— Ну…

О'Лири вышел за ними в коридор. Может, так оно и впрямь лучше, с сопровождающими. В конце концов так можно избежать неприятных вопросов, если они наткнутся на кого-нибудь. Он следовал за двумя тяжеловесами с покатыми плечами. Они прошли коридор, поднялись два пролета по лестнице и вошли в другой коридор, ничем не отличающийся от предыдущего.

— Прямо сюда, приятель, — пригласил Боунз с кроткой, как у крокодила, улыбкой.

Они миновали еще несколько дверей, за которыми царила тишина, и остановились перед комнатой с номером 1407. Боунз осторожно постучал в дверь костяшками пальцев. Внутри послышалось какое-то рычание.

«Это не похоже на Адоранну, — подумал Лафайет, — это скорей смахивает на…»

Боунз подскочил к О'Лири, но тот успел увернуться и нанес мощный удар сбоку прямо по кадыку на бычьей шее. Железолом, ничего не понимая, с удивлением наблюдал, как его напарник зашатался, издавая сдавленный вопль. Он резко повернулся к Лафайету и… напоролся на удар в грудь. Железолом согнулся пополам и тут же получил сильнейший апперкот в челюсть. Его голова запрокинулась.

— Ты чего это? — спросил Железолом прерывающимся от боли голосом.

Лафайет схватил его за руку и попытался бросить через бедро, но, почувствовав, что сам начинает подниматься в воздух, быстро отскочил. Железолом, с искаженным от боли лицом, схватился за руку.

— У… у! — замычал тяжеловес.

Тут О'Лири заметил, что Боунз, слегка оклемавшись, начинает приближаться к нему. Он двигался, как-то странно перекосившись влево, лицо выражало зверскую решимость. Лафайет, не раздумывая, обогнул Железолома и пулей кинулся к лестничной клетке. Камнем проскочил один пролет, выскочил в коридор — и попал прямо в объятия… медведя. О'Лири и раньше замечал, что не в силах сосредоточиться в авральной ситуации в состоянии наивысшего напряжения, вот как сейчас. Человек, который в данный момент схватил его, был просто гигант — рост семь футов, ручищи, как железные тиски, плечи, как доспехи регбиста, вдобавок отовсюду выпирали узлы мышц. Он держал О'Лири железной хваткой в крайне неудобном положении — руки за спиной. Гигант приподнял его и слегка пританцовывал на пальцах ног, чтобы легче было стоять.

— Я буду вести себя спокойно, — заверил Лафайет своего ловца. — Как насчет того, чтобы вставить мне руки на то самое место, где они были раньше, мне так как-то больше нравится.

Могучая рука дернула его в сторону, направляя в другой коридор. О'Лири поерзал, чтобы переместить тяжесть на ноги. Через открытые двери он видел незаправленные кровати, ворохи грязной одежды, тут и там валявшиеся на замусоренных полах. Кругом были разбросаны пустые коробки из-под печенья, банки из-под сардин, фасоли. Его конвоир остановился и стукнул два раза кулаком в дверь. Дверь мягко скользнула внутрь — это был лифт. Он втолкнул Лафайета, повернул ручку, и они поехали вверх. Миновали один этаж, лифт остановился. Вышли в коридор, где жарко спорили Боунз и Железолом:

— …мы скажем ему, что у парня был нож, понимаешь…

— Да нет, не будем ему ничего говорить. Я скажу, что ты был пьяный…

Разговор неожиданно оборвался, так как они увидели О'Лири.

— Глянь! — сказал Боунз. — Его Дробитель поймал!

— Ну, спасибо тебе, — поблагодарил его Железолом, — сейчас мы заберем его у тебя.

Дробитель издал какой-то низкий клокочущий звук, и два головореза поменьше поспешно удалились.

Дробитель подтащил О'Лири к двери, в которую раньше стучался Боунз. На сей раз от удара она заходила ходуном.

Раздался низкий голос:

— Да открыта она, черт вас возьми!

Громила повернул ручку и, широко распахнув дверь, втолкнул Лафайета в комнату.

Там, у окна, стояло кресло, в котором сидел человек. Первое впечатление было просто устрашающее — даже сидя он был выше стоящего перед ним Дробителя. Вдобавок он был шире, толще, тяжелее, словом — крупнее любого человека из всех, которых О'Лири доводилось когда-либо видеть. Сама собой невольно напрашивалась мысль — да было ли это чудовище человеком?

Массивная голова сидела как-то под углом, можно было подумать, что эту шею один раз уже сломали, а потом неправильно починили. Истинным украшением этого монстра было темное лоснящееся лицо, похожее на вырезанное из камня изображение какого-то героического демона. Тонкий нос с огромными крыльями ноздрей, широкий тонкогубый рот. Над верхней губой топорщилась жидкая щеточка усов. Массивные челюсти и срезанный подбородок покрывала редкая растительность. На этом мясистом лице глубоко посаженные яркие карие глаза казались маленькими. Белков совсем не было видно. Коротко остриженные волосы покрывали широкий шишковатый череп. Шея, толщиной с хорошую ногу, была замотана длинным шарфом, а массивное тело задрапировано складками блестящей ткани цвета темного вина. Ладони, лежащие на подлокотниках кресла, были настолько велики, что в каждой он мог держать по два футбольных мяча. По крайней мере так показалось О'Лири. На толстых волосатых пальцах сверкали огромные драгоценные камни в массивной оправе. Гигант сделал движение одним из них, и Дробитель, оставив О'Лири, вышел из комнаты.

— Итак, ты добрался до моей цитадели, — услышал Лафайет густой бас на самом низком регистре слышимости. — Я предполагал, что тебе это может удаться, хотя многомудрый Никодеус был иного мнения.

— Черт побери, но вы правы, — ответил О'Лири, пытаясь унять дрожь в голосе, — и если вы не желаете себе зла, то немедленно отдайте мне Адоранну, и тогда, возможно, я замолвлю за вас словечко перед королем Горублом.

— Если я не хочу себе зла? Увы, малыш, никто и никогда не знает, что есть зло, а что добро. И даже если бы знал, неужели ты думаешь, что человек сможет воспользоваться этим знанием?

— Я предупреждаю тебя, Лод. Ты ведь Лод, не так ли? Если ты причинишь какой-нибудь вред ее высочеству…

— Да, да. Лод — это мое имя! — В голосе великана послышались жесткие нотки. — Потрудись-ка не угрожать мне, ничтожное создание. Ты мне лучше скажи, что за причина привела тебя сюда?

— Я пришел за принцессой… — О'Лири остановился и сглотнул. — Я знаю, она у тебя, потому что никто, кроме…

— Одно слово лжи — и я сделаю так, что ты пожалеешь об этом, — сказал Лод. — Например, так.

Он быстро наклонился и молниеносным движением схватил Лафайета за плечо своей огромной ручищей. Хватка была настолько сильная, что О'Лири взвыл от боли. Лод откинулся назад, явно наслаждаясь мучениями Лафайета.

— Еще соврешь — станешь калекой. Следующий раз я тебе сломаю конечность или выбью глаз. А соврешь в третий раз, клянусь, я повешу тебя в клетке слез. Ты будешь умирать медленной смертью. Ты даже представить себе не можешь, какие муки тебя ожидают.

— К… кто врет? — с трудом выдавил О'Лири, смахивая слезы, выступившие от боли. — Я слышал, что Адоранна исчезла, и все решили, что это сделал я. Но это не так. Единственный, у кого есть повод и возможность это сделать — ты.

— Что? Может, ты хочешь, чтобы я перешел ко второму уроку? Я…

— Он говорит тебе правду, глупая безобразная махина, — послышался откуда-то резкий, несколько приглушенный, но все равно трубный голос.

Лод остановился на полуслове и настороженно оглянулся.

— Конечно. Я говорю только правду, — Лафайет пошевелил плечом. Вроде бы цело, не поломал. Ух как жаль, что он не прихватил с собой кольт сорок пятого калибра, когда тот был у него под рукой. С каким удовольствием он бы сейчас изрешетил эту гору лоснящегося мяса.

— Кто послал тебя сюда? — продолжал Лод. — Думаю, что это Никодеус, хитрый предатель!

— Никодеус выдал меня дворцовой охране, когда я навестил его, — ответил О'Лири. — Нет, это не он послал меня.

— Спроси его, кто он сам, а не кто его хозяин, — снова послышался брюзгливый голос.

Лафайету показалось, что голос раздается откуда-то из-за спины Лода. Он вытянул шею, чтобы увидеть того, кто мог прятаться за спинкой кресла.

— Ну, ладно. Назови себя, маленький человек, — скомандовал Лод.