Сделали пролом в стене, притащили крыло к конструктору или конструктора доставили к крылу — не суть! Суть в характере — человек знал себе цену и умел поставить себя в любых условиях!

Позже, на подмосковном аэродроме летчик, испытывавший СБ, поставленный на экспериментальное трехколесное шасси, заметил на краю рулежной полосы Туполева. Тот внимательно приглядывался к измененной компоновке машины. Летчик выключил двигатели и на какой-то момент засомневался — а можно ли ему подойти к заключенному конструктору. Впрочем, долго гадать не пришлось: Туполев подозвал его и принялся задавать вполне деловые вопросы, касающиеся нового шасси, и неожиданно оборотясь к своему «ангелу-хранителю» властно крикнул: «А ну-ка, Коля, одна нога здесь, другая там, слетай к машине и принеси портфель…»

Капитан с неавиационными петлицами на гимнастерке оказался шустрым малым, обернулся мигом.

Туполев — разный и непредсказуемый. Его многолетний сотрудник и друг Леонид Кербель вот такими словами охарактеризовал человека: государственный деятель, обаятельный собеседник, ученый, ревностный ученик, энциклопедист, организатор-общественник, штатский человек, тактик и стратег, кинооператор-любитель, библиофил, турист и рыболов… Этого достаточно протяженного ряда Кербелю показалось мало. «Если добавить… увлеченность и трезвость мысли, прогрессивность и… разумный консерватизм, демократизм и властность, бунтарство и самодисциплина… жизнелюбие и аскетизм, масштабность мышления и скрупулезная придирчивость при анализе частных вопросов…» Остановлюсь, пожалуй, перечисленного уже с избытком хватит, чтобы кое-что понять во всплесках судьбы сына рядового российского нотариуса, признанного во всем мире.

С борта Ту-114, выполнявшего очередной рейс Хабаровск — Москва, пришла тревожная радиограмма: на взлете оборвалась тяга передней стойки шасси, нога не убралась. Командир корабля решил идти в Москву. За долгие часы полета выработается горючее и аварийная посадка на облегченной машине даст ему шансы сохранить самолет и пассажиров. Невозможно описать часы ожидания, часы неопределенности и сомнений… Почему срезало тягу? Как поведет себя самолет при нештатной посадке? Туполев приехал на аэродром за час до приземления. Нервничал. А командир корабля действовал расчетливо и уверенно насколько это возможно в подобной ситуации. «Пассажиров — в хвост! Экипажу страховать людей в момент касания бетона. Бортинженеру быть готовым вытащить меня из кресла, если загоримся». Командир предусмотрительно открыл форточку, приготовился высунуть голову, если на пробеге задымит обшивка и дышать в кабине сделается невозможно.

Основные колеса коснулись бетона, медленно, медленно опускается нос, лишенный передней опоры. Наконец громадина-машина останавливается. Все целы, все живы и невредимы, самолет пострадал незначительно. И вот глаза в глаза встречаются Генеральный и командир корабля…

«Орел! Герой! — торжествует Туполев, — проси чего хочешь! Не скромничай, проси… Расстараюсь».

Набежавшие зеваки замерли — интересно, что попросит этот широкий в плечах, кудлатый, большой пилотяга, поглядывающий на Туполева несколько с высоты роста. «Помогите, Андрей Николаевич, перейти на Ил-62…»

Последовала немая сцена, не уступающая концовке гоголевского «Ревизора». Следом реплика самого: «А ты силен, сукин сын, однако помогу». Позже пилот получил орден и перевод на Ил-62. Помог Туполев.

Окружающих он поражал постоянно. Рассказывают — приехал на провинциальный завод, предприятие не образцово-показательное, но работающее на фирму. Туполева встречали с помпой, у ворот. Только в главный корпус он не пошел, а сторонкой, сторонкой — в тылы направился. Подергал носом, нагнулся к директорскому уху и о чем-то спросил. Тот растерялся, но… Короче говоря, Туполев привел директора к сортиру для рабочих. Остановился и повел беседу о том, о сем, а заведение смердит, но гость и бровью не ведет. Продержал минут пять директора в напряжении, прежде чем сказал: «И тебе не стыдно? Смотри, другой раз приеду, проверю, если снова такую вонь обнаружу, берегись!»

После войны на территории Советского Союза оказалось несколько Б-29 «летающая крепость». Легенда гласит, будто сам Сталин поставил перед Туполевым задачу наладить серийный выпуск «летающих крепостей». Андрей Николаевич предложил было бомбардировщик усовершенствовать, есть, мол, для этого большие возможности. Но вождь распорядился: никакой отсебятины, все должно быть один к одному! Это оказалось не так-то просто. Как перевести конструкцию в метрические меры, уложившись в отечественные нормы прочности? А где взять соответствующие двигатели? Что делать со спецоборудованием? У американцев оно весило во много раз меньше, чем у нас. И тем не менее машину построили, но не совсем один к одному. Туполевский Ту-4 был несколько тяжелее, а сроки представления государственной комиссии приближались, надо было докладывать самому — ваше задание выполнено. И Туполев объявил за каждый килограмм скушенных хвостиков от болтов, за экономию веса на разной мелочишке — премия! «Лишний вес» несли в кепках, в случайной мелкой таре. Расплачивался Генеральный конструктор щедро, как обещал.

Увы, никакая гениальность не спасает человека от старости. Старел и Туполев. Давно миновала пора, когда он самолично испытывал в полете планер, построенный студенческими руками, когда азартно гонял на аэросанях, приводя в смятение окрестных лошадей, когда вопреки всем запрещающим инструкциям отправился в испытательный перелет, прихватив с собой семью, и узнал каково садиться на вынужденную, да еще вне аэродрома.

Он стал прибаливать. Чаще, чем прежде, искал уединения. Но работал, как обычно, а это значит — много. Строился Ту-144 — сверхзвуковой пассажирский, проект вели отец и сын Туполевы. Возникали, так сказать, нормальные затруднения. Среди прочих — никак не вытанцовывалась конфигурация воздухозаборников. Вариантов испытали порядочно и — не то, не то, не то… Андрей Николаевич вглядываясь в очередные чертежи взял толстый красный карандаш и прочертил, как ему казалось, оптимальный контур. С этим воздухозаборником Ту-144 и полетел.

Он сидел дома, кутался. Его познабливало. Позвонил тогдашний министр авиационной промышленности. Они были на короткой ноге. Видно, министру не понравился голос Туполева и Дементьев пошутил: «Может тебе не врача, а бабу для поднятия тонуса прислать?» Андрей Николаевич и секунды не промешкав, ответствовал: «Спасибо, но сегодня что-то аппетита нет…»

В министерстве шло то ли очередное заседание техсовета, то ли коллегия. Туполев запаздывал, решили начать без него. В середине затянувшегося сиденья он, словно опоздавший школьник, робко протиснулся в дверь и присел на первое попавшееся свободное кресло, оказавшись в тылах президиума. Уселся, стараясь никому не мешать, со стороны казалось — задремывает старик. И вдруг — хихикнул и громко выговорил словцо, которое в те времена произносить вслух считалось неприличным. Замечу, палитрой великого русского языка Андрей Николаевич пользовался широчайшей, в том числе и ненормативной ее частью. Заседавшие во главе с министром сделали вид, что ничего не расслышали, но когда он хихикнул снова и вновь повторил коварное словцо, решили сделать под видом перекура маленький перерыв, а на Туполева натравили его ближайшего и старейшего сотрудника и друга Архангельского, поручив ему выяснить, в чем дело.

И вот со слов Архангельского пошла гулять еще одна байка. Обычно Туполев ходил по заводу в синей сатиновой блузе, напоминавшей облачение художников дореволюционной поры. Просторно, не стесняет движений. Из-под блузы выглядывали генеральские штаны с голубыми лампасами, но Андрея Николаевича это не заботило. И на этот раз он в таком виде вышел в цех, где шла сборка очередного «Ту». Был обеденный перерыв. Стояла непривычная тишина. На высоко раскинувшихся плоскостях машины расселись клепальщицы, перекусывали, о чем-то судачили. Туполев остановился поблизости и, задрав голову, разглядывал что-то на нижней поверхности крыльев. Внезапно девчонка, что сидела наверху, свесив ноги и расслабившись, крикнула: «Эй, дед, чего пялишься? На мне брюки… зря глаза портишь!» Туполев отрегировал мгновенно: «А откуда такая красивая взялась?» Оказалось клепальщицы «не его», с соседнего завода, пригласили на прорыв. Туполева они прежде в глаза не видели. Он спросил бойкую девчонку: «А ты хоть знаешь, кто я?»