— Да неужели? Ахъ, какъ это интересно! Николай Ивановичъ, смотри, я съ перваго раза выиграла.
— Цыплятъ, матушка, осенью считаютъ, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.
Крупье бросилъ къ франку Глафиры Семеновны еще франкъ.
— Я хочу поставить два франка, — сказала она Капитону Васильевичу. — Что-жъ, вѣдь ужъ второй франкъ выигранный. Можно?
— Да конечно-же можно.
— Только я теперь на четъ, потому что имянинница я бываю 26-го апрѣля.
Она передвинула два франка на “paire” — и опять выиграла. Крупье бросилъ ей два франка.
— Николай Иванычъ, я ужъ три франка въ выигрышѣ. Можно теперь на городъ поставить? — обратилась она къ Капитону Васильевичу.
— Ставьте. Теперь можно; но только не больше франка ставьте.
— А на какой городъ?
— А на какой хотите. Поставьте на Петербургъ. Петербургъ давно не выходилъ.
— Отлично. Я въ Петербургѣ родилась. Это моя родина.
— Ну, а другой франкъ поставьте на четъ.
Сказано — сдѣлано. Поѣздъ забѣгалъ по рельсамъ и остановился. Глафира Семеновна проиграла на Петербургъ и выиграла на четъ.
— Въ ничью сыграли. Продолжайте ставить на Петербургъ по франку, совѣтовалъ Капитонъ Васильевичъ:- а на четъ поставьте два франка.
Опять выигрышъ на четъ и проигрышъ на Петербургъ.
— Николай Иванычъ! Я четыре франка выиграла.
— Ставьте, ставьте на Петербургъ, не бойтесь. Поставьте даже два франка, слышался совѣтъ и на этотъ разъ не былъ напраснымъ.
— Pétersbourg! — возгласилъ крупье, управляющій механизмомъ стола.
Другой крупье набросалъ Глафирѣ Семеновнѣ изрядную грудку франковиковъ.
— Николай Иванычъ! Смотри, сколько я выиграла!
— Тьфу ты пропасть! Вѣдь есть-же счастье людямъ! — воскликнулъ Иванъ Кондратьевичъ.
— Ставьте, ставьте скорѣй. Ставьте на Берлинъ, — подталкивалъ Глафиру Семеновну Капитонъ Васильевичъ.
— Ну, на Римъ. Римъ тоже давно не выходилъ.
Поѣздъ забѣгалъ.
— Стой! стой! — закричалъ Конуринъ во все горло, такъ что обратилъ на себя всеобщее вниманіе. — Мусье! Есть тутъ у васъ Пошехонье? На Пошехонскій уѣздъ ставлю!
Онъ протянулъ два франка.
— Rien ne va plus! — послышался отвѣтъ и крупье отстранилъ его руку лопаточкой на длинной палкѣ.
— Землякъ! Чего онъ тыкаетъ палкой? Я хочу на Пошехонскій уѣздъ, — обратился Конуринъ къ Капитону Васильевичу. — Гдѣ Пошехонье?
— Да нѣтъ тутъ такого города и наконецъ уже игра началась.
— Отчего нѣтъ? Обязаны имѣть. Углича нѣтъ-ли?
— Понимаешь ты, здѣсь только европейскіе города, города Европы, пояснилъ ему Николай Ивановичъ.
— Ну, на Европу. Гдѣ тутъ Европа, мусью?
— Да вѣдь ты не хотѣлъ играть, даже къ столу упрямился подходить.
— Чудакъ человѣкъ! За живое взяло. Я говорилъ, что сердце не камень. И наконецъ, выигрываютъ-же люди. Гдѣ тутъ Европа?
— Николай Иванычъ! Я еще четыре франка на нечетъ выиграла! раздавался голосъ Глафиры Семеновны.
— На Европу! кричалъ Конуринъ. — Вотъ три франка!
— Да нѣтъ тутъ Европы. Есть Петербургъ, Москва, Лондонъ, Римъ.
— Римъ? Это гдѣ папа-то римскій живетъ?
— Ну, да. Вотъ Римъ.
— Вали на папу римскую! Папа! Выручай, голубушка! На твое счастье пошло! бормоталъ Конуринъ, когда поѣздъ забѣгалъ по рельсамъ.
— Москва! Я выиграла на Москву! радостно вскрикнула Глафира Семеновна.
Крупье опять цридвинулъ къ ней грудку серебра. Конуринъ чертыхался.
— И папа римская не помогъ! Вотъ игра-то, чортъ ее задави, чтобъ ей ни дна, ни покрышки!
— Нельзя-же, Иванъ Кондратьичъ, съ перваго раза взять. Надо имѣть терпѣніе, сказала ему Глафира Семеновна.
— Вы-же съ перваго раза выиграли. И съ перваго, и съ третьяго, и съ седьмаго…
— Тьфу, тьфу, тьфу! Пожалуйста, не сглазьте. Чего это вы?… Типунъ-бы вамъ на языкъ.
— Землякъ! Нѣтъ-ли здѣсь какого-нибудь мухоѣданскаго города? Я на счастье мухоѣданскаго мурзы-бы поставилъ, коли на папу римскаго не выдрало. Или нѣтъ. Глафира Семеновна на что поставила… На что она, на то и я.
И Конуринъ бросилъ въ тотъ-же четыреугольникъ, гдѣ стояла ея ставка, пятифранковую монету.
— Не смѣйте этого дѣлать! Вы мнѣ мое счастіе испортите! Николай Иванычъ! Сними! Послушайте, вѣдь это-же безобразіе! Вы никакого уваженія къ дамѣ не имѣете! Ну, хорошо! Тогда я переставлю на другой городъ.
Она протянула руку къ своей ставкѣ, но поѣздъ уже остановился.
— Londres! возгласилъ крупье и сталъ пригребать къ себѣ лопаточкой и ставку Глафиры Семеновны и ставку Конурина.
— Вѣдь это-же свинство! Я прямо черезъ него проиграла. Позвольте, развѣ здѣсь дозволяется на чужое счастье ставить? раздраженно бормотала Глафира Семеновна.
Конуринъ чесалъ затылокъ.
— Поставлю въ какой-нибудь турецкій городъ на счастье мухоѣданскаго мурзы, и ежели не выдеретъ — лицомъ не стану даже оборачиваться къ этимъ проклятымъ столамъ, говорилъ онъ. — Какъ турецкій-то городъ называется?
— Константинополь, подсказалъ Николай Ивановичъ.
— Ставлю на Константинополь пятерку. — Мусье! Гдѣ Константинополь?
— Постой. Поставлю и я серебрянный пятакъ. Константинополь!
Николай Ивановичъ кинулъ на столъ пяти франковую монету. Капитонъ Васильевичъ пошарилъ у себя въ жилетномъ карманѣ, ничего не нашелъ и сказалъ Глафирѣ Семеновнѣ:
— Позвольте мнѣ, сударыня, пять франковъ въ займы. Хочу и я на нечетъ поставить. При первомъ свиданіи отдамъ. Или нѣтъ… Дайте лучше для ровнаго счета десять франковъ, просилъ у Глафиры Семеновны Капитонъ Васильевичъ.
Она дала. Играли всѣ, но выиграла только она одна три франка на четъ и, сказавъ “довольно”, отошла отъ стола.
— Сколько выиграла? спросилъ ее мужъ.
— Можешь ты думать: восемьдесятъ семь франковъ! Нѣтъ, мнѣ непремѣнно надо играть! Завтра-же поѣдемъ въ Монте-Карло. Я въ рулетку хочу пуститься. Иванъ Кондратьичъ, вы сколько проиграли?
Вмѣсто отвѣта тотъ сердито махнулъ рукой.
— Пропади она пропадомъ эта проклятая игра! выбранился онъ.
XII
Супруги Ивановы и Конуринъ можетъ быть еще и дольше играли-бы въ азартныя игры у столовъ, тѣмъ болѣе, что кромѣ испытанныхъ уже ими лошадокъ и желѣзной дороги, имѣлась еще игра въ покатый билліардъ, но Капитонъ Васильевичъ, взглянувъ на часы, заторопился на поѣздъ, чтобы ѣхать домой. Онъ сталъ прощаться.
— Надѣюсь, что еще увидимся… любезно сказала ему Глафира Семеновна. — Мы въ Ниццѣ пробудемъ нѣсколько дней.
— Непремѣнно, непремѣнно. Я пріѣду къ вамъ въ гостинницу. Вѣдь я долженъ вамъ отдать свой долгъ. Я даже познакомлю васъ съ однимъ графомъ. О, это веселый, разбитной человѣкъ!
— Пожалуйста, пожалуйста… Знаете, заграницей вообще такъ пріятно съ русскими… Послушайте, Капитонъ Васильевичъ, да вы сами не графъ? спросила его Глафира Семеновна.
— То есть какъ сказать… улыбнулся онъ. — Меня многіе принимаютъ за графа… Но нѣтъ, я не графъ, хотя у меня очень много знакомыхъ князей и графовъ. И такъ, мое почтеніе… Завтра я не могу быть у васъ, потому что я долженъ быть у посланника.
— Да мы завтра и дома не будемъ… Завтра мы ѣдемъ въ Монте-Карло. Вѣдь вы говорите, что это такъ не далеко, все равно, что изъ Петербурга въ Павловскъ съѣздить, а я положительно должна и тамъ попробовать играть. Вы видите, какъ мнѣ везетъ. Вѣдь я все-таки порядочно выиграла. Что-жъ, въ Монте-Карло я могу еще больше выиграть. Вы говорите, что въ Монте-Карло игра гораздо выгоднѣе и ужъ ежели повезетъ счастье, то можно много выиграть?
— Но зато можно и проиграть много.
— А вотъ тѣ деньги, что сегодня выиграла, я и проиграю. Теперь я съ запасомъ, теперь я въ сущности ничѣмъ не рискую. Такъ до свиданья. Завтра мы въ Монте-Карло.
— Какъ мы, матушка, можемъ быть завтра въ Монте-Карло, если мы взяли на завтра билеты, чтобъ эту самую драку на бульварѣ смотрѣть, гдѣ цвѣтами швыряться будутъ, вставилъ свое слово Николай Ивановичъ.
— Ахъ, да… И въ самомъ дѣлѣ. Ну, въ Монте-Карло послѣ завтра, отвѣчала Глафира Семеновна.
