечасно скандалит на аэродроме только потому, что у вахмистра Вольфа обнаружилось пятнышко глины на сапоге, возле диспетчерской был найден окурок, а в столовой не довесили к порции шестнадцать граммов картофельного пюре!
— Ух ты какая вещица, — послышался за спиной голос вернувшегося Ганса Шмульке. — Горыныч, это я не про тебя. Привет, кстати. Что за аппарат? Бомбер?
— Смесь бульдога с носорогом, если ты про Fw.57, — отозвался дракон. — И тебе, тем временем, здравствовать. Будешь смеяться, но перед тобой многоцелевой истребитель...
— Истребитель? — прищурился Шмульке, подозревая, что вредный Горыныч его разыгрывает. — Да он же размером с «Титаник»!
— Сравнение некорректно, — сказал змей. — С такими метафорами тебе в «World of Battleships», а не к авиаторам. Проводите меня до ремонтного ангара, а? По дороге расскажу, что к чему.
Удивление унтер-офицера было вполне обоснованно: для истребителя, будь он хоть сто раз многоцелевым, Fw.57 выглядел истинным мастодонтом: размах крыльев 25 метров, длина 16 с половиной, высотой с танк «Маус» — 4 метра. Его вполне можно было бы переделать в гражданский самолет наподобие «Тетушки-Ю» Ju.52, габариты ну самую чуточку поменьше!
— Видите ли, майн фройнд Ганс, — неторопливо повествовал дракон, уверенно топая к дальнему краю летного поля и рембазе. — По Версальскому договору 1918-го года Германии был запрещено проектировать и строить военную авиацию. К началу тридцатых годов опыт конструкторов был минимален, а мощности авиапромышленности совершенно недостаточны для производства действительно современных моделей. Приходилось стремительно наверстывать, да еще и с учетом борьбы различных группировок военных и технарей...
— Как всегда не обошлось без вошедшей в легенды патентованной немецкой бюрократии? — уточнил Вася.
— Да куда ж без нее! Хуже было другое: мнение консервативных военных кругов, которых нужно было сперва убедить, что будущие воздушные войны должны отличаться от боев Первой мировой войны. Герман Геринг, будущий рейхсмаршал, а в 1933 году министр без портфеля по делам авиации, еще не превратился в обленившегося толстяка-морфиниста — в конце концов, он был героем-асом Великой войны и авиацией увлекался совершенно искренне. Ему-то и принадлежала идея создания «Kampfzerstorer», «Охотника», которого Геринг прямо назвал «разящий наконечник копья Люфтваффе».
— Не похож Fw.57 на разящее копье, хоть тресни, — отозвался Ганс Шмульке. — Если бы не вооружение, то выглядел бы как почтово-багажный самолет, перевозящий бандероли с шоколадными конфетами и поздравительные открытки!
— Ты забыл, что начинать приходилось фактически с нуля? — Горыныч покосился на унтер-офицера неодобрительно. — Главной задачей для «Охотника» считалась очистка неба для бомбардировщиков от истребителей противника. Другие группы «Охотников» должны были прибывать в район цели незадолго до налета, чтобы уничтожить силы вражеских ПВО. Эта схема категорически не понравилась Генеральному штабу, считавшему ее малоэффективной и дорогой. Другими задачами «Охотника» были перехват бомбардировщиков противника, непосредственное прикрытие своих бомбардировщиков, использование в качестве легкого бомбардировщика, разведчика и штурмовика. А технари полагали, что самолет, пригодный для решения настолько широкого круга задач, окажется слишком тяжелым, чтобы эффективно выполнять каждую из них. Проект едва не зарубили еще в стадии проекта.
