На нечто, напоминающее согнутую под прямым углом сосиску. Если, конечно, на Белом Свете водились бы сосиски, снабженные тремя десятками коротеньких ножек, двумя парами маленьких ручек, и одной парой огромных, проникающих в самую душу меланхоличным мечтательным взором синих глаз, опушенных такими же ультрамариновыми ресницами.

Ах, да.

И размером с большое бревно.

Существо просительно приложило ручки к груди и устремило туманный васильковый взор на нервно дернувшиеся руки Изабеллы.

Топор Лесли и дубина шевалье взметнулись и опустились на лысую голову рукоеда одновременно.

И с одинаковым успехом.

На ровной гладкой коже застенчивой твари не осталось и следа. Ничуть не смущенные, рыцари успели нанести еще по два удара, прежде чем крохотные ручки монстра выметнулись и мертвой хваткой уцепились в раздражавшее его оружие.

В следующую секунду на том месте, где только что была ровная блестящая кожа груди, разверзлось огромное алое отверстие, усеянное голубыми клыками. И не успели защитники руки и, как следствие, прочих органов ее высочества опомниться, как половина топора и дубины со смачным хрустом исчезли в ненасытной утробе, оставив в судорожно сжатых кулаках людей самую неинтересную половину топорища и безвредный огрызок трофея.

И тут, в довершение эффекта, кусты справа от опешившего отряда зашуршали, и над черной зубчатой листвой показались три розовые и гладкие, как коленка младенца, макушки.

Кто из отряда первым бросил самый популярный боевой клич дня - «дуем отсюда быстро» - так и осталось невыясненным, хотя четыре пятых экспедиционного корпуса потом клялись и божились, что голос был, во-первых, женский, а во-вторых, не Греты.

Но, так или иначе, уже через несколько секунд даже самый легкоатлетически одаренный рукоед не мог и надеяться догнать скрывшуюся во тьме добычу.

Лес кончился неожиданно.

Еще полминуты назад под ногами путников разверзались наполненные чем-то зеленым и склизким ямы, по лицам остервенело хлестали, метя попасть по глазам, упругие ветки, цепкие не то лианы, не то змеи норовили ухватить за руки, туловища и шею, а плотная как матрас темнота, ворча и поскуливая, следила за незваными гостями зелеными и желтыми глазами всех размеров и разрезов… И вдруг в один момент Веселый лес вместе с его жизнерадостными сюрпризами, загадками и тайнами остался позади, будто топором отрубило, а спасатели королевских тетушек, хрипя и задыхаясь от переизбытка новых впечатлений и физических упражнений, обнаружили себя вновь под открытым небом.

То, что за их спинами остался еще и непроницаемый и надежный, как бабушкин зонт, полог из листьев, люди поняли всего секундой позже, когда на разгоряченные гонкой головы обрушились декалитры и децибелы грозы.

- Как это мы вовремя!.. - едва перекрывая ровный мощный шум вколачивающихся в землю струй, с отвращением возгласил школяр и тоскливо втянул моментально промокшую голову в не менее сырые плечи. – Может, вернемся?..

- В какой стороне замок? – не обращая внимания на самого отважного и стойкого члена их отряда, выкрикнул де Шене. – Кто-нибудь видит?

- В такую погоду мы увидим его только когда уткнемся носами в стену! – разочарованно воскликнула принцесса.

«Если нос задирать не слишком, стену можно заметить даже сейчас», - откуда ни возьмись, всплыла в мозгу Лесли непрошенная мысль, и он, испуганный неожиданным ее появлением, торопливо прихлопнул рот рукой: вдруг вылетит – не объяснишь, что на самом деле имел в виду!..

Но самое смешное в том, еще более неожиданно почувствовал дровосек, что на самом деле имел он в виду именно это. И объяснять что-либо кому-либо по сему поводу, и меньше всего – ее вздорному высочеству, он не хотел. Не потому что не мог бы исхитриться, или извернуться, или замять для ясности – а исключительно из медленно просыпающегося под бесчисленными пинками, тычками и уколами непреклонного крестьянского упрямства.

Не хочу и не буду.

Что сказал, то сказал.

Имею право.

Пусть обращается со мной как с человеком – и я про нее хорошо думать стану!

- Ну и дождина… - промычала рядом Грета, безуспешно загораживаясь согнутой рукой от заливающих лицо струй. – В такую погоду хорошая собака хозяина из дому не выведет…

- Волшебник! Эй, волшебник! – лесоруб требовательно потряс за плечо уныло обхватившего себя за плечи Агафона. – Как нам найти замок, отвечай!

- Думаешь, я – рыба, и вижу в темноте и под водой? - огрызнулся студент. - Еще минута – и я тут сам себя не най…

Небо над их головами взорвалось с ушераздирающим треском, пучок белых молний резанул по привыкшим ко тьме глазам, и его премудрие тихо пискнул и прикусил язык.

Метрах в двадцати от них, театрально подсвеченная болезненно-белой вспышкой изломанных разрядов небесного электричества, возвышалась цитадель Гавара.

А под самыми их ногами плескалась и пенилась, пронзаемая тысячами стрел обезумевшего дождя, мутная, как колдовское варево, вода рва.

- Где-то должен быть мост! – уверенно заявил Люсьен.

- Кому? – кисло уточнил Агафон.

- Что – кому? – не понял рыцарь.

- Кому должен? Насколько нам известно, Гавар вообще может не выходить из замка. Или, если приспичит, он может вылетать из него. Сквозь трубу. Или окошко. Что необходимости мосту не добавляет, - брюзгливо проговорил студент.

- Ну, давай тогда будем тут стоять, пока он нас не заметит и прилетит! – сердито выкрикнула принцесса.

И, словно чтобы подчеркнуть ее слова, почти над их головами, высвечивая нечто громоздкое и крылатое, сверкнула молния. Вдогонку ей грохнул-покатился гром, выжимая из успокоившейся было тучи новую порцию ледяной воды, которой среднестатистическому водопаду хватило бы на день ударной работы.

- Я совсем не это имел в виду… - с безнадежным влажным вздохом сдался маг, опасливо косясь в потемневшее снова небо. – В конце концов, лучше быть превращенным в лягушу, чем утонуть на ровном… пока… месте…

- Идем налево, - махнул рукой де Шене.

- Это почему налево?! – из успевшего глубоко въесться чувства противоречия возразил Лесли, воинственно взмахнув новым топором, сотворенным заботливым крестным на бегу[63]. – Направо!

Не дожидаясь, пока ее высочество внесет еще больше разнообразия в назревающую войну направлений, сказав «прямо и через стену», чародей дернул за рукав шевалье:

- Пошли, Люся… Если ему так охота, пусть идет хоть по дну… А мои магические чувства подсказывают мне, что мост должен быть налево.

И снова магические чувства не обманули его премудрие: мост оказался именно там, где он и предполагал, слева от них[64].

После сорока минут пути, когда все, включая хмуро притихшего школяра, начали подумывать, что в стене оплота Гавара ворота не были даже спроектированы, при очередной вспышке грозы на темном фоне куртины вырисовался чернильно-черный провал. А к нему, через кипящую от дождевых струй воду пополам с грязью, как манна небесная, как розовая греза хрустального майского дня, как сбывшаяся мечта идиота, простирался мост.

Поперек которого лежало массивной грудой, тяжко вздыхая, нечто бугристо-бесформенное.

Девушки как по команде замедлили шаг и как бы невзначай переместились за спины юношей.

- Ч-что это? – боязливо прозаикалась Грета в ухо мага.

- К-кто-нибудь успел разглядеть, как оно выглядит? – обвел тот вопросительным взглядом лица товарищей, едва различимые в свете восхода, безуспешно пробивающегося сквозь грязное одеяло грозы.

- Большое?.. – неуверенно предположила Изабелла.

- С жеребенка?.. – наморщил лоб Люсьен.

- Теленка? – возразила Грета.

- Годовалого? – уточнил Лесли.

- С быка племенного! – возразила принцесса.

- А… конечности у него были? Какие-нибудь? – продолжил опрос школяр, словно заполняя анкету.

- Были?

- Не было?

- Не знаю?

Агафон разочарованно вздохнул и полез в карман за палочкой.

- Стойте здесь, не сходите с места. Я сейчас посвечу.