После похорон в Хони состоялось несколько дискуссий между большевиками и меньшевиками. Они продолжались не менее трех дней и проходили в домах Д. Кацаравы, П. Кикалейшвили и Б. Мдивани. В центре обсуждения находились решения Лондонского съезда и Женевской конференции РСДРП. И. В. Джугашвили тоже участвовал в этих спорах{15}.
Не ранее 16 июня И. В. Джугашвили и М. Г. Цхакая отправились в Кутаис. Здесь последний на заседании Имеретино-Мингрельского комитета сделал доклад о съезде, который, рассмотрев сложившееся в стране положение, констатировал, что развитие событий открывает перспективу свержения монархии, поэтому съезд призвал членов партии готовиться к решающей схватке со старой властью. Важнейшее значение в этом отношении придавалось подготовке всеобщей политической стачки и вооруженного восстания{16}. Под руководством И. В. Джугашвили в Чиатурах активизируется создание отрядов красных сотен. «По инициативе Сосо, — вспоминал В. Киасашвили, — мы приступили к организации чиатурского большевистского отряда», его командиром стал В. Киасашвили{17}.
В июне — августе 1905 г. И. В. Джугашвили находился в постоянных разъездах. Вот только некоторые факты, свидетельствующие об этом: в июне он посетил селение Худистави, затем мы видим его в Гурии, в селениях Гоми и Цители Мта Шемокмерской волости{18}, «в первых числах августа» он выступал на митинге в селе Парцхва, затем — в Чохатаури, где провел «приблизительно десять дней», в середине августа побывал в Батуме{19}.
А пока И. В. Джугашвили разъезжал по Восточной Грузии, в Баку снова обострились армяно-татарские противоречия, 20 августа начались столкновения, 22-го запылали нефтяные промыслы.
Позднее газета «Баку» писала: «Сгорели целиком с конторами: Каспийское товарищество, Руно, Тумаев, Ар[м]алуйс, Манташев (у Манташева целиком завод на Забрате), Питоев, Мирзоев, Красильников, Меликов, Арамазд, Адамов, Тер-Акоповы, завод „Ватан“, Ширван, Кавказское товарищество, Кавказ, Соучастники, Радуга, Петроль, Балаханское общество, князь Гагарин, Гальперин и много других мелких фирм», «у „Братьев Нобель“ осталось две трети; Каспийско-Черноморское общество — половина, Московско-Кавказское общество1 отделалось легко: сгорели только четыре буровые вышки, а остальное все осталось, Бенкендорф не пострадал, у Воронцова-Дашкова сгорело 6–7 вышек… фирма Хальфи пострадала мало, у Шибаева и компании осталась половина промысла. Остались целиком в Романах „Поляк“ и механический завод Строзера. Не тронуты фирмы Мусы Нагиева и Асадулаева. Также остались целиком в Романах механические заводы Биеринга, общества „Мотовилиха“… Сгорели „Тифлисское товарищество“, Товарищество „Набат“, Шихово, Милов-Таиров, Зубалов, завод Хатисова… Английские фирмы Олеум, Шибаев (Кубань) тоже пострадали, но меньше»{20}.
По некоторым данным, погибла половина вышек, в результате чего добыча нефти сократилась почти вдвое, и восстановить прежний уровень до 1917 г. так и не удалось{21}.
Не позднее 26–27 августа в предместье Кутаиса в усадьбе И. Чконии под председательством М. Г. Цхакаи и при участии И. В. Джугашвили состоялась новая конференция Имеретино-Мингрельской организации РСДРП{22}, после которой И. В. Джугашвили отправился в Тифлис. Здесь на 29 августа в здании городской управы было назначено собрание представителей тифлисской общественности с целью обсуждения утвержденного Николаем II Положения о так называемой Булыгинской думе. Социал-демократы не только пришли на это собрание сами, но и привели рабочих. Для их удаления из зала были вызваны городовые и казаки. В результате произошедшего столкновения погибли около 100 человек{23}.
«Помню, — вспоминал Артем Торозов, — как спустя два дня после расстрела полицейскими рабочих в Тифлисской городской думе (т. е. около 31 августа. — А.О.) у меня на квартире собрались во главе с товарищем Сталиным Степан Шаумян, Михаил Бочаридзе, Михо Чодришвили, Захар Чодришвили, Петр Монтин и ряд других товарищей. По предложению тов. Сталина было решено выпустить листовку по поводу злодейского убийства рабочих» с призывом к забастовке протеста{24}.
После совещания у А. Торозова И. В. Джугашвили снова отправился в Кутаисскую губернию. «В начале сентября 1905 г., — вспоминал Михаил Евктимович Бибинейшвили, — мы поехали в Зестафони: Коба, Павел Сакварелидзе (Большой Павел), Андро Бебурашвили, Павел Масалкин»{25}. Начало осени И. В. Джугашвили тоже провел в разъездах по Кутаисской губернии, побывав в селениях Кацхи, Ргани, Цхра-Цхаро, Чиатури и некоторых других{26}.
В это же время большевиками была сделана попытка ограбления кутаисского цейхгауза. «В начале сентября 1905 г., — говорится в биографической справке о М. А. Гогуадзе, — вместе с Захарием Чодришвили, Маро Бочаридзе, Бабе Лошадзе [он] отправился с Кутаис с заданием снять в аренду дом, расположенный против военного цейхгауза, устроить подкоп и вынести из цейхгауза 2000 винтовок. Подкоп был начат, но не доведен до конца вследствие неблагоприятных почвенных условий»{27}.
Одним из руководителей этой операции был И. В. Джугашвили{28}.
В сентябре 1905 г., когда борьба вокруг вопроса о власти стала приобретать особую остроту, большевики и меньшевики приняли решение о необходимости преодоления раскола в партии и объединении своих усилий против общего политического противника — самодержавия. Ожесточенная конфронтация между Советом Кавказского союза и Кавказским бюро РСДРП стала затихать, появилась возможность сотрудничества между ними. В этих условиях И. В. Джугашвили вернулся в Тифлис{29}.
Есть основание предполагать, что здесь он нашел приют на Фрейлинской улице в доме № 3. В рассматриваемое время часть этого дома снимала семья Сванидзе{30}. Она состояла из трех сестер — Александры, Като и Машо, их брата Александра и мужа Александры Михаила Монаселидзе. Сестры Сванидзе имели швейную мастерскую, которая располагалась в этом же доме и пользовалась в Тифлисе известностью{31}.
М. М. Монаселидзе, с которым И. В. Джугашвили был знаком по семинарии, писал: «В 1904 г. я женился на старшей дочери Сванидзе Александре (Сашико) и взял квартиру на Фрейлинской улице, № 3 в д. Байсогулова. Наша квартира была расположена со стороны двора и смотрела во двор Закавказского военного штаба»{32}. «Жена моя Александра и сестра ее Като были известными во всем городе портнихами. Кто только не ходил к ним шить платья. Приходили жены генералов, крупных чиновников канцелярии наместника, жены офицеров и тому подобных лиц, которых во время примерок сопровождали их мужья. Поэтому наша квартира была гарантирована от всяких подозрений со стороны полиции»{33}.
