Литмир - Электронная Библиотека

– Напрасно ты злобишь Максимова, – тяжело вздохнул Криворучко. – Он очень злопамятный. Пока ты под моим крылом, он не сможет тебе напакостить, но ведь скоро ситуация изменится.

– Может быть, вы еще поработаете?

– Нет, возрастной ценз, сам знаешь. Да и достала меня уже руководящая работа. А тебе надо расти, Дима. Человек должен постоянно развиваться. Если ты к тридцати годам достиг того, к чему другие приходят только к концу жизни, это не значит, что теперь ты можешь почивать на лаврах. Стоит только расслабиться, моментально деградируешь. Да и кафедре нужна молодая кровь!

Миллер махнул рукой и поднялся помыть рюмки.

– Иногда, Валериан Павлович, я чувствую себя старше вас, – сказал он. – Да, я, простите за нескромность, хороший хирург и ученый, но это еще не значит, что я буду хорошим руководителем. Тем более в коллективе меня не любят.

– А это и не нужно, – хмыкнул Криворучко. – Тебя уважают и боятся, значит, не посмеют игнорировать твои распоряжения.

– Но будут ли мои распоряжения полезными?

– Начальник, Дима, всегда прав, – гордо заявил Криворучко. – Как-нибудь справишься. Я помогу на первых порах, ведь профессором-консультантом ты меня оставишь?

Миллер пообещал, что возьмет Криворучко на любую должность, которую тот пожелает, и отправился к себе.

– Таня? – обрадовался он, увидев возле своей двери кругленькую фигурку.

– Дмитрий Дмитриевич, я хочу вам сказать…

– Сейчас… – Миллер завозился с ключами. Сердце его, казалось, увеличилось в размерах и колотилось быстро-быстро, словно он только что пробежал кросс. – Выпьете со мной чаю? – Ему с трудом удавалось сохранять свой обычный холодный тон.

– Ой, что вы! Это неудобно…

– Очень удобно. Вы сколько раз угощали нас после операций?

Конфузясь, Таня зашла в кабинет.

– Не будем считаться визитами, – улыбнулась она и села на краешек стула. – Я просто хотела сказать…

– Сначала чай! – невежливо перебил Миллер.

– Дмитрий Дмитриевич, я зашла предупредить, что уеду на несколько дней. До конца недели вам придется работать с другими сестрами. По плану у вас две трепанации и одна операция на плечевом сплетении. Я укомплектовала все три набора, положила ваши любимые инструменты, так что вы предупредите сестру, которая будет с вами работать.

Она поднялась со стула, но Миллер решительно взял ее за локоть и усадил обратно.

– Куда же вы? Чайник вскипел. И, если не секрет, куда вы уезжаете?

Она хихикнула:

– Отправляют на учебу.

– Вас учить – только портить.

Миллер налил Тане чаю в парадную чашку. Эта невесомая, почти прозрачная чашка со строгим греческим рисунком досталась ему от бабушки. Миллер редко пил из нее, боялся разбить. Глядя на чашку, он вспоминал бабушкины руки, ласковые и нежные, с безупречным маникюром и множеством старинных колец. Поэтому и привез вещицу в клинику, где проводил большую долю времени.

– Спасибо за комплимент, но без этих курсов мне не подтвердят категорию.

– У вас уже есть категория? – удивился он.

– Конечно! – Напористое «оканье» казалось Миллеру дивной музыкой. Ему хотелось, чтобы она говорила, говорила без умолку, четко и распевно выговаривая гласные. – Высшая, я ведь уже тринадцать лет работаю.

Он недоверчиво уставился на медсестру.

– Вы что, сразу после детсада попали в училище? Вам же лет двадцать, наверное?

– Двадцать девять.

– Не может быть!

– Это я из-за маленького роста так молодо выгляжу.

– Не только из-за роста. Никогда не встречал у дам ваших лет такого задорного взгляда, – буркнул Миллер. – Но это же очень хорошо, что вы взрослая. Теперь я смогу держаться с вами на равных, а то мне все время хотелось погладить вас по головке и купить вам воздушный шарик.

Таня засмеялась. К чаю она не притронулась: то ли стеснялась, то ли поймала нервные взгляды, которые Миллер бросал на любимую чашку.

– Хорошо, что не в угол поставить. Но вообще-то двадцать лет тоже вполне солидный возраст.

Дмитрий Дмитриевич презрительно приподнял бровь, и тут, как по заказу, дверь кабинета приоткрылась. С несвойственной ему резвостью в помещение вбежал Чесноков, обычно передвигавшийся по клинике со скоростью черепахи.

Халат клинического ординатора был расстегнут, на его шее болтались сразу две хирургические маски, а голову венчал женский одноразовый медицинский берет.

– Вот полюбуйтесь, Таня, на человека в солидном, по вашему мнению, возрасте. Что за вид? Почему у вас берет на голове?

– Смейтесь-смейтесь, – пробасил Чесноков и бесцеремонно плюхнулся на свободный стул. – В супермаркете «Максихауз» теракт! Чаю мне здесь дадут?

Два года назад Чесноков спас Миллера от ножа впавшего в безумие больного и с тех пор стал обращаться с профессором как с любимым, но, увы, слабоумным дядюшкой. Дмитрий Дмитриевич хотел бы покончить с этой фамильярностью, но не мог – всякий раз он вспоминал, как хладнокровно Чесноков скрутил алкоголика, привезенного в клинику с черепно-мозговой травмой. Неизвестно, сколько народу тот успел бы ранить до появления охраны, если бы не мужество ординатора.

– Самообслуживание. – Миллер показал на чайник и заварку. – Какой еще теракт, Стас?

– Черт его знает. Распорядились всех оповестить насчет боевой готовности. У вас мобильный опять не работает, вот я и прибежал. С ног сбился. Когда вы наконец освоите сотовую связь?

– Что, уже везут пациентов?

– Вроде нет пока.

– Ой, а я что сижу? – спохватилась Таня. – Мне надо в оперблок, наверное, девчонки уже дополнительные операционные разворачивают.

И она умчалась.

– Кто главный? – Миллер достал сигареты, угостил Чеснокова и закурил сам.

– Криворучко, само собой. Он побежал в приемное отделение, разгонять плановых больных. Невропатологов обязал остаться на рабочих местах – они будут ассистировать на операциях при массовом потоке больных. Вы с ним будете на сортировке пострадавших, как самые опытные, а мы уж в операционной займемся.

Миллеру очень хотелось сказать, что ставить Чеснокова самостоятельно оперировать – это тоже теракт, но сейчас, в преддверии тяжелой и долгой работы, обижать его было нельзя. Да и на кого еще можно было рассчитывать? Опытные хирурги должны принимать пострадавших и решать – кого сразу в операционную, кто может подождать, а кто требует только консервативной терапии. Это азы медицины катастроф. Значит, они с Криворучко работают в приемном покое, а все остальные доктора у них примерно такие же, как Чесноков. Просто Чесноков не цитирует с умным видом иностранные журналы и не злоупотребляет медицинскими терминами. Если показать миелограмму[5] ему и другому клиническому ординатору, Белову, и спросить, что они на ней видят, Чесноков скажет: «Хрен его знает», а Белов с важным видом произнесет: «Безусловно, какой-то патологический процесс присутствует». Смысл, конечно, один и тот же, но Стас считается туповатым парнем, а Белов – интеллигентным, мыслящим юношей.

– Я надеюсь на вас, Стас. Только прошу: работайте аккуратно, не спешите, сколько бы каталок с больными ни стояло под дверью. Помните, если я не привезу пациента сам и не потребую немедленно освободить для него стол, значит, время у вас есть. И не обращайте внимания, если анестезиолог или медсестра начнут упрекать вас в медлительности и неловкости. Впрочем, разумный совет лучше принять.

Миллер вздохнул и полез в портфель за бутербродами:

– Давайте-ка поедим. Война войной, а обед по расписанию.

Чесноков вонзил крепкие зубы в бутерброд с колбасой.

Неизвестно, сколько времени им придется провести на ногах. Оба положили себе в чай по четыре ложки сахару, и на всякий случай Миллер открыл коробку шоколадных конфет. Конфеты были старыми, наверняка коробка прошла сложный жизненный путь, прежде чем попала к профессору, но зато каждая конфета была завернута в фольгу, и Дмитрий Дмитриевич положил несколько штук в карман – подкрепляться в ходе работы.

вернуться

5

Миелограмма – рентгеновское исследование спинного мозга.

9
{"b":"177803","o":1}