— Ахъ, ярыги, ярыги! Ахъ, грабители! восклицалъ Николай Ивановичъ, выбрасывая деньги по счету. — Ни копѣйки за это на чай гарсонамъ, швейцарамъ и дѣвушкамъ!
Черезъ часъ они ѣхали въ омнибусѣ съ чемоданами на станцію желѣзной дороги. Глафира Семеновна сидѣла въ углу омнибуса и дулась. Ей ни за что не хотѣлось уѣзжать, не отыгравшись въ рулетку. Конуринъ, напротивъ, былъ веселъ, шутилъ, смотрѣлъ изъ окошка и говорилъ:
— Прощай, славный городъ Ницца! Чтобы тебѣ ни дна, ни покрышки!
XXX
Ивановы и Конуринъ подъѣзжали къ желѣзнодорожной станціи.
— Батюшки! Да это та-же самая станція, на которую мы и изъ Марселя и изъ Монте-Карло пріѣхали, — говорилъ Николай Ивановичъ. — Сказала ли ты въ гостинницѣ, чтобы насъ везли на ту дорогу, по которой въ Италію можно ѣхать? — спросилъ онъ жену.
— Сказала, сказала. А то какъ-же? Прямо сказала; ля гаръ пуръ Ромъ.
— А развѣ Римъ-то по-французски ромомъ называется? — удивленно задалъ вопросъ Конуринъ.
— Да, да. Римъ — Ромъ по-французски, — отвѣчала Глафира Семеновна.
— Фу, ты пропасть! Такой городъ и вдругъ похмельному зовется: ромъ! А еще папа живетъ! Стало быть бѣлый и красный ромъ-то оттуда къ намъ и привозится?
— Да почемъ-же я-то знаю, Иванъ Кондратьичъ! Насъ объ винахъ въ пансіонѣ не учили.
— Та-же самая дорога, что въ Римъ, что въ Монте-Карло, теперь ужъ я вижу… — продолжалъ Николай Ивановичъ, вынимая изъ кармана карту желѣзныхъ дорогъ и смотря въ нее.
Заглянула въ карту и Глафира Семеновна и сказала:
— Дѣйствительно, та. Вотъ Ницца, откуда мы ѣдемъ, — ткнула она пальцемъ, — вотъ за красной чертой Италія. Видишь, написано: Италія? Вотъ мы такъ поѣдемъ въ Италію, потому что другой дороги изъ Ниццы нѣтъ. А вотъ по пути и Монте-Карло. Вотъ оно напечатано: Монте-Карло.
— Мимо вертепа стало быть поѣдемъ? — спросилъ Конуринъ Глафиру Семеновну.
— Мимо, мимо.
— Вотъ съ удовольствіемъ-то плюну на станціи.
— И я съ тобой вмѣстѣ,- подхватилъ Николай Ивановичъ.
— А какъ это глупо будетъ. Словно дѣти… — сказала Глафира Семеновна. — На которомъ мѣстѣ ушиблись, на то и плюютъ. Совсѣмъ бородатыя дѣти.
Остановились у станціи. Носильщики потащили багажъ. Сопровождавшій омнибусъ человѣкъ изъ гостинницы сталъ спрашивать, куда сдавать багажъ.
— Ромъ, Ромъ, Ромъ… — твердила Глафира Семеновна.
— Въ Ромъ или въ Коньякъ, но только вонъ изъ вашего славнаго города Ниццы, — прибавилъ, смѣясь, Конуринъ.
Человѣкъ изъ гостинницы повелъ ихъ къ кассѣ, сдалъ багажъ, купилъ имъ билеты до Рима и заговорилъ, что-то объясняя.
— На итальянской границѣ нужно будетъ пересаживаться въ другіе вагоны, — перевела Глафира Семеновна. — Но затo эти билеты дѣйствительны на четырнадцать дней и мы по пути, если захотимъ, то можемъ на каждой станціи останавливаться, — весело прибавила она.
Въ головѣ ея въ это время мелькнула мысль, что во время пути она, можетъ быть, успѣетъ уговорить мужа и Конурина сойти въ Монте-Карло и остаться тамъ часа на три до слѣдующаго поѣзда, чтобы отыграться въ рулетку.
— Гдѣ тутъ останавливаться! — махнулъ рукой Николай Ивановичъ. — Прямо въ Римъ. Изъ Рима въ Неаполь, оттуда въ Венецію и домой…
— Да, да… Въ Римъ такъ и въѣдемъ. Пусть ромомъ насъ угощаютъ… — подхватилъ Конуринъ и опять прибавилъ:- Скажи на милость, вотъ ужъ не думалъ и не воображалъ, что Римъ хмельной городъ.
Человѣкъ изъ гостинницы, исполнивъ свою миссію по сдачѣ багожа и покупкѣ билетовъ, привелъ Ивановыхъ и Конурина въ залу перваго класса, поставилъ около нихъ ихъ сакъ-вояжи и пледы съ подушками и, снявъ фуражку, остановился въ ожидающей позѣ.
— Что? Пуръ буаръ теперь? на чай хочешь? спросилъ, улыбаясь, Николай Ивановичъ. — А зачѣмъ путешественниковъ въ гостинницѣ грабите? Мы — рюсъ, вы — франсе и должны въ мирѣ жить, потому что друзья, ами. Какое-же тогда “вивъ ли Руси” съ вашей стороны? На вотъ полъ-четвертака. А больше не дамъ. Не стоите вы, черти!
Онъ далъ мелкую серебряную монету. Черезъ нѣсколько минутъ подошелъ поѣздъ изъ Марселя, отправляющійся до итальянской границы и супруги Ивановы и Конуринъ засѣли въ купэ вагона. Когда поѣздъ тронулся, Конуринъ перекрестился.
— Ни изъ одного города не уѣзжаю съ такимъ удовольствіемъ, какъ изъ этого, проговорилъ онъ.
— Есть чѣмъ хвалиться! Молчали-бы лучше. Вѣдь это-же сѣрое невѣжество и ничего больше, отвѣчала Глафира Семеновна. — Люди со всѣхъ сторонъ сюда на отдыхъ собираются, благодарятъ Бога, что попали въ этотъ благословенный край, а вы радуетесь, что уѣзжаете!
— Да какъ-же не радоваться-то, ежели ни пито ни ѣдено, столько денегъ здѣсь посѣяли!.. А оставайся больше — еще-бы посѣяли.
— Рѣшительно ничего не извѣстно. Бывали случаи, что люди до послѣдняго рубля проигрывались, потомъ ставили этотъ рубль, счастье къ нимъ обертывалось и они уйму денегъ выигрывали. Сколько разъ я читала объ этомъ въ романахъ.
— Да вѣдь романы-то враки.
— Ахъ, Боже мой! Да самимъ-то вамъ развѣ не случалось наблюдать, что во время проигрыша счастье вдругъ обернется?
— Случалось-то случалось, что говорить!
— Ну, а въ Монте-Карло вы всего только одинъ вечеръ и играли. Развѣ можно судить о своемъ счастьи по одному вечеру?
— Такъ-то оно такъ… Это дѣйствительно… Это грѣхъ говорить… Ну, да ужъ уѣзжаемъ, такъ и слава Богу.
— Ничего не значитъ, что уѣзжаемъ. Поѣдемъ мимо Монте-Карло, можно и остановиться въ немъ. Наши билеты поѣздные на двѣ недѣли дѣйствительны. Уговорите только моего баши-бузука остановиться, кивнула Глафира Семеновна на мужа.
— Глаша! Не соблазняй, крикнулъ тотъ.
Поѣздъ бѣжалъ по самому берегу моря, то исчезая въ тунеляхъ, то вновь выскакивая изъ нихъ. Виды по дорогѣ попадались восхитительные, самые разнообразные: справа морская синева, смыкающаяся съ синевой неба, слѣва скалистыя горы и ютящіяся богатыя виллы на скалахъ, утопающія въ роскошной зелени.
— Фу, сколько тунелей! говорилъ Николай Ивановичъ. — Полъ-часа ѣдемъ, а уже семь тунелей проѣхали.
— А гдѣ мы, милая барынька, позавтракаемъ? спрашивалъ Кануринъ Глафиру Семеновну: — Гдѣ адмиральскій часъ справимъ? У меня ужъ въ утробѣ на контрабасѣ заиграло.
— Да въ Монте-Карло. Чего еще лучше?
— А развѣ тамъ поѣздъ такъ долго стоитъ?
— Да зачѣмъ намъ знать, сколько поѣздъ стоитъ? Вы слышали, что билеты дѣйствительны на четырнадцать дней. Выйдемъ изъ поѣзда съ нашими сакъ-вояжами, позавтракаемъ, а въ слѣдующій-поѣздъ опять сядемъ. Здѣсь поѣзда чуть-ли не каждый часъ ходятъ.
— Глаша! не соблазняй! крикнулъ Николай Ивановичъ. — Знаю я къ чему ты подъѣзжаешь!
— Да ровно ни къ чему. Надо позавтракать гдѣ нибудь, а съ этими билетами такъ свободно можно это сдѣлать. Зачѣмъ-же голодомъ себя морить? Вышелъ въ Монте-Карло…
— Отчего-же непремѣнно въ Монте-Карло? Мало-ли другихъ станцій есть!
— Другія станціи маленькія и неизвѣстно есть-ли на нихъ буфеты, а ужъ про Монте-Карло-то мы знаемъ, что тамъ и великолѣпные рестораны и роскошные кафе… Выпьете тамъ коньяку, позаправитесь хорошенько.
— Нѣтъ, нѣтъ. Лучше на какой-нибудь другой станціи остановимся. Что намъ роскошный ресторанъ! Колбаса да булка найдется — съ насъ и довольно. Только отъ чего мы съ собой въ запасъ не взяли колбасы? Ни колбасы, ни вина… Всегда съ собой возили, а тутъ вдругъ ѣдемъ безъ всего.
— Да вѣдь ты-же отъѣздъ въ одно утро скрутилъ. “Ѣдемъ, ѣдемъ”… Вотъ и ѣдемъ, какъ на пожаръ. Монте-Карло-то городъ, въ Монте-Карло-то ежели остановиться, то мы и закусками и виномъ могли-бы запастись. Остановимся въ Монте-Карло.
Николай Ивановичъ вспылилъ.
— Да что ты съ ума сошла, что-ли! Отъ этого игорнаго вертепа мы только уѣзжаемъ скорѣй, куда глаза глядятъ, а ты въ немъ-же хочешь остановиться! воскликнулъ онъ.
— Игорный вертепъ… Мы не для игорнаго вертепа остановимся, а для ресторана.
— Знаемъ, знаемъ. А отъ ресторана десять шаговъ до вертепа, сказалъ Конуринъ.
