– Як для чего? Шоб пыль и дым улавливать.

– Как он действует? – спросил председательствующий.

– Так то ж элементарно. Вот вы, на задних рядах, будь ласка, засмолите цигарку.

Нашлось несколько добровольцев. Когда над задними рядами поплыл дым, изобретатель включил тумблер, сделанный из черенка пожарной лопаты. Дым моментально исчез.

– А какой принцип? – не отставали от лысого.

– Так то мой малой лучше расскажет.

«Гармонист» выступил вперед и начал тараторить:

– Диффузионные процессы в газообразной среде, согласно уравнению изменчивых состояний Муаро‑Квирцителли…

Лысый отошел в сторону и встал неподалеку от Лаврушина.

– Простите, можно вас, – прошептал Лаврушин, приподнимаясь с места.

– Що?

– Вы детали на свалке брали?

– А як же. Главный источник для нашего брата. Супермаркет и Эльдорадо, можно сказать.

– Я вас там видел.

– О. А я бачу – лицо знакомое.

– Мне ваш аппарат понравился. Только из‑за того, что у вас стоит маленький чугунок, а не большая алюминиевая кастрюля, меняется синхронизация. И эффект падает. Кстати, такую кастрюлю я вчера нашел. Позвоните мне…

Лаврушин нацарапал на бумажке номер телефона и протянул лысому изобретателю.

– Ну спасибо, ну уважили, – зарокотал тот.

Когда лысый отошел, Степан прошипел:

– Ты чего? Зачем телефон дал? Это же другой мир!

– Ох, забыл.

Тем временем «гармонист» нудно вещал:

– График охватывает третью и четвертую переменную…

Лысый не выдержал и перебил его:

– Николы, ты просто скажи – там такое поле создается, что всю дрянь из воздуха как магнит тянет.

Тут вскочил набивший всем оскомину бородатый скептик. В отличие от людей творящих, которые еще не знают, что могут, он знал, что не может ничего, а потому обожал поучать и разоблачать:

– А, так сказ‑з‑зать научная экспертиза?

– Так цеж разве экспертиза? – лысый вытащил из кармана небрежно сложенный в несколько раз и изрядно потертый листок. – У них там в НИИ сто человек над этой проблемой головы ломают – да так ничего не придумают. А, значит, и мы тоже ничего не можем придумать. Це экспертиза?

– Что меня, так скз‑зать настораживает, – затеребил скептик бороду. – Есть, так скз‑зать магистральные пути развития науки. Все большие открытия совершаются, так скз‑зать, большими коллективами. Игрушки, мелочь, усовершенствования – тут просто раздолье для народного творчества. Но тут – большая проблема…

– Эй, там, на галерке, будь ласка, засмоли.

Поплыл сигаретный дым. Лысый дернул рубильник – дым исчез. Перевел его – дым появился.

– Но я не договорил.. Значит, так скз‑зать, магистральный путь…

Лысый вновь взялся за рубильник – дым исчез.

– Братцы! – вскочил деревенский защитник изобретателей. – Человек творчество проявил! Ум, совесть вложил. Душевнее надо, братцы! А вы – магистраль.

– Но существуют, так скз‑з‑зть…

Лысый дернул за рубильник – дым исчез.

– Так сказ‑зать… – донесся возбужденный голос скептика.

Чем кончилось дело – друзья не слышали. Они очутились во дворце съездов, где сейчас проходил заседание Верховного Совета, где выпервые за долгие годы были представлены различные политические движения. Рядом был пресловутый пятый микрофон – центра политических вихрей и скандалов, к которому рвались как к спасательному кругу все сотрясатели политических основ. Вот и сейчас к нему выстроилась длинная очередь. В него вцепился поп, похожий в длиной рясе, похожий на бомжующего Мефистофеля, и что‑то истошно орал про тридцать седьмой год и ГУЛАГ. Обсуждали, похоже, какую‑то поправку, но какую… Щелк – опять другая картинка.

Дальше пространства начали меняться быстро. Путешественники за несколько минут побывали на свиноферме в Голландии с довольными, обладающими всеми мыслимыми и немыслимыми гражданскими правами свиньями. Затем перенеслись на квартиру писателя Астафьева. С приема в Белом доме а Вашингтоне их вытолкали взашей и на полицейской машине повезли в участок. Лаврушин сказал, что они русские, и полицейский восторженно, сугубо по‑английски заорал: «О, русский шпион». К счастью, репортаж закончился, и друзья очутились в кооперативном кафе, где успели ухватить кой‑чего съестного, прежде чем исчезнуть. Дожевать бутерброды с севрюгой они не успели – перенеслись в Антарктиду, прямо в центр пингвиньего стада, к счастью оказавшегося неагрессивным – и тут стало от холода ни до чего. Едва не обледенели, но подоспел репортаж об испытании новой роторной линии.

– А если покажут открытый космос? – Степан тряс Лаврушина за плечи. – Или мультфильм?

– Даже и не знаю, что сказать.

Дальше пошли такие передачи, будто специально призванные доставить массу удовольствия. Венеция. Рим. Сафари в Африке. Друзьям оставалось только радоваться жизни.

– Какой отдых, – лениво потянулся Лаврушин в шезлонге на берегу Средиземного моря. – Какие возможности для индустрии развлечений.

– Неплохо, – Степан огляделся на нежащихся в лучах солнца людей, на белокаменный прекрасный город на другой стороне залива, поднял с песка ракушку и швырнул ее в море.

Ласкающий взор пейзаж исчез, будто и не было вовсе. Путешественники оказались в темном, пыльном углу. Сердце у Лаврушина куда‑то ухнуло в предчувствии больших неприятностей.

– Пропала Рассея, – услышал он заунывный вой.

* * *

Угол был завален старыми сапогами, корзинами, одеждой. Тут же стоял высокий – рукой до верхушки не дотянешься, шкаф.

Просторная комната имела сводчатые окна. Через мутные оконные стекла иронично кривился узкий лунный серп. Здесь было пыльно. В центре помещения стоял большой стол с горящими свечами, на котором возвышалась здоровенная бутылка с мутной жидкостью, стояли тарелки с солеными огурцами, картошкой и куриными окорочками. За столом сидело четверо.

Человек в строгом сюртуке уронил лицо в свою тарелку с объедками и посапывал громко и омерзительно. Здоровенный мужчина в военной форме с аксельбантами, погонами штабс‑капитана, зажав в руке стакан, зло глядел перед собой, его лицо держиморды, напрочь лишенное интеллекта, было угрюмым. Третий за столом был подпоручик с красивым, но порочным лицом. Он обнимал распутную толстую тетку, и истошным противным голосом завывал:

– Пропала Рассея! Продали ее жиды и большевики! Истоптали лаптями!

От избытка чувств он схватил со стола револьвер и выстрелил два раза в стену. Грохот был оглушительный. Пули рикошетировали с искрами.

– Успокойтесь, подпоручик, – обхватив голову рукой прошептал штабс‑капитан. – не только вам тошно, что Родина в руках хама.

– Хама, – плаксиво и пьяно поддакнул подпоручик.

«Противные люди, – подумал Лаврушин. – Видимо, попали мы в революционный фильм шестидесятых».

– Ох, Николай Николаевич, – хихикнула дама, теснее прижимаясь к порочному молодому офицеру. – Можно хоть сейчас о приятственном.

– Пшла вон, дура! – взвизгнул подпоручик, оттолкнул женщину от себя. Потом всхлипнул: – Землю отобрали. Капитал… Пропала Рассея!

– Не будьте барышней, подпоручик…

Докончить этот нудный пьяный разговор им не пришлось. Под ноги Лаврушину со шкафа тяжело шлепнулся откормленный черный кот.

– Кыш, – рефлекторно крикнул изобретатель.

Держиморда вздрогнул. Пьяный поручик крикнул противно и тонко: