— Стоп! — воскликнул участковый. — Поедем к Рыжикову! Он тут каждого и всякого знает.

Остановились у дома Рыжикова. Он увидел в окно машину и выбежал, на ходу надевая портупею. Видимо, он обедал...

Участковый выскочил из машины. Начал с места в карьер.

— Привет, Рыжиков! Притыкова знаешь? Герасима Ивановича? Где он?

— Уехал! Уволился из счетной части и уехал...

— Куда?

Я вышел из машины.

— А долго ли он жил здесь? — спросил я Рыжикова.

— Давно он здесь... Сразу и не вспомню. Лет десять жил. Проводником он устроился на железную дорогу. Его уже спрашивали!

На улице собирались любопытные. Я взял Рыжикова под руку, он настороженно отстранился, я увлек его в дом.

Участковый шепнул:

— Из КГБ... Так что, Рыжиков, рассказывай!

— А чего мне скрывать? Пришлось мне тут один протокол на пьяного составлять... Так этот, кто спрашивал его, Гусейнов Хасан Хасанович, свидетелем записан... Он в гости к Притыкову приезжал... Не застал его!

Я вынул из кармана рисунок дочки Шкаликова.

— Похож?

— Есть сходство...

— Откуда известно, что он Гусейнов?

— По паспорту, товарищ полковник! — ответил Рыжиков, недоумевая, что я задал такой наивный вопрос.

— Вы видели паспорт?

— Видел!

— И ничего?

— Правильный паспорт. В протоколе и номер записан и адрес!

Оставался еще один вопрос.

— Притыков уехал до приезда Гусейнова или после?

— До Гусейнова он уехал!

Я попросил Сретенцева остаться и записать все, что было связано с Гусейновым.

Гонки приобретали вполне выраженный характер. Теперь уже и я не сомневался, что на платформе в Рязани Василий видел этого самого Гусейнова. Почему он идет впереди нас?

Машина развернулась. Я приказал ехать в Рязань. Василий стоял на дороге, в руке держал какой-то сверток. По его лицу и позе я угадал, что есть и у него какая-то новость. Он почти на ходу вскочил в машину.

Машина выехала из села, Василий протянул мне пачку журналов.

— Прочитайте, Никита Алексеевич!

Я развернул журналы. Это были специальные медицинские журналы. Один двухгодичной давности, два других недавние.

Я начал листать первый журнал: портрет Раскольцева и его статья. Статья жирно обведена красным карандашом. Открыл второй журнал. Статья Раскольцева подчеркнута красным карандашом в оглавлении.

— В третьем, — подсказал Василий, — есть ссылка на эти статьи. Упоминается имя... И тоже подчеркнуто!

Шкаликов и медицинские журналы? Это было, конечно, странновато. Но его внимание к Раскольцеву легко объяснимо. Вместе бежали из плена. Могли и после войны встречаться.

Словом, Василий начал нащупывать тот самый теневой фон, о котором думал и я.

Я считал в тот момент, что главное — это торопиться! Гонки приближались к финишу. Площадка сузилась, и теперь Шкаликов был в пределах нашей досягаемости...

В Рязань надо было ехать через райцентр. Я попросил на минуту заехать в отделение милиции. Оттуда позвонил в областное управление и сообщил данные Притыкова. Его надо было искать через отдел кадров управления железной дороги.

Медлить нам уже нельзя было ни секунды. Человек в минуту опасности кидается туда, где поскорее можно укрыться. Среди проводников у него много знакомых, пригляделся он к этой работе. Вот и сунулся туда. Но почему, почему еще до прихода этого Гусейнова? Не от нас же, повторяю в который раз, прятался он на железной дороге! Судя по системе переводов, правда не им придуманной (этой системой и до него иногда пользовались), не так он уж глуп и наивен. Он должен понимать, что и мы и милиция без труда найдем проводника.

В деревне он каким-то образом замял дело с пропиской. Но оформление работников на железную дорогу отмечается в соответствующих документах.

Нет, нас он не ждал. Гусейнова? Но кто его предупредил? Откуда он узнал, что этот Гусейнов идет по его следу? Очевидно, следует нам ввести в круг действующих лиц Раскольцева.

Приехали в Рязань...

Меня уже ждал работник областного управления Авдюшин.

Он не старше Василия, тоже недавний студент. Обрадовался, что в руки пришло интересное дело. Сработал тщательно.

Действительно, неделю назад Притыков оформился проводником через отдел кадров на поезд Москва — Ташкент в мягкий вагон. Авдюшин сличил фотографию Притыкова в личном деле с фотографией Шкаликова. Совпало. Поезд, на котором работал Шкаликов, сейчас шел из Ташкента, приближаясь к Рязани. Авдюшин сделал запрос по селектору на одну из станций. Ему ответили, что проводник Притыков сопровождает шестой вагон.

И напоследок!

В отдел кадров управления железной дороги приходил какой-то восточного типа человек, просил девушек сказать, где работает Притыков. Ему сказали. Он оставил в знак признательности бутылку вина и букет цветов.

Уверял: «Другу вез, без вас не нашел бы друга!»

Не знаю почему, но у меня по спине пробежали мурашки. Переживать приходилось всякое, бывали ситуации, когда, казалось, уж и выхода не было. И все же не часто в такой степени подступало ко мне чувство тревоги.

Пришел ответ на запрос из Махачкалы, где был отмечен паспорт Гусейнова. Такого там не значилось...

Мы сверили по расписанию движение поезда. Получалось, что, выехав навстречу поезду из Рязани, мы его скорейшим образом могли встретить лишь на станции Проня...

Дежурный по управлению получил задание связаться с милицейским постом на станции Проня и поручить дежурному работнику милиции встретить проводника Притыкова, снять его с поезда и задержать в отделении милиции, не арестовывая его, а охраняя. Ни под каким видом до нашего приезда никого к нему не допускать...

10

Значительно позже мы узнали, что произошло в поезде Москва — Ташкент на перегоне между Шиловым и Проней. От Шилова до Прони поезд следовал без остановок.

Минут за двадцать до прихода поезда на станцию Шилово в окошко кассиру постучали. В такой поздний час на этой станции пассажиры были редкостью. Голос с восточным акцентом попросил четыре билета в мягкий вагон. Пассажир просил, если это возможно, дать все четыре билета в одно купе.

Мягкий вагон шел полупустым. Кассирша продала четыре билета. Отдавая билеты, помедлила, пассажир просунул в окошко голову. Она запомнила его. Просто так, из любопытства.

Когда пришел поезд, она заметила, что в мягкий вагон сел только один пассажир, тот самый, который брал четыре билета. Это ее удивило, поэтому она и запомнила все в деталях.

Пассажир вошел в вагон и коротко бросил Шкаликову:

— Стели постель, дорогой! Я спать буду!

Дежурил Шкаликов, его напарница дремала в служебном купе. Шкаликов положил на место фонарь, флажок, взял пакет с чистым бельем и вошел в четвертое купе. Пассажир вышел, чтобы не мешать ему. Шкаликов застелил постель и выпрямился. Пассажир стоял спиной к закрытой двери из купе и пристально смотрел на него.

Снисходительно, с наигранным равнодушием негромко он сказал:

— Здравствуй, Шкаликов!

Вот она, встреча, которой он ждал, к которой готовился и от которой скрывался. И топора под рукой, и ничего нет, а стоит перед ним человек, который все может...

— Садись!

Шкаликов попятился и сел.

Пассажир продвинулся в глубь купе, снял с полки портфель, выставил на стол поллитровку.

— Выпьем, Шкаликов! У нас с тобой разговор долгий!

Шкаликов спохватился — это последняя возможность проверить, к чему надо быть готовым.

— Сейчас чистые стаканы принесу!

— Выпьем из грязных! Спирт все очищает!

На столике от прежних пассажиров оставались два стакана.

Разлили по стаканам водку. Сальге бросил на стол дорожный пакет с закуской, что продаются на вокзалах. В пакете лежал кусок колбасы, два яйца, кусок хлеба.

Выпили...

— Спрятался... От кого спрятался?

Шкаликов потихоньку приходил в себя, лихорадочно соображая, как вывернуться, как отбиться.