Так они его успокоят.

О, сын благородной семьи, видел ли ты столько Татхагат, сколько есть песчинок в миллионах мириад рек Ганг?

– Видел, Бхагаван! Видел, Сугата! – ответил [Сарвашура].

– О, сын благородной семьи, те Татхагаты прибыли увидеть тебя, – сказал [Бхагаван].

– Какое же доброе дело я совершил, что ко мне пришли такое множество Татхагат?

– Слушай, сын благородной семьи. Обретя человеческое тело, ты услышал «Изложение Дхармы Двойной сутры», благодаря чему породил так много заслуг.

– Бхагаван, если я обрел такое множество заслуг, что уж говорить о тех, кто полностью прослушает [эту сутру].

[Бхагаван] сказал:

– Молчи, молчи! И слушай, о, сын благородной семьи! Расскажу о заслугах четверостишия [этой сутры]. Сын благородной семьи, [от него] проистекает гораздо больше заслуг, нежели, например, от стольких Татхагат, архатов, истинно совершенных Будд, сколько есть песчинок в тринадцати реках Гангах. Кто услышал хотя бы одно четверостишие из этого «Изложения Дхармы Двойной сутры», тот порождает гораздо больше заслуг, нежели тот, кто почтил столько Татхагат, архатов, истинно совершенных Будд, сколько есть песчинок в тринадцати реках Гангах. Что уж говорить о том, кто выслушал всю [эту сутру].

Сын благородной семьи, слушай о том, кто полностью выслушал это «Изложение Дхармы Двойной сутры». Кто дает что-нибудь одному Вошедшему в поток (шрота-апанне), тот порождает гораздо больше заслуг, нежели тот очень богатый человек, который совершает даяние стольким вселенским владыкам- чакравартинам, сколько было бы семян кунжута, если бы кто-то обсеял ими всю вселенную Трисахасра-махасахасрику. Кто подносит подарок одному Однажды возвращающемуся (сакридагамину), тот обретает гораздо больше заслуг, нежели тот, кто одаривает стольких Вошедших в течение, сколько было бы их, если бы стали ими все существа вселенной Трисахасра-махасахасрики. Кто дарит что- нибудь одному Невозвращающемуся (анагамину), тот порождает гораздо больше заслуг, нежели тот, кто совершает даяние стольким Однажды возвращающимся, сколько их было бы, если бы ими стали все существа вселенной Трисахасра- махасахасрики. Кто подносит дар одному Архату, тот порождает гораздо больше заслуг, нежели тот, кто одаривает стольких Невозвращающихся, сколько их было бы, если бы стали ими все существа вселенной Трисахасра-махасахасрики. Дающий что-нибудь одному пратьекабудде обретает гораздо больше заслуг, чем совершающий даяние стольким Архатам, сколько их было бы, если бы стали ими все существа вселенной Трисахасра-махасахасрики. Тот, кто одаривает одного бодхисаттву, порождает гораздо больше заслуг, нежели раздающий подарки стольким пратьекабуддам, сколько их было бы, если бы ими стали все существа вселенной Трисахасра-махасахасрики. Гораздо больше заслуг порождает ощутивший искреннюю веру в одного Будду, нежели совершающий даяние стольким бодхисаттвам, сколько их было бы, если бы ими стали все существа вселенной Трисахасра-махасахасрики. Кто слушает это «Изложение Дхармы Двойной сутры», тот порождает гораздо больше заслуг, чем тот, кто ощутил искреннюю веру в Татхагат, заполнивших всю вселенную Трисахасра- махасахасрики. Что уж говорить, Сарвашура, о записывающем это изложение Дхармы, хранящем его в памяти, читающем или постигающем его, а тем более о совершающем с искренней верой поклоны этому изложению Дхармы.

Как ты думаешь, Сарвашура, все ли простые существа способны слушать эту [сутру]?.. И даже если они слушают ее, вера ведь в них не зарождается... Сарвашура, слушай. Есть ли среди простых существ такой, кто смог бы нырнуть до дна океана?

– Нет, Бхагаван.

– А найдется ли, Сарвашура, такое существо, которое исчерпало бы пригоршней океан.

– Нет, Бхагаван. Не найдется, Сугата.

– Сарвашура, как нет существа, способного осушить океан, так и никакое существо, стремящееся к низменному, не способно слушать это изложение Дхармы. Сарвашура, те, кто не видел мириады Татхагат – столько их, сколько есть песчинок в восьмидесяти реках Гангах, – неспособны записать это «Изложение Дхармы Двойной сутры». Те, кто не видел столько Татхагат, сколько есть песчинок в девяноста реках Гангах, неспособны слушать это изложение Дхармы. Кто не видел бесчисленные миллиарды Татхагат, тот, услышав это изложение Дхармы, оставляет его. А те, кто видел миллиарды Татхагат – столько их, сколько есть песчинок в реке Ганге, – слыша это изложение Дхармы, чувствуют искреннюю веру, радость, познают истину такой, какая она есть. Они верят в это «Изложение Дхармы Двойной сутры» и не оставляют его. Слушай, Сарвашура. Те, кто записывает хоть одно четверостишие из этой «Двойной сутры», обретут – за 950 миллиардами миров – такие же Земли Будд, как Мир Сукхавати. Сарвашура, продолжительность жизни тех существ будет 84000 кальп.

Сарвашура, слушай. Бодхисаттвы-махасаттвы, услышавшие хотя бы одно четверостишие из этого «Изложения Дхармы Двойной сутры», подобны тем, кто, выслушав четверостишие из этого «Изложения Дхармы Двойной сутры», очистятся от пяти злодеяний неотложного возмездия, которые они сами совершили, побудили других совершить или радовались, когда те их совершали.

Слушай, Сарвашура. Укажу и другие достоинства [этой сутры].

Например, некое существо разрушило ступу, произвело раскол Сангхи, вывело бодхисаттву из самадхи, создало препятствие Мудрости Будды и убивало людей. Потом оно раскаялось и стало горевать: «Я погиб в этом теле, погиб и после смерти! Я негодяй!» Так думая, оно испытывает сильную душевную муку, непереносимое страдание. Сарвашура, все существа отвергают это существо. Презирают его.

[Огонь] жжет [душу] этого существа, оно становится ни к чему негодным. Также негодными (испорченными) становятся [его] мирские и немирские качества. Такому человеку предстоит многие кальпы походить на обгоревшее полено. Как красивый дом, колонны и стропила которого обгорели, становится некрасивым, таким быть предстоит и тому человеку. Отвратителен он и в этом мире. Где только он ни ходит, существа ругают, избивают его. Он испытывает голод и жажду и нисколько не находит [пищи и питья]. Поэтому страдает. Голод, жажда и брань [других] ему напоминают [совершенные им] разрушение ступы и пять злодеяний неотложного возмездия. И он думает: «Куда мне идти? Кто может меня спасти?» Страдание и досада приводят его к мысли: «Нет здесь для меня никакого защитника. Поэтому пойду в гору или к ущелью и покончу с жизнью». Он говорит себе: