Ниедре отказался везти рукопись.
— Такую кучу бумаг пограничники без труда обнаружат как в моем, так и в твоем портфеле. Действовать надо с умом.
И Ниедре объяснил, что значит «действовать с умом». По совету заморского гостя и при его финансовой поддержке Скудра оборудовал фотолабораторию, в которой переснял свой опус, а пленки засунул в кассеты. Так удобнее и надежнее — в случае провала можно в одно мгновение засветить пленку.
Скудра прислушивался к хорошим советам. В следующий раз все переданные им сведения о военных объектах были тщательно пересняты на пленку и упрятаны в фотокассеты.
Вскоре полковник Акменькалис снова докладывал генералу о приезде Ниедре.
— Глаз с него не спускаете? — спросил генерал.
— Можете не беспокоиться.
В этот день Ниедре и Скудра вместе с семьями посетили этнографический музей... Потом состоялась передача фотокассеты из рук в руки. Затем побывали на улице Юглас, в Кенгарагсе, на улице Иерочу и улице Пилс. Там были спрятаны пленки. Наконец все пошли в гостиницу.
Обо всем этом немедленно стало известно генералу.
Сына Скудры призвали в армию и послали служить на Дальний Восток. Эту новость Скудра-старший немедленно довел до сведения своего шефа в Швеции — кто знает, авось пригодится.
Пригодилось. Прибыв в Советскую страну с очередным визитом, агент фонда порекомендовал своему прислужнику отправиться в далекое путешествие, чтобы повидать сына, привезти ему из Латвии гостинец...
На протяжении всей поездки Скудра без устали щелкал затвором фотоаппарата.
Но на проявленной пленке оказались отнюдь не пейзажи...
Во время встречи отец и сын все никак не могли наговориться. Но что-то в их беседе крайне редко звучали названия родных мест и имена знакомых людей. Приезжий в основном интересовался частью, в которой служит сын, чем вооружены солдаты, каков их моральный облик, нет ли поблизости ракетных баз. Скудра-младший рассказал отцу все, что знал, присовокупив кое-какие слухи. Агента мало заботило, верны ли полученные им сведения, он придерживался принципа: чем сногсшибательнее, тем лучше.
Собранные во время поездки сведения были, разумеется, изложены на бумаге, тщательно пересняты на пленку и во время очередной встречи отправились в... сейфы Латышского национального фонда.
Тут самое время спросить, какое дело Латышскому национальному фонду до Дальнего Востока! Ведь главари фонда, бия себя в грудь, клятвенно заверяют: нас интересует только Латвия. Не будем наивны. За «священной» вывеской скрывается один из многих филиалов американской разведки, которого латышский народ и его культура заботят не больше, чем давно вырванный зуб. Другое дело — шпионские сведения, идеологические диверсии. Не из своего кармана платил господин Ниедре за те шестнадцать фотоаппаратов и семь фотообъективов, которые он привез «в подарок» другу. На их продаже агент заработал около восьми тысяч рублей...
В конце семидесятых годов генерал Авдюкевич и полковник Акменькалис пришли к выводу, что преступные деяния Скудры и Ниедре неопровержимо доказаны.
— Ваше мнение? — спросил генерал.
— Пора поставить точку.
Генерал на мгновение задумался.
— Оба они сейчас в Таллине, не так ли?
— Да, в Таллине. Остановились в гостинице «Виру».
— Хорошо. Представьте в прокуратуру необходимые документы на получение ордера на арест.
...Скудра и Ниедре вышли из гостиницы и подошли к трамвайной остановке.
— Ваши документы! — неожиданно услышали они суровый голос...
Дальнейшее понятно: суд, приговор. Иностранный шпион и предатель Родины получили по заслугам.
Ах, какой шум подняли реакционно настроенные латышские эмигранты в Старом и Новом Свете!
Заглянем, однако, в стенограмму судебного процесса — это более десяти томов. В процессе участвовали представители трудящихся, его снимало телевидение, обвиняемые имели возможность говорить все, что они думают, согласиться с обвинением или отвергнуть его.
В зале суда Скудра рассказывал:
«...В июне я поехал в Таллин один. Ниедре тоже был один. Беседовали в гостинице и в сквере. Я был недоволен тем, что Ниедре привез мне маленький аппарат, который я продал за триста рублей. Я думал, что он привезет профессиональную камеру. В тот раз я отвез Ниедре свои манускрипты, но Ниедре их не взял. Сказал, что в таком виде их нельзя провезти, но чтобы я переснял тексты на пленку. Научил меня, как это сделать».
«...Ниедре привез мне японский фотоаппарат, который я продал. В этот раз Ниедре вложил в фотокассету инструкцию, что и как снимать. Я передал ему отснятые пленки».
«...17 августа 1975 года, отправляясь на встречу с Ниедре, я взял с собой жену. Ниедре привез мне профессиональную камеру, но дешевую. Беседа с Ниедре состоялась в сквере у морского порта и в кафе. Он сказал, в какой из аппаратов для меня вложена полосочка бумаги. Там было написано, чтобы я узнал побольше о военных объектах в Прибалтике».
«...В июне 1976 года в Таллине я снова встретился с Ниедре. Поехали дочь сестры Ниедре и я. Ниедре привез профессиональную камеру, но это была дешевая камера, я получил за нее пятьсот рублей. В аппарате находилась инструкция».
«Я поехал к сыну на Дальний Восток, где он служил, записал все увиденное и услышанное о военных объектах. Эти материалы передал Ниедре в июне 1977 года».
«Ниедре дал мне адрес конспиративной явки по улице Пилс, где для меня были приготовлены пленки. В конспиративной квартире на улице Маскавас, я должен был оставить заснятые пленки».
«В кассете, полученной от Ниедре, была записка — инструкция о фотографировании военных объектов. Такие инструкции я получал трижды: в первый раз об объектах Латвии, во второй раз об объектах в Прибалтийских республиках, в третий — о Дальнем Востоке».
«...О комсомоле я совсем так плохо не думаю, но писал так, чтобы угодить Ниедре и получить побольше гонорар. Если бы Ниедре не было, я бы не стал искать других путем отправки этих материалов за рубеж».
«...У меня были извращенные представления о Чека, но, когда я сам туда попал, у меня с глаз словно пелена упала.
Следователь обращался со мной гуманно... Теперь я полностью изменил свои убеждения, за исключением вопроса о религии, ибо я глубоко религиозен и в этом отношении от своих взглядов не отказываюсь».
«...Признаю себя, виновным и сожалею о своей преступной деятельности».
Яснее, чем это сделал сам Скудра, не скажешь.
Но дадим слово и заграничному «патриоту» — Ниедре. Вот его показания в суде:
«В Риге мы встретились в очередной раз в августе 1976 года. Я привез Скудре два фотоаппарата, которые национальный фонд посылал в качестве гонорара за манускрипт».
«...Привез Скудре пленки и пустые кассеты. Я заявил фонду, что впредь мне больше не хочется ездить по такому заданию. Мне ответили, пусть Скудра подыщет какую-нибудь квартиру для припрятывания его пленок, ведь туристы наезжают в Ригу и уж кто-нибудь их привезет».
...Договорились, что прибывший в Ригу турист явится на упомянутую квартиру и скажет: «Привет из Швеции».
«Гинтерс учил меня, что инструкции надо писать на листочках бумаги и вкладывать в фотокассеты. В таком виде я передавал Скудре инструкции до 1976 года. Потом Гинтерс сказал, чтобы я инструкции переснимал и Скудре отдавал пленку».
«Фотопленки, которые передавал мне Скудра, я сам обрабатывал. Потом отвозил в национальный фонд, где мне платили. В переснятых манускриптах были и сведения военного характера. Были также экономические сведения, критические заметки».
«Дорогу в Латвию мне оплачивал национальный фонд. Скудре в этот раз предназначались три тысячи крон».
«Национальный фонд определял время моей поездки. Соблюдению конспирации учил Гинтерс».
«...Признаю себя виновным полностью».
Тоже яснее не скажешь.
Провалилась очередная акция западных разведок против нашей страны. Не первая, возможно, и не последняя. Провалилась благодаря бдительности наших чекистов.