- Ну, ты, брат, даешь!

Когда дело завершилось благополучно, то есть, без смертельных исходов, Олег, здраво поразмыслив, порвал с обеими истероидными дамами. Но срамота, хоть на улицу не выходи! О том, что все бабы – дуры, Зеленский догадывался и раньше, но не до такой же степени! А говорят, жизнь литератора легка, как крыло бабочки, и беспечна, как крыловская стрекоза в летнее время. Это глубокое заблуждение. То нужное, единственно правильное, слово никак не приходит в голову, то на эту же голову сыплются события, препятствующие построению строго выверенной сюжетной линии. Благословенная тишина надобна пишущему человеку, а не бурлящие, чисто шекспировские страсти вокруг…

Между тем, написание книги под условным названием «Периферия» продолжалось; это рабочее название так и осталось. Надя вышла замуж очень рано, а ее суженый, начитанный, бывалый человек, значительно старше жены, даже отсидевший срок за какие-то разнотолкования Уголовного кодекса с представителями власти, оказался наркоманом. Муж был для Надежды абсолютным авторитетом, поэтому его пристрастие она восприняла естественно, безропотно, как что-то ему присущее от рождения. Друзья мужа Нарана тоже были довольно интересными людьми в человеческом плане, и тоже страдающими тем же недугом, что и их корешок.

Был даже длительный период времени, когда Надя не могла общаться с людьми, не употреблявшими наркотики: они казались ей какими-то слишком правильными, пресными, скучными, не занимательными. В обществе друзей мужа, когда они не находились в «отрубе», было весело: они рассказывали любопытные истории из собственной, «богатой и разнообразной» (для юной женщины) жизни, делились впечатлениями о прочитанных книгах, давали оригинальные оценки милиции, медикам, журналистам.

«Шировые» с чувством превосходства относились к «синим» - алкоголикам, считая их людьми сорта совершенно низкого. Хотя, в чем заключалась привилегированность наркоманов, они и сами четко объяснить не могли. Эти люди просто различными способами убивали себя. Причем эффективность и скорость самоуничтожения наркоманов намного превосходила аналогичные параметры их «оппонентов». Так, чего уж тут понты колотить!

Лишь со временем к Наде пришло понимание, что их зависимость от наркоты – есть болезнь, но она тогда еще не осознавала, насколько страшна и почти безнадежна эта болезнь. С этого момента ее целью стало стремление помочь этим людям, прежде всего, мужу, соответственно, но эта помощь ограничивалась внушенным ими стереотипом; достать дозу и подыскать удобные, безопасные места для приема. Она, как сейчас, помнила затравленные глаза Нарана и его голос-шепот:

- Надюша, достань дозу! Ломает, невмоготу!

И в страшную, беспроглядную, дождливую ночь, запахнувшись в промокший в одну минуту плащик, она стремглав помчалась по известному адресу, чтобы купить мужу наркотик. Засунув шприц с зельем-отравой между телом и бюстгальтером, дабы уберечь его от хлестких, всепроникающих и холодных струй ливня, Надя почти на ощупь добралась по грязи и в темноте домой, но просьбу мужа выполнила безукоризненно.

Деньги она доставала путем различных ухищрений, она так и называла себя – «мелкая аферистка». Однажды она даже сняла для приятелей мужа отдельную квартиру, где они могли бы, не таясь, предаваться своему занятию без помех. Но, через месяц с небольшим квартиросдатчик требовательно и безапелляционно заявил о расторжении договора. Он случайно зашел в сданную квартиру, и картина, которую он там увидел, повергла его в состояние полного транса.

О «спайке» милиции и некоторых медицинских работников Надежда знала не понаслышке. Наран, как это ни странно, не приобщил свою юную жену к наркотикам; видимо, врожденное внутреннее благородство не позволило ему сделать то, что весьма распространено в семьях завзятых наркоманов. Однажды ночью к ним ворвались сотрудники милиции, без особых церемоний скрутили руки и повезли в наркологический диспансер для сдачи анализов. У Нарана, который находился в состоянии крутого кайфа, анализы показали то, что и должны были показать. Но каково же было изумление Надежды, «чистой» в отношении наркоты, когда выяснилось, что в ее слюне и моче также обнаружены следы опиатов – наркотиков группы опия. Ее, естественно, поставили на учет, как безнадежную наркоманку, что не прибавило Надиной симпатии к милиции и наркологам. Она стала называть это положение вещей «ментовско-медицинским беспределом» и начала не без оснований опасаться любой подлянки по отношении к себе.

Ей приходилось видеть своими глазами, как на оптовой продуктовой базе милиция отбирала у наркоманов купленный вполне легально пищевой мак, а потом им же перепродавала его, но по значительно большей цене.

Будучи неглупым человеком, Надежда довольно быстро пришла к выводу, что это не чисто элистинские выверты, а всеобщее явление, смахивающее на государственную политику. Из аптек исчезли сильные обезболивающие препараты, например, трамал, применяемый в онкологии, очень хорошо снимающий «ломки» у наркозависимых людей. Его занесли в особый список и выписывали по рецепту те же наркологи, которые тут же ставили засветившегося субъекта на учет, да и рецепты выписывали с таким скрипом, будто пациент мог получить по их «квитухе» героин или кокаин.

Затем наступила полоса смертей. Сначала от «передоза» скончался один приятель Нарана, через некоторое время – другой. В одночасье умер от печеночной недостаточности и сам Наран. Его смерть так ударила по Надежде, что эпитеты «сильно переживала», «была в отчаянии» являлись лишь бледной тенью того состояния, в котором она пребывала. В один миг она потеряла любимого мужа, старшего товарища, как ей казалось – опору в жизни. Сама того, не осознавая, она решила помогать этим несчастным, никому не нужным людям, то есть встала на путь бескорыстного служения.

Но что могла сделать она, одинокая, маленькая, ничтожная, с ограниченными возможностями? Все равно она будет заниматься этим! Олегу Зеленскому такой подход был близок духовно. Одна против всех! Это поступок, достойный уважения.

Как-то Надежде попался в руки рекламный проспект реабилитационного центра для наркоманов, расположенного в одном подмосковном городе. Почему бы ни съездить туда, поглядеть поближе, а затем с составленным бизнес-планом выйти на правительственный уровень? Надо только хорошенько все обосновать.

На страницах проспекта были в цвете изображены: новый трехэтажный корпус современной архитектуры; чистенькие уютные палаты на две персоны; просторная столовая; мастерские, где обитатели центра приобщались к забытому труду и даже «приобретали рабочие профессии» (цитата из буклета); современный компьютерный класс; кабинеты психологической разгрузки, где белоснежные вдумчивые психологи и психиатры бережно разрушали наркотические стереотипы у пациентов; спортивный зал; теннисный корт, по которому сигали румянощекие мужчины, наслаждаясь спортивной забавой. Одним словом, полный ассортимент того, что «поможет наркозависимому больному безболезненно адаптироваться к социуму». В переводе на нормальный русский язык это означало возвращение к полноценной жизни, труду и семье среди нормальных людей. В конце буклета имелся прейскурант цен. Три месяца – такая-то сумма, полгода – сумма в два раза больше, двенадцать месяцев (максимум) – баснословная деньги!

Скорая на действия Надежда, одолжила деньги и, без промедления, отправилась в этот подмосковный город, где находился спасительный реабилитационный центр. Долго блуждала она по незнакомым улицам, безуспешно расспрашивая прохожих, пока не уткнулась в покосившийся дощатый забор, на котором криво висела табличка, оповещавшая, что искомый центр располагается именно здесь. Забор окружал замусоренную территорию с лавочками и несколькими хилыми деревьями. На лавочках со скучающим видом группами сидели молодые парни и девушки, одетые кто во что: джинсы, свитера, спортивные костюмы. Они курили, лениво вели какие-то праздные разговоры; весь их облик излучал томление и отчаянную скуку. Двор реабилитационного центра больше напоминал запущенный пустырь, чем территорию медицинского коммерческого учреждения. Какой там теннисный корт и аллеи в обрамлении кустов роз!? Даже дорожек, посыпанных гравием или песком, не было и в помине! Разруха и запустение царили вокруг. В задней части двора действительно стоял корпус, но третий этаж этого здания только возводился, по строительным лесам неспешно и дремотно перемещались редкие фигурки рабочих в спецовках, заляпанных раствором и штукатуркой.