– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – нарочито слащаво улыбнулся Чарльз.

МакКин при этом поморщился, но на него никто и внимания не обратил.

Полли провела Чарльза в сад. Но Чарльз лишь мельком взглянул на кусты. Конечно же, выдуманная бегония была предлогом поговорить с Полли наедине.

– Надеюсь, – сказала Полли, – мисс де Мобрей быстро отыщется, может статься, это всего лишь юношеская проделка.

– Я так не думаю, – мрачно ответил Чарльз, – в последнее время много плохого вьется над нашими головами. Да и потом, Хелен никогда не отличалась легкомысленностью. Но оставим эту мрачную тему. Кстати, сегодня, премьера в Гранд Опера. Я бы хотел пригласить вас…

Полли отрицательно покачала головой. Чарльз спросил, почему она так быстро отказывается от его блестящего общества? Но Полли не успела ответить, она вдруг заметила, что Чарльз, не смотря на свою бледность, побледнел еще больше, и с какой то ненавистью посмотрел за спину Полли.

– Извините, мисс, – миссис Харрис, в выходной одежде и чепчике, покосилась на Чарльза. – Я хотела спросить у вас разрешения уйти в церковь. На мессу.

Полли в первый момент и не поняла, куда это собралась кухарка, так её удивил вид Чарльза, который, не скрывая своего раздражения, отошел от них шага на три, сморщив нос, будто в лицо ему полыхнуло зловонием.

– Да-да идите, – сказала наконец Полли. Кухарка не спеша пошла по дорожке сада и, словно нарочно, прошла возле Чарльза. Он отпрыгнул от неё обратно к Полли и, сказав сдавленным голосом, словно ему нечем было дышать: «Простите, кажется, я что-то не то съел на завтрак», быстро попрощался и пулей выскочил из сада.

Полли вернулась в дом. МакКин по-прежнему сидел в гостиной, и выглядел он слегка раздосадованным. В зубах его была не зажженная трубка.

– Вас что-то смущает? – спросила Полли.

– Нет, – резко ответил МакКин, продолжая сжимать зубами не зажженную трубку. И тут же быстро воскликнул: – Хотя, да! Во-первых, я очень сожалею, что днем раньше имел неосторожность высказаться о своей тревоге по поводу отсутствия клиентов. Вы, видимо, восприняли это как жалобу и решили помочь несчастному. Но у меня полно клиентов, я вовсе не жалкий неудачник!

– Конечно нет, и я вас вовсе не считала несчастным, и тот наш разговор, вы уж простите, но уже через минуту вылетел у меня из головы, как нечто совсем нестоящее.

– Правда? – то ли с огорчением, то ли с облегчением сказал МакКин.

– Да, и это не вам, а моему новому другу мистеру Барклею я хотела помочь. Просто кроме вас, других детективов я не знаю.

Рик МакКин молчал, но погрустнел он еще больше.

Он направился в свою комнату, но Полли, не желая, чтобы этот человек грустил, догнала его и спросила:

– А что же во-вторых? – напомнила ему она.

– Во-вторых? – МакКин собрался с мыслями и уже спокойно и даже с неловкостью сказал: – Во-вторых, мне кажется, – он замялся, но тут же твердо продолжил: – что этот Барклей меня берет как какое-то дополнение к пикнику! Будто для него важней пикник, а не расследование.

– Мне тоже так показалось! – засмеялась вдруг Полли. – Кстати, а что вы думаете о похищении?

– Прежде чем думать о преступлении, нужно понять, почему преступление совершено против этих людей. Конечно, семья де Мобреев очень богата, но если бы цель похищения был выкуп, то требования были бы предъявлены. А значит, дело в другом. Поэтому для начала мне надо навести справки о друзьях Чарльза.

– Могу я потом узнать о результатах? – спросила Полли.

МакКин улыбнулся и кивнул. Полли задумчиво перевела взгляд на окно в гостиной и увидела, как по грядкам осторожно крадется черный кот.

– О! Я вспомнила… – воскликнула Полли и, схватив с бюро карандаш и листок бумаги, вдруг нарисовала кошачью мордочку с ушками и обвела её в квадрат.

– Что это? – не понял МакКин.

– Перстень человека в маске. Я вдруг вспомнила, что у этого человека был перстень на руке.

– Персть вашего таинственного визави, что ж отлично! Хоть какая-то зацепка.

МакКин сложил рисунок и сунул его в карман.

А за обедом, Полли спросила дядю, не слыхал ли он о Буу. Дядя, даже не задумываясь, сказал:

– Ну конечно, это те, что в углу сидят и как черная крупа?

– Значит, они существуют? – спросил его МакКин.

– Ну да, в детских стишках, – буркнул дядя, он был сердит, что подливка к мясу слегка отдавала горелым. И все потому, что кухарка отправилась на мессу и поручила молодой горничной Терезе проследить за обедом.

А Полли при словах дяди припомнила рифмовку «крупу – буу» и в памяти всплыл еще одни стих, который она и проговорила вслух:

Варится зелье -

Мошки в углу.

Гаданье свершают,

Увидишь крупу -

Слово читают,

Сыпятся Буу.

– Этими стишками любила пугать Полли бабушка, – кивнул дядя.

– Эти Буу связанны с магией? – поднял бровь МакКин.

– Вы будете анализировать детские стишки? – хмыкнула Полли.

– Такова уж моя натура, все логически обосновывать.

– Вы и в детстве были таким зану… заумным? – быстро поправила себя Поли, но судя по ухмылке МакКина, он понял, что она хотела сказать.

– Именно так, – сказал он.

Но Полли, задумавшись о своем, уже не обращала внимания ни на МакКина, ни на дядю, вдруг начавшего рассуждать о старости и её недостатках: плохой памяти и трясущихся руках. Полли, прочитав стишки, вспомнила, что часто повторяла их в детстве. А когда они уже жили в Индии, мать строго запретила Полли их произносить. «Никаких Буу в моем доме нет и не будет! Ни в виде крупы, ни в виде мошек! Пусть все останутся у НЕЁ дома». У «неё» – это значит здесь, это она, наверное, о бабушке и об этом доме говорила.

После обеда МакКин ушел наводить в полиции и у всезнающих знакомых справки о семействе де Мобрей, а дядя, надев котелок и сюртук, сообщил, что идет в клуб. Полли видела из окна гостиной, как дядя пошел неспешно по дорожке, и вдруг он вздрогнул, метнулся направо, налево, развернулся и со всех своих подагрических ног кинулся обратно к дому, а догоняя его широченными прыжками, за ним несся тот самый ростовщик. Входная дверь распахнулась, но захлопнуться за дядей не успела. Полли услышала из коридора:

– Думали бежать?! – гаркнул надтреснутый голос.

– Вовсе нет, я просто забыл дома трость, – тяжело дыша, благодушно заявил дядя.

– А что тогда у вас в руке?

Вот показалась отступающая в глубь гостиной спина дяди, а напирая на него, сверля злым взглядом, шел ростовщик.

– Вы мне должны пять тысяч фунтов, мистер! – выплюнул сквозь узкие губы ростовщик.

– Мистер Хобсон, вы немного ошибаетесь, я брал у вас четыре тысячи, – пробормотал дядя. Его отступление было остановлено спинкой кресла, и ростовщик схватил дядю за плечо.

– Время, мой дорогой! Вы бегали от меня слишком долго, так что наросли проценты.

– Но… я сейчас не могу, то есть в ближайшем времени, уверяю вас… честное слово.

– К черту ваше честное слово! – ростовщик встряхнул дядю и резко отпустил, от чего мистер Генри Бригстоун чуть не упал на пол. Полли хотела его поддержать, но дядя, заметив её, проговорил: – Ступай, ступай, я разберусь.

Ростовщик тоже обратил на Полли внимание и, злобно плюя слюной, тыкнул в её сторону.

– Пусть тогда вот эта работает! Что? Неохота? А кормиться и разъезжать по балам за мой счет вам нравится?!

– Оставьте этот тон! – дядя приосанился. – Или не получите ни цента.

Но ростовщик схватил серебряный подсвечник и тыкнул им в дядю.

– Это за отсрочку, за будущую неделю, которую я вам так милостиво даю, – он улыбнулся, обнажая свои желтые зубы.

– Это грабеж, – сказала Полли, – поставьте подсвечник назад или…

– Не стоит пугать меня, дамочка, или мы не разобрались, кто здесь за чей счет живет?

– Как бы вам свою жизнь в канаве не окончить, – сказала Полли, но ростовщик не обратил на её слова внимания.