9–11 апреля 1905 г. под председательством князя С. Д. Церетели состоялось чрезвычайное дворянское собрание Кутаисской губернии{66}. На этом собрании Д. В. Мдивани, который, как мы знаем, занимал должность секретаря Совета съезда марганцепромышленников, огласил проект принятого единогласно всеподданнейшего адреса. В нем выражалась солидарность с подобным же адресом тифлисского дворянства и говорилось, что единственным средством успокоения «может служить лишь признание за Грузией, состоящей из Тифлисской и Кутаисской губерний, Батумской области, Сухумского и Закатальского округов, права управляться законами, установленными местным представительным собранием путем всеобщей, прямой, тайной и равной для всего населения Грузии подачи голосов»{67}.
Для разработки программы реформ дворянское собрание избрало комиссию, более половины членов которой прямо или опосредованно были связаны с марганцедобывающей промышленностью, среди них, в частности, находились товарищ председателя Совета съезда марганцепромышленников князь Иван Георгиевич Абашидзе и секретарь этого совета Ясон Фомич Бакрадзе{68}.
«Все пути ведут в Рим»
Революционное подполье имело связи с представителями власти не только на Кавказе, но и в других губерниях империи, в том числе в самой столице, причем на самых разных этажах власти.
По данным Департамента полиции, «действиями боевой дружины киевской группы социалистов-революционеров» руководила «Рейнбот Мария Платоновна — жена члена Совета министра финансов»{1}. Об этом же позднее писал в своих воспоминаниях жандармский генерал А. И. Спиридович{2}. В «Адрес-календаре Российской империи» на 1904 г. фигурирует только один член Совета министра финансов с такой фамилией — действительный статский советник Александр Евгеньевич Рейнбот{3}.
Жена сенатора Дмитрия Александровича Калмыкова Александра Михайловна (урожденная Чернова), не только была «второй матерью» легального марксиста, позднее редактора журнала «Освобождение» и члена ЦК партии кадетов Петра Бернгардовича Струве[96], но и принимала активное участие в организации газеты «Искра», причем, по некоторым данным, участвовала в финансировании ее издания и созыва II съезда РСДРП{4}.
Известный анархист князь Д. Хилков находился в родстве с министром путей сообщения князем М. И. Хилковым и товарищем министра внутренних дел В.Ф.Джунковским{5}. Отец Зинаиды Шадурской, которая была сотрудником редакции журнала «Освобождение»{6} и находилась в приятельских отношениях с А. М. Коллонтай{7}, достиг должности товарища министра{8}. Социал-демократ Георгий Александрович Соломон являлся племянником члена Государственного совета{9}, а один из руководителей партии эсеров, выходец из богатой помещичьей семьи Алексей Михайлович Устинов — племянником премьера и министра внутренних дел П. А. Столыпина{10}.
Князь Сергей Дмитриевич Урусов был женат на Софье Владимировне Лавровой, племяннице известного народника П. Л. Лаврова. Ее родственницы Екатерина и Ольга Николаевна Лавровы принимали участие в революционном движении. В декабре 1905 г., когда С. Д. Урусов занимал пост товарища министра внутренних дел и руководимое при его участии министерство встало на путь подавления революции, Екатерина и Ольга скрывались в Москве от преследования полиции в доме своего высокопоставленного родственника{11}.
Другим источником связей между правительственным лагерем и революционным подпольем было рекрутирование чиновников из революционной среды. Для многих временем бунтарства было время пребывания в стенах учебных заведений. Позднее некоторые «бунтари» взрослели, отходили от революционной деятельности, поступали на службу и делали успешную карьеру. Помощником начальника Управления казенных железных дорог в чине генерал-майора встретил революцию 1917 г. Юрий Владимирович Ломоносов (р. 1876){12}. Сенатором закончил свой жизненный путь Владислав Ромуальдович Завадский (1840–1910){13}. Должности товарища министра финансов достиг Владимир Иванович Ковалевский{14}, товарищем министра стал Николай Андрианович Неклюдов (1840–1896){15}.
Были среди чиновников лица, которые хотя и не принимали участия в политической жизни, но находились в скрытой оппозиции к царскому режиму, поддерживали контакты с представителями либеральной оппозиции и по разным причинам готовы были оказывать поддержку революционному подполью. Так, в 1903 г. для получения «Искры» в Петербурге использовался адрес директора правления АО Московско-Виндавско-Рыбинской железной дороги А. Н. Пургольда{16}, а также адрес секретаря при обер-прокуроре Правительствующего Сената статского советника Виктора Эмильевича Дандре{17}. В 1905 г. в Петербурге на квартире статского советника Константина Петровича Фан-дер-Флита хранились нелегальная литература, шрифт и оружие{18}.
Из воспоминаний бывшего начальника Петербургского охранного отделения генерала А. В. Герасимова явствует, что когда им был завербован в качестве секретного сотрудника один из лидеров партии эсеров, Е. Ф. Азеф, к тому времени уже имевший длительный опыт сотрудничества с Департаментом полиции, «ему бросилась в глаза совершенно исключительная осведомленность Азефа относительно всех передвижений царя. Все изменения, которые вносились в план царской поездки, в каком бы секрете они ни держались, немедленно становились известными Азефу, который обо всех них получал извещения путем условных телеграмм. Азеф даже бравировал этой своей осведомленностью и почти посмеивался над Герасимовым, который этого рода новости узнавал позднее Азефа, хотя по своему положению должен был быть в курсе всех этих вопросов, так как именно на нем лежала основная забота о безопасности царя»{19}.
Было проведено расследование утечки информации. «Результаты этого расследования, — писал известный историк Б. И. Николаевский, — заставили Герасимова схватиться за голову: все говорило за то, что информатором Азефа был не какой-либо второстепенный чиновник (именно на это надеялся Герасимов, начиная свое расследование), а лицо весьма и весьма высокопоставленное. Принимать какие бы то ни было меры против него на свою собственную ответственность Герасимов, конечно, не мог и решил сделать конфиденциальный доклад обо всем этом деле Столыпину. Последний долго отказывался верить. По его настоянию была произведена дополнительная проверка полученного результата, которая только подтвердила первоначальный вывод: означенное высокопоставленное лицо, судя по всему, действительно вполне сознательно оказывало содействие террористам в подготовке цареубийства <…>. Казалось, правительство не имело ни права, ни возможности мириться с подобным положением. И тем не менее после долгих размышлений Столыпин дал указание не давать делу никакого движения»{20}.