— Это «барригудо», — сказали перуанцы, — то есть брюхатики, в них гнездится множество червей!

Действительно, на высоте нескольких футов от земли ствол этих деревьев уродливо утолщался в виде громадного губчатого нароста, образуя огромный барабан со множеством трещин и бугорков, придававших ему уродливую форму. В этом месте ствол достигал самых невероятных размеров в поперечнике, тогда как дальше снова уменьшался в объеме и принимал нормальную толщину.

Рамиро случайно поднял глаза вверх и вдруг увидел необычайное зрелище.

На самом конце гибкой ветки сидели, тесно прижавшись друг к другу, две крошечные обезьянки и, пища от страха, неотрывно смотрели в зеленые глаза какого-то хищного животного кошачьей породы, присевшего на той же ветви у самого ствола и готовившегося к роковому прыжку.

— Черный леопард! — прошептал Обия. — Плохо дело! Этот зверь напал, конечно, на след тапиров и теперь подкарауливает их. Смотрите, не сегодня-завтра он и к нам наведается. О, это кровожадное животное, каких мало! Смотрите, не стреляйте, а то он рассвирепеет, и тогда с ним трудно будет справиться. Теперь, мучимый голодом, он еще злее!

Хрустнувшая под ногою одного из охотников ветка вспугнула леопарда, который двумя громадными прыжками очутился на земле и с быстротой молнии исчез в чаще леса.

— Он вернется, — сказал Обия со вздохом, — быть может, уже следующей ночью побывает у нас. Я сделаю себе хорошее копье и сварю яду.

— Что ты, Обия! Ведь у нас всего два горшка! Если один из них будет испорчен, тогда нам не в чем будет варить пищу!

— Мясо можно жарить на вертеле, а рыбу печь на камнях, — сказал индеец, — кроме того, вы спокойно можете есть и из того горшка, в котором я буду варить свой яд: он ничуть не вреден для желудка.

Друзья не захотели огорчать приятеля, выказав недоверие к его словам, но в душе каждый из них решил, что лучше не пробовать, насколько безвреден этот яд. Промокнув до костей, почти ослепленные беспрерывно падающим дождем, добрались они до того места, где Обия видел след тапиров.

— В эту ночь их еще не было здесь, — заявил индеец, наклонившись к земле и внимательно разглядывая след.

— Ну, так поищем то место, куда они ходят на водопой!

— Сеньор Бенно, — прошептал Тренте, — ведь вы будете стрелять только молодых тапиров, не правда ли?.. А то легко может случиться… помните?.. Это было бы ужасно!

Бенно рассмеялся.

— Ужасно было бы есть мясо старого тапира, хочешь ты сказать! Ну, это еще не так ужасно: сидеть без мяса хуже!

— И видите ли, я стрелять почти не умею — я стреляю очень плохо… я вам не помощник… так уж я…

— Удеру в кусты! — докончил за него Бенно.

— А вот и водопой: это большое болото, — прошептал Обия, — здесь они, во всяком случае, купаются, если не пьют.

Охотники очутились у небольшого озера, за которым тянулась большая болотистая равнина. С одной стороны озера росли большие раскидистые деревья, с другой — густые заросли камышей. Здесь легко было спрятаться и подстеречь дичь.

— Если не увидим тапиров, то можно будет настрелять уток и гусей, ими буквально усеяно все болото! — сказал Рамиро.

— А вот и тапиры, — шепнул Обия, прислушавшись к отдаленному шуму, — готовьте свои ружья, и ни звука: тапир обладает удивительным слухом. Я подам знак, когда надо будет стрелять.

Все затаили дыхание.

Тем временем из густых зарослей кустов, доходивших до самого болота, показалось пять взрослых тапиров и два молоденьких, шкура которых не приняла еще своей обычной свинцово-серой, почти черной окраски, а была полосато-пегая, как у всех молодых тапиров.

Не подозревая о грозившей им опасности, тапиры с видимым наслаждением принялись валяться в болоте, хрюкая, сопя и тихонько посвистывая от удовольствия, а затем, навалявшись вволю, пустились вплавь к самому озеру, где их появление не только не спугнуло, но даже нимало не смутило водяную птицу, доверчиво плескавшуюся вокруг них.

— Не стреляйте, — еще раз предостерег Обия, — а то тапир нырнет, и вы не увидите его: ведь эти громадные черные свиньи плавают и ныряют, как утки!

Выкупавшись и утолив жажду, неуклюжие животные стали одно за другим вылезать из воды, чтобы пощипать молодые побеги тростника и прочих болотных и водяных растений. Передний тапир, необычайно крупный старый самец, очевидно, получил серьезное повреждение передней левой ноги, так как колено его изрядно распухло, и бедное животное при каждом движении громко и тяжело пыхтело, жалобно посвистывая носом.

Вдруг чуть ли не через головы охотников перелетел громадным, легким прыжком тот самый черный леопард, которого друзья уже видели, и очутился на спине старого тапира, тщетно стараясь вцепиться в него когтями. Но мокрая кожа тапира ускользала из-под его когтей, и леопарду приходилось держаться одними зубами, что было крайне трудно. Старый тапир, по-видимому, хорошо знакомый с характером и особенностями своего врага, не пытался освободиться от него или сбросить его с себя, а, собрав все свои силы, несмотря на больную ногу, с быстротою молнии устремился в кусты. Их громадные, острые, как у терна, шипы, или колючки, безвредные для кожи тапира, причиняли ужасную боль тонкой шкуре леопарда и наносили ей тысячу страшно болезненных ран, так что последний принужден был выпустить свою жертву и был сброшен сплетенными между собою ветвями колючего кустарника на землю.

Все это было делом нескольких секунд. Произошел страшный переполох: тапир громко, пронзительно свистнул от укуса, леопард громко взвыл от бешенства и боли, прежде чем исчез в чаще леса, а на болоте разом грянуло три выстрела, уложив на месте двух маток и одного молодого тапира.

— Опять этот черный леопард! — сказал доктор.

— О, ты его вскоре опять увидишь! — отозвался Обия. — Мне надо собрать все необходимое для приготовления яда, а вы пока тащите убитых тапиров домой!

— Да, но как? Ведь они тяжелы!

— Волоком: их шкура выдержит — не бойтесь!

Охотники достали захваченные с собой крепкие ремни, сделали из них три петли и надели каждому убитому тапиру по такой петле на шею, после чего по двое мужчин взялись за каждый конец ремня и потащили за собой добычу, между тем как Обия и Бенно отправились собирать необходимые для составления яда компоненты.

— Смотри, чужестранец, примечай дорогу, — сказал Обия своему товарищу, — и когда увидишь огненного муравья, то скажи мне.

— Разве для составления яда он нужен тебе?

— Да, и еще особый род лиан, и ветка с лиственными почками, и еще голова змеи, и плавники одной рыбы, которую мы не едим!

— Экое зелье из всего этого выйдет! Но скажи, Обия, откуда ты здесь возьмешь такую рыбу, ведь поблизости нигде нет реки.

— Надо найти, а то, помяни мое слово, черный леопард явится к нам в следующую ночь. Он теперь очень голоден!

— А вот и гнезда огненных муравьев! — вдруг воскликнул он, прерывая сам себя. — Дай-ка мне, господин, твой нож, с ним я скорее управлюсь, чем с топором.

Бенно с удивлением смотрел на громадное дерево, которое, по-видимому, и в ясное время года не имело ни листьев, ни молодых побегов. Оно окончательно высохло, было черно, точно обуглившееся. Почти на каждом суку и на каждой ветке висели десятки темно-серых конусообразных кулечков, свитых из волоса и мха. Эти странные воронки были гнездами огненных муравьев.

Обия срезал два таких кулечка и, тщательно закрыв стружками и лубом верхнюю открытую часть воронки, завернул затем оба гнезда в большой лист какого-то водяного растения, нарочно сорванный им с этою целью у пруда.

— Разве эти муравьи ядовиты? — спросил Бенно.

— Сами по себе — нисколько! Но посмотри, чужестранец, вот та лиана, о которой я говорил, а вот и то дерево. Мы на всякий случай срежем несколько ветвей.

«Это род фикуса, совершенно безобидное растение!» — подумал про себя Бенно.

Продвигаясь дальше, все глубже и глубже в самую чащу леса, Обия тщательно осматривал каждое дупло, каждую щель в коре, постукивал и обшаривал длинной заостренной палкой, затем внимательно прислушивался.